О пользе институтов

Открывающийся сегодня в португальском городе Мафра 20-й саммит Россия – Европейский союз (ЕС) уже заранее побил печальный рекорд по части отсутствия у партнеров каких-либо положительных ожиданий. Прорывным решениям не способствуют внутренние ограничители сторон – институциональная реформа в ЕС и отсутствие полной ясности в вопросе о власти в России.

В области же двусторонних отношений диалог буквально уперся в стену разного видения Россией и Евросоюзом вопроса о взаимности в деле развития инвестиций в энергетическом секторе, остающимся самым важным фактором взаимозависимости России и остальной Европы. Здесь, судя по содержанию выступлений официальных лиц в Москве и Брюсселе, стороны смогли пока заявить только свои исходные позиции. Суть их – в признании энергетики важнейшим элементом обеспечения собственной национальной безопасности, что никак не помогает развитию доверия и поиску общих решений.

Однако уж так повелось, что на официальном уровне Россия и Евросоюз стараются демонстрировать позитивный настрой и, более того, говорить о перспективах действительно интеграционных отношений. Особенно недвусмысленно это было заявлено в статье представителя России при ЕС Владимира Чижова, опубликованной в «НГ-дипкурьере» 22 октября с.г. После многочисленных критических комментариев в адрес ЕС Чижов указал на стремление России к самой масштабной интеграции без вступления в Евросоюз и «объединения всего, кроме институтов». Учитывая то, что в Европе каждое политическое заявление стоит не менее дорого, чем в России, и рассматривается инструментально, стоит, видимо, внести здесь ясность.

Политическая формула «объединения всего, кроме институтов» была провозглашена в 2003 году премьер-министром Италии Романо Проди в его бытность председателем Европейской комиссии – главного исполнительного органа ЕС. Ее появление было вызвано необходимостью сформулировать главный принцип отношений между расширяющимся Евросоюзом и странами, которые хоть и находятся «почти в Европе», но не рассматриваются в качестве стран-кандидатов. Она же легла в основу политики «соседства», учрежденной Евросоюзом в 2003 году и заслужившей уже немало критических оценок по части своей эффективности. Суть доктрины «соседства» – экономическое, политическое и правовое сближение стран-соседей с Европейским союзом, взаимное открытие рынков и восприятие ими юридических норм ЕС. За исключением, однако, участия в общих институтах единой Европы (Еврокомиссия, Совет ЕС, Суд юстиции, Европарламент и рабочие органы), дающего возможность влиять на процесс выработки и содержание этих норм.

Концепция Проди немедленно оказалась под огнем критики внутри самого ЕС. Она была объявлена политически некорректной, унизительной по отношению к партнерам и даже полуколониальной. Связано это с тем, что для каждого заинтересованного наблюдателя внутренней жизни Евросоюза именно институты, то есть механизмы обеспечения интересов стран-членов на всех стадиях жизни общих и обязательных правовых норм, представляют самый важный элемент европейской конструкции. Через участие в институтах ЕС государства могут не просто получать дополнительные выгоды от открытия для себя рынков товаров или труда, а реально усиливать позиции на международной арене, используя в своих, и часто сугубо корыстных, целях наднациональный таран брюссельской бюрократии.

Именно институциональная реформа стала причиной попытки создать европейскую Конституцию в 2002–2005 годах, двухлетних внутренних «боданий» в ЕС по вопросу о новом договоре и главным объектом компромисса на саммите Евросоюза в Лиссабоне (18–19 октября с.г.). Без возможности иметь свой голос в Совете ЕС, делегировать лоббистов в Европарламент и влиять на внешнеторговые переговоры Еврокомиссии выгоды от участия в интеграционном проекте были бы ограничены возможностями общего рынка. С обязательством постоянно приспосабливать свои законы к нормам ЕС. А также выстраивать собственную внешнеэкономическую стратегию на основе интересов стран Евросоюза, в институтах ЕС участвующих.

Став предметом множества нападок, доктрина «объединения всего, кроме институтов» незаметно исчезла сначала из официальных документов ЕС, а затем и из лексикона руководителей и чиновников Евросоюза. Говорить вслух о том, что в обмен на приближение их законодательства и технических стандартов к европейским ЕС не может предложить соседям равноправных отношений, стало не принято.

Тем большим оказалось удивление представителей единой Европы, когда их идеологический товар обрел вторую жизнь на российской почве и, что наиболее занимательно, в качестве наиболее приемлемого варианта развития отношений с точки зрения Москвы. Мало сомнений в том, что теперь, когда Россия выразила готовность работать по «формуле Проди», представители Евросоюза смогут более весомо аргументировать свои предложения на переговорах о подготовке новой политико-правовой базы отношений.

И здесь от российских переговорщиков потребуется проявить поистине высочайшее дипломатическое умение, для того чтобы обеспечить соблюдение интересов национальной экономики, не имея на это никаких формальных прав, которые может дать только создание общих с Европой институтов.