3Юрий Голик Сегодня Государственная Дума рассмотрит во втором чтении законопроект, в очередной раз меняющий Уголовный кодекс. Изменения очень существенные. Достаточно сказать, что изменится редакция более 230 статей из 360, бывших в УК изначально (сейчас их по факту 396). Мне уже приходилось писать о некоторых из этих изменений, поэтому коснусь всего лишь одного момента.
После принятия этого закона – вряд ли кто сомневается, что он будет принят, – у суда появится право изменять категорию преступления на менее тяжкую, но не более чем на одну. Казалось бы, все логично: суд должен максимально учитывать все обстоятельства дела и личность виновного и избирать наказание, максимально отвечающее требованиям закона и интересам общества и государства. У несведущего человека может сложиться впечатление, что суд, избирая меру наказания, одновременно присваивает совершенному преступлению некую категорию. Между тем это совсем не так. Категория преступления никем не присваивается, она определяется автоматически на основании квалификации преступления и меры наказания, указанной в санкции конкретной статьи. Все это просто и ясно прописано в статье 15 УК, которая так и называется «Категории преступлений». Категоризация преступлений носит сугубо технический характер.
Можно ли изменить категорию преступления? Конечно, можно. Для этого достаточно изменить закон. Последние годы это происходило неоднократно. Сделать это может только законодатель, то есть Государственная Дума, на которой лежит обязанность по принятию законов. Законодатель, но никак не суд. Никакой суд не вправе менять закон, он всего лишь его выполняет. Даже Конституционный суд Российской Федерации не меняет закон, а признает его неконституционным и недействующим, а изменяет его на этом основании опять же законодатель. Это разумно и справедливо. Такое положение дел основано на Конституции России, провозгласившей в статье 10 принцип разделения властей: «Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную». Все они действуют самостоятельно, не вмешиваясь в компетенцию друг друга. «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник», – кажется, так писал в свое время дедушка Крылов.
Предлагаемая же новелла позволяет суду самостоятельно изменять закон, правда, не внося никаких изменений в сам закон.
Закономерно возникает вопрос: зачем и для чего?
Дело в том, что совсем недавно – 7 марта 2011 года – из Уголовного кодекса почти повсеместно был изъят нижний предел наказания. В ряде случаев ситуация стала выглядеть более чем нелепой. Например, санкция части 4 статьи 111 (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего, – внешне, для окружающих это выглядит как убийство) предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от двух месяцев до 15 лет. Я более 40 лет занимаюсь изучением уголовного права, но не знаю нигде в мире таких размеров для судейского усмотрения. Последние десятилетия оно имеет явную тенденцию к сужению. А здесь – безграничные, по сути дела, возможности для суда манипулировать наказанием со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая коррупционную составляющую. Чтобы хоть как-то ограничить аппетиты судебных работников, законодатель пытается ввести для них некоторые рамки. При этом ситуация только запутывается и затрудняется с точки зрения правоприменения. Одно нелепое решение (отмена низшего предела санкции в тех случаях, когда делать этого не следовало) влечет за собой другое еще более нелепое решение (изменение категории преступления судом).
Следует напомнить, что в Уголовном кодексе давным-давно есть норма, предоставляющая суду при наличии исключительных обстоятельств дела назначать наказание более мягкое, чем предусмотрено законом (статья 64). В обиходе это называется наказанием ниже низшего предела. До недавнего времени эта норма работала достаточно эффективно и не вызывала нареканий. Но когда на суд посыпались обвинения в коррупции (обоснованность этих обвинений – совсем другой вопрос), многие судьи, дабы их не обвинили «в заинтересованности», стали избегать обращения к этой норме, что совершенно напрасно.
Когда-то давно английский философ Герберт Спенсер писал о «грехе законодателя», подразумевая под этим принятие законов, которые усложняют жизнь, вместо того чтобы ее облегчать. Но еще раньше наш Петр I издал 4 октября 1703 года указ, требовавший, чтобы господа сенаторы говорили «токмо словами, а не по писаному, дабы дурь каждого всем видна была». Прошли столетия, а ничего не изменилось. Вот только «по писаному» дурь иногда вылазит просто очень заметно. Слова ее как раз способны скрыть.
Как этого избежать? Только путем повышения профессионализма депутатского корпуса. Но нам это пока не светит. Если в нынешнем составе Государственной Думы юристы составляют ничтожное меньшинство (это в высшем законодательном органе страны!), то, судя по опубликованным спискам кандидатов в депутаты, в новой Думе их будет еще меньше. Minimum minimore («Меньше меньшего»), как говорили древние. Таким образом, нам следует в ближайшие пять лет ожидать прибавления нелепых законов. Жить будет интереснее, но вряд ли веселее.
