Велимир Разуваев
Глава СПЧ Михаил Федотов получил от Генпрокуратуры отказное письмо. Фото с сайта www.president-sovet.ru
Генпрокуратура раскритиковала разработанные президентским Советом по правам человека (СПЧ) поправки к закону «Об основах общественного контроля». Правозащитники пытались расширить свои полномочия и реабилитировать электронную демократию. Их предложения были признаны неактуальными и даже опасными.
Не понравилось прокурорам отсутствие определения понятия «общественные интересы». Но главная претензия, судя по всему, состоит все-таки в другом. Так, в ведомстве Юрия Чайки обратили внимание на такую позицию правозащитников – те предлагают не считать общественный контроль политдеятельностью. Исключение делается только для партий или организаций, преследующих политические цели.
В Генпрокуратуре указывают, что проявления гражданской позиции оказывают влияние на выработку и реализацию госполитики и потому обязаны считаться политической деятельностью. Этот пункт интересен подсказкой, которую дают правоохранители: если такая общественная работа проводится еще и на деньги из-за рубежа, то проводящая ее организация должна маркироваться как иностранный агент. Следовательно, в СПЧ было разработано нечто вроде плана по уклонению некоммерческих организаций от включения в реестр иноагентов, а ведомство Чайки эти планы как бы разоблачило.
Критических замечаний удостоились и попытки прописать возможность общественного контроля над политическими партиями, консультативными и экспертными органами, а также расширение полномочий общественных наблюдательных комиссий. Наконец, осудили прокуроры и использование системы электронной демократии для общественного контроля. Государственная информационная система еще не разработана, а потому, мол, предложения использовать ее преждевременны.
Последний пункт любопытен тем, что он, казалось бы, дает надежду на развитие электронной демократии, однако на самом деле фактически ставит на ней крест. О какой разработке и регламентации идет речь – непонятно. Многие механизмы прямой демократии существуют давно: популярность они начали приобретать под конец президентства Дмитрия Медведева, а массовость – в первые годы третьего срока Владимира Путина. Открытые данные и открытое правительство, народная экспертиза законопроектов, электронный бюджет, полный доступ к думской базе, сайт Российской общественной инициативы (РОИ), многочисленные региональные проекты – все это уже есть, так что не совсем ясно, о разработке чего говорят в Генпрокуратуре.
Сейчас все выглядит так, что ничего разрабатывать или дорабатывать и не планируется. По сути, электронная демократия получилась для власти интересной, но опасной игрушкой. Она хороша в мелочах, когда нужно подлатать какой-либо участок дороги, почистить двор или снизить громкость рекламы на ТВ. Или как средство для демонстрации собственной открытости – электронные институты помогли охладить пыл недовольного «креативного класса» в 2011–2012 годах. Но когда речь заходит о делах серьезных, которыми граждане, поверившие в возможность изменить что-то самостоятельно, тоже интересуются, то любые предложения блокируются.
Например, такая судьба постигла петицию за отмену «пакета Яровой», набравшую необходимые 100 тыс. подписей. Она была передана в экспертную группу, по закону рассмотреть ее должны были еще в октябре. Но в итоге власти только в январе предсказуемо (и с расплывчатыми аргументами) отклонили петицию.
Другими словами, сейчас можно говорить не столько о стагнации электронной демократии, сколько о ее постепенном сжатии. Петиция против «пакета Яровой» была чуть ли не единственным всплеском активности РОИ за последние годы, а теперь, надо полагать, на федеральных мощностях ресурса можно ставить крест. Впрочем, возможно, что деградация институтов прямой демократии будет компенсирована в негосударственной сфере – самими гражданами, которым нужно будет заполнить чем-то образовавшийся вакуум.
Что же касается правозащитников из СПЧ, то, в общем-то, можно сказать, что они как раз и попробовали решить проблему. На данный момент – неуспешно.
