Е.Бунтман ― Добрый вечер. Меня зовут Евгений Бунтман. И сегодня со своим особым мнением главный редактор «Независимой газеты» Константин Ремчуков. Константин Вадимович, добрый вечер.
К.Ремчуков ― Добрый.
Е.Бунтман ― Давайте с Венесуэлы начнем. Во-первых, чем все это кончится, как вы думаете? Большой кровью, малой кровью.
К.Ремчуков ― Хочу сказать честно, не знаю, чем кончится, потому что ситуация быстро меняется. Она и воспалилась сейчас ситуационно, потому что у Трампа случились серьезные проблемы с его шатдауном, с закрытием правительства. И совершенно очевидно, что он проиграл. У него рейтинг упал. И видных аргументов не было. Он сейчас временно его подключил. Но вдруг мощно в качестве логического залпа начали выступать люди, поддерживающие Трампа, и принялись говорить о том, что в Венесуэле Мадуро такой плохой, что 8 млн беженцев образуется. Из них минимум половина, 4 млн, хлынут в Штаты. И эти 4 млн, конечно, когда стены нет, пройдут как нож сквозь масло. И американцы будут страдать. Это использовалось так.
Но тут появился Помпео, как мы видели, в Совбезе, который начал тоже что-то говорить. Казалось, что вот-вот что-то начнется. Но потом изменилась буквально за одни сутки риторика. И американцы вроде как сменили линию на немедленное, быстрое революционное изменение. Может быть, им стало известно, что военные пока не поддерживают оппонента Мадуро. Может, еще в силу каких-то. Европейцы дали знаменитый 8-дневный ультиматум, чтобы нужно объявить о проведении выборов. Плюс Россия повела себя. Если в Сирии России были не нужны какие-либо международные силы. У нас были самолеты, мы объявили бесполетную зону, у нас там войска. И мы сказали, что в Сирии сами разберемся.
Е.Бунтман ― А сюда почему лезть нельзя?
К.Ремчуков ― Ты не можешь, там небо перекрыто, там не можешь бомбить всех подряд. Ты не можешь войска подтянуть. Это совершенно другое. И вдруг мы слышим уже в течение двух жней американцы говорят, что российские дипломаты предлагают, в том числе американцам и Западу начать обсуждение проблемы Венесуэлы: каким образом вытащить страну из этого кризиса. Совершенно другая линия.
Е.Бунтман ― Запоздало, нет?
К.Ремчуков ― У нас что действует на опережение, напомните мне. Это нормальная реакция. Ре-акция. Она поэтому так и называется: реактивность. Что-то происходит – реагируют. Еще раз хочу подчеркнуть, что принципиальное отличие от сирийской ситуации, что мы туда не полезем. Как слон в посудной лавке. Достаточно вот этого заявления Путина, что он поддерживает Мадуро. Плюс страны, которые публично объявили. Они тоже достаточно серьезны, если посмотреть: Россия, Китай, Турция, Иран. Ну, там есть еще Никарагуа, Северная Корея. Но вот эти 4 страны: Иран, Турция и Китая, Россия – серьезная вещь.
Е.Бунтман ― Видимо, достаточно закономерно.
К.Ремчуков ― Там же региональную безопасность надо учитывать. Нужно учитывать возможность или невозможность применения механизмов международного регулирования. При том что Венесуэла при всем том хаосу, утопическом безумии с гигантской инфляцией и со всем. Конечно же, мы видим, что там люди сильно страдают. Тем не менее можно с достаточно высокой уверенностью сказать, что угроза для мира от Венесуэлы не исходит. А только тогда, когда исходит угроза для мира, как было с ИГИЛ, запрещенной в России организацией, это дает основания иностранным государствам, по крайней мере если они договорятся об этом, вмешиваться во внутренние дела этой страны. Так вот Венесуэла не несет собой угрозу непосредственную, прямую. Здесь достаточно сложно.
Вот сегодня Мадуро обратился к лидерам, чтобы они отозвали свой ультиматум, что в 8 дней нужно объявить выборы. И все молчат, никто никак не стал резко заявлять. Поэтому я так понимаю, что все зависит от того, насколько оппозиции удастся в Венесуэле перетащить мало-мальски значимое военное лицо.
Е.Бунтман ― Вопрос одного-двух дней, насколько я понимаю. Военным предложили хорошие условия.
К.Ремчуков ― Если военные перейдут на сторону, тогда ситуация будет развиваться быстрее.
Е.Бунтман ― Ситуация достаточно типичная для латиноамериканской страны. Там привыкли, такое клише, что каждые 2 года переворот. Давно уже не так, конечно. Но вот какой вопрос непонятный: почему Россия продолжала ставить на Мадуро, хотя несколько лет назад уже было понятно, что ничем хорошим там не кончится. Чавес был достаточно эксцентричный человек. А тут совсем как-то стало попахивать безумием.
К.Ремчуков ― Вы знаете, мне кажется, что сейчас в руководстве страны очень много людей из военно-политического блока, которые являются аутентичными, настоящими интернационалистами советского типа, леваки.
Е.Бунтман ― Ортегу поддержать
К.Ремчуков ― Ортегу поддержать. В Испании в революцию пойти. Какой-то мировой коммунизм, социализм. Какая-то мировая справедливость. Но самое главное: в основе этого интернационализма всегда лежит антиамериканизм махровый. И вот эти люди с легким сердцем поддерживают все, что где-нибудь за пределами страны с большими расходами. Безусловно, с выгодой себе. Такие леваки, которые считают, что у нас есть интернациональный долг. Причем будь то наши люди будут гибнуть, будь то наши денежки будут гибнуть. Потому что если верить экспертам, которые называют цифру совокупного долга Венесуэлы, государственного и частного, России 17 млрд долларов, это огромная сумма. Мы помним, как Януковичу 3 млрд дали, тогда тоже многим казалось, что политически не жилец Янукович. Разве мы получим эти 3 млрд? Конечно, нет. А совокупные компании наши, банки потерли в Украине тоже порядка 15-17 млрд.
Смотрите: 15-17 здесь, 15-17 там. В Сирии пока не считали. В Ливии огромное количество, мы списываем все время. МВФ когда начинает реструктуризировать, говорят: ну, мы спишем долги. Потом у нас долги накопились, говорят: вы как член МВФ тоже должны списать. И мы списываем десятки млрд, это советские деньги. Сейчас если посмотреть на природу той задолженности перед СССР, потом перед нашим народом – просто безумие какое-то. Как можно было десятки млрд долларов давать тем режимам, которых уже нет, в Африке, Азии, Латинской Америке, а внутри России не найти места, куда потратить эти деньги.
И вот мне кажется, что стремительным образом политическое развитие в России может привести к тому, что в повестке дня страны встанет вопрос о приоритетах расходов денег в нашей стране. Либо реальные доходы, которые, как стало известно 3 дня назад, пятый год подряд падают в нашей стране. Либо интернациональный долг перед Мадуро и прочими.Е.Бунтман ― Это не очень сочетается.
К.Ремчуков ― Да, но в тот момент, когда встанет этот вопрос, либо это заставит власть, либо сама логика жизни заставит поменять эти…
Е.Бунтман ― Мне кажется, что прагматизма стало значительно больше в последние годы.
К.Ремчуков ― Вы по цифрам судите, 17 млрд, вам кажется, отражение прагматического подхода? Война в Сирии вам кажется отражением прагматического подхода?
Е.Бунтман ― Нет, там понятно, владение Ближним Востоком, борьба с мировым терроризмом, там я хотя бы понимаю. Венесуэлу не понимаю.
К.Ремчуков ― Уважаемый Женя, пятый год снижаются реальные доходы населения. Вам не жалко людей?
Е.Бунтман ― Мне жалко. К.Ремчуков
― Какое же это отражение прагматизма. Вот все эти деньги потратьте внутри страны – и вам не надо будет повышать НДС или пенсионный возраст. Вы же это делаете, чтобы у вас были расходы на выполнение майских указов президента. Ну вот они вам эти деньги и были бы на исполнение майских указов президента. А это уж мы не контролируем, как тратятся эти деньги, которые уходят из страны. Каким-то образом потрачены, разворованы, съедены, похищены. Не знаю, я вас не понимаю, леваков.
Е.Бунтман ― Давайте теперь про Дерипаску, который потерял контроль над своими активами, но с его компаний сняли санкции. И кто здесь выиграл, кто проиграл, объясните, пожалуйста. Персональные остались, я напомню, санкции.
К.Ремчуков ― Безусловно, это говорит о том, до какой степени Олег сильный борец. Снять со своего бизнеса санкции при такой агрессии и при таком уровне обвинений, которые там были, — это очень круто, на мой взгляд. И то, что все контракты, которые эти компании заключили, сейчас будут исполняться в полном объеме. Рабочая сила останется, доходы останутся, будут развиваться. Мне кажется, это очень здорово. Поскольку непонятна природа, главная причина, почему эти санкции введены, то, конечно, я лично недоумеваю. Я читал все эти документы. Дерипаске вменяют то, что он в хороших отношениях с властью. А власть Путина плохая. А если власть Путина плохая, то Дерипаска должен ее не поддерживать. До какой степени реалистическим является требование к бизнесмену, у которого десятки, может быть даже в совокупности его бизнесов сотни тысяч работников требуют от него революционных выступлений против власти, не до конца понятно. Ни одного внятного обвинения. Вот ни одного, которое говорило бы, что он где-то виноват конкретно, что-то он сделал там. Ему говорят: он знал Пола Манафорта. Да, он знал.
Е.Бунтман ― Но санкции не за Манафорта, а за то, что он опора режима российского.К.Ремчуков ― Но, когда опора режима, компания фактически интересы Путина, у меня вопрос логический. Так как это не частная компания Дерипаски, а опора режима, то как же может режим согласиться, что совет директоров будет из США или Великобритании. Так это лишний раз говорит о том, что все на самом деле прекрасно знают, что это частная компания Дерипаски.
У Дерипаски компании «Русский алюминий» и En+ оказались очень крутыми, с точки зрения организации. Олег – выдающийся менеджер, который с 20 лет сидит в Японии и изучает все способы японского менеджмента, поэтому у него великолепно организовано производство, минимальные издержки. Но самое интересное, что он выстроил такие цепочки поставок и сбыта глинозема, бокситов, алюминия, что компания по эффективности – номер 1 в мире. И с Олегом никто не мог бороться на конкурентном поле. Он просто круче. А из-за того что En+ объединяет энергетику, прежде всего гидроэнергетику, то у него еще электричество является зеленым. То есть в этом смысле это малозагрязняющая, в отличие от Китая, в котором уголь лежит в основе выработки, генерации этого электричества, получается, что сейчас, когда мир движется в сторону зеленых технологий и сертификации зеленых продуктов, выясняется, что если крутые автомобили, мерседес, фольксваген, хотят свой конченый продукт, автомобиль, показать потребителю и сказать: слушайте, друзья, у нас все компоненты зеленые, то, конечно, они покупают алюминий Дерипаски. Они не будут китайский алюминий брать, потому что он не зеленый и потребитель будет протестовать. Поэтому у Олега все премиальные сегменты потребления: в авиации, в автомобилестроении, и везде – это все его.
Поэтому, конечно, тут вошли так, как не входят, если бы этот актив принадлежал Путину или государству, я вас уверяю, там бы были другие решения. Это действительно частные компании. Я не знаю, но очень надеюсь, что Олег со свойственным ему упорством и способностью начнет бороться, чтобы его вывели из санкций, потому что никаких оснований держать его там нет.
Е.Бунтман ― Ну вот он пошел навстречу, можно и персональные санкции снимать.
К.Ремчуков― Я думаю, там могут быть и другие. Главное – разбираться. Раз не выдвигаются никаких обвинений, кроме того что ты знал Манафорта, Манафорт украл у Олега 18 млн долларов и Олег. И Олег последние 10 лет ищет, чтобы засудить. Но сам факт знакомства или сотрудничества вменяется в вину. Поэтому никакого российского вмешательства никто не инкриминирует. Даже Манафорту, у него уклонение от уплаты налогов. В основном эта статья. И неуважение к суду. Так что посмотрим, как дальше будет. Я видел письмо, писали сотрудники «Газа», может быть послу. И получили в ответ от заместителя посла: уважаемы рабочие ничем помочь вам не можем. Давайте, разбирайтесь с Путиным, думайте, что вы будете делать с ним. Вот совет рабочим. Это, конечно, за рамками добросовестности, мне кажется.Е.Бунтман ― Еще про санкции. Возможен ли выход России из СЕ? Об этом говорят достаточно давно.
К.Ремчуков ― У думаю, да.
Е.Бунтман ― И что будет?
К.Ремчуков ― Мне кажется, тенденция последних 2-3 лет постепенно дезавуирует ценности международных институций европейских, которые ассоциируются с периодом Ельцина, когда Россия, становясь участницей различных международных организаций, под воздействием стандартов этих международных организаций, должна была корректировать свое внутренне законодательство. Это такая форма принудительной трансформации общества, независимо от того, что думают элиты. Не верхушка элиты, а в целом элита. Элита в целом всегда более консервативна. А когда хотят трансформировать, феномен относительно быстрой трансформации экономики восточноевропейских стран или скандинавских, прибалтийских, состоит в том, что они просто сказали: мы готовы полностью адаптироваться под то законодательство и тот правовой каркас, который существует в ЕС. И началась трансформация этих обществ. Жесткой порой.
В этом сила и притягательность этой модели. Да, какое-то текущее поколение будет принесено в жертву, скорее всего, но зато потом страна оказывается частью европейского пространства по всем параметрам. Я так подозреваю, что в первые годы после СССР, ельцинская команда мыслила примерно такими же категориями, что присоединимся к МВФ – он начнет в обмен на деньги требовать от нас соблюдения методов финансирования дефицита бюджета, под которым понимается запрет на печатание денег. Выпускаются ценные бумаги для погашения. Вступим в МБРР, он в качестве условия для выделения кредита будет требовать проведение реформы, скажем, угольной отрасли или Газпрома, как они требовали. Вступим в СЕ – мы начнем подчиняться в правовом плане тем стандартам прав человека и каких-то приоритетов конституции, которые присущи современной западноевропейской цивилизации. Вот это был такой механизм. Сейчас, судя по тому что больше такого желания интегрироваться в ценностное европейское пространство в стране нет, то любой такой клинч, в который вступает наша власть, с западными европейскими сообществами, будет использоваться для того, чтобы выходить и покидать эти институты. Я думаю, что это весьма вероятно.
Мы читаем мнение уважаемых юристов о том, что решения СПЧ, которые присылают в Москву, не стоит все выполнять, поскольку они несправедливы.
Е.Бунтман ― Но при этом они все равно выполняются.
К.Ремчуков ― Пока. Но по мере того как нарастают суммы компенсаций, а бюджетные ограничения становятся жестче, возникает желание, а не послать ли всех куда подальше. Я не удивлюсь.
Е.Бунтман ― Потеряет Россия как государство? Не люди, которые не смогут больше обращаться в ЕСПЧ, а Россия как государство потеряет от этого?
К.Ремчуков ― В отсутствии четкой стратегии и институциональной трансформации страны, это будет большая потеря по одной простой причине: тогда не будет развития. Еще раз говорю: мое определение развития. Под развитием я понимаю институциональные изменения плюс экономический рост.
Если мы говорим о том, как будет интегрироваться в существующие современные стандарты, международно-правовые, международно-экономические, то мы начинаем кундекать нашу российскую кашу, которая воспроизводят институты до современной эпохи: блат, вертикаль всевозможная, личное участие. И которая урезает горизонт планирования предсказуемости ровно до сроков пребывания у власти какого-то лица.
Е.Бунтман ― Россия все это время была в СЕ. И что? Как-то цивилизовалась? Не было блата, коррупции.
К.Ремчуков
― Каждое решение, которое принимается в Европе европейским судом, показывает несовершенства. Это такое зеркало, в котором говорят: вот мы приняли у себя в нашей судебной системе такое решение. Смотрите, что думают европейские коллеги, с точки зрения нарушения таких-то…
Е.Бунтман ― А разве судам не плевать на этом? Басманный суд.
К.Ремчуков ― Мы говорим про общество, а вы про суды. А если не будете вы подавать. ЕСПЧ будет запрещено. Как вы узнаете, что решение, которое было принято в нашем суде, не соответствует международным стандартам.
Е.Бунтман― Не будет доверия вообще никаким судам.К.Ремчуков ― Что вы соскакиваете? Я вам говорю: как минимум это надо для того, чтобы люди знали, что то несправедливое решение, которое они получили в России, получило такую оценку за рубежом. Если вы выходите и у вас не будет такой оценки, вы будете просто бубнить на эту тему. Это плохо, потому что много профессионалов, новое поколение людей, в том числе и в мантиях подрастает, которым очень важны какие-то ориентиры профессиональные, этические.
Е.Бунтман ― Вот у людей в мантиях будут другие ориентиры, они будут ориентироваться на показания сотрудников полиции во время задержания на митингах, как они ориентируются сейчас. Все под копирку сделаны. Даже МВД признает, что они все под копирку. Им какая разница? Им наоборот только лучше, судам российским. Верховному суду, другим судам. Нет?
К.Ремчуков ― Жень, вы хотите, чтобы я по кругу гонял одно и то же? Я вам говорю – вы не слушаете.
Е.Бунтман ― Вы про людей говорите, а я про власть.
К.Ремчуков ― Я про власть не говорю. Вы говорите про власть – и говорите. У меня в данном вопросе это не является ценностью. Вы же сами подтверждаете, что этим судам наплевать на решения. Я вам говорю, что тогда важно просто для народа, для общества. Потому что эрозия власти, эрозия системы наступает тогда, когда люди считают эту власть несправедливой. И когда есть доказательства, в том числе через судебные решения. А вы говорите, какая разница. Значит, вы не слышите, о чем я вам говорю. Я говорю про зеркало, в котором отражается наша судебная система ,а вы мне говорите про саму судебную систему, которая сейчас: и несправедливая, и полицейские, которые пишут под копирку, и т.д. Но когда нет правовой оценки этой несправедливости – это одна ситуация. Когда есть правовая оценка – это другая ситуация. Вот мы хотим из одной ситуации перейти в другую ситуацию.
Е.Бунтман ― Про прекрасное давайте поговорим: про картину Куинджи и ее похищение. Для вас кто-то виноват в этой истории?
К.Ремчуков ― Музей, конечно, виноват. Безобразно организована охрана этих полотен. Как это – не было сигнализации. Как смотрят охранники в камеру? Сейчас же нам показывают все эти кадры. Подходит чувак к стене, снимает картину, в другом зале появляется. Тот, кто там сидит, должен это видеть. Так всегда: когда что-то случается, мы выясняем, что это разгильдяйство. Почему горят торговые центры? Оказывается, у них не было разрешения от МЧС открываться как какой-то торговой точке. И они 4 или 5 лет работают, как в Кемерово. Почти год назад был кошмар. Ну и везде. Корабли тонут, потому что не получили технического разрешения, чтобы выходить.
У меня жена и дочь довольно часто ходят туда. Они отмечают, что при цене в 500 рублей в Третьяковке очень грубый персонал, вот эти люди, которые в залах находятся, очень грубо с людьми разговаривают. Ты не можешь у них спросить ничего, начиная с того, можно ли это фотографировать: идите, вы что не видите, что, слепая. И охранник, если чуть замешкался: что вы тут встали, проходите.
Е.Бунтман ― Об этом каждый знает, кто в музеях хоть раз был.
К.Ремчуков ― Просто свинство. За 500 рублей ты приходишь и сталкиваешься с таким хамством. Поэтому, конечно, госпожа Трегулова космический человек, летает везде. Надо пройтись по залам, в виде простого посетителя, наклеив бороду, надев брючки, шапочку. Пройтись и постоять около картины, посмотреть. Поэтому люди, которые туда ходят часто, если мимо них проходит какой-то человек с картиной, даже не решатся его одернуть, потому что он получит картиной по башке, потому что ты что такие вопросы задаешь, ты кто такой.
Е.Бунтман ― Несет – значит надо.
К.Ремчуков ― Это такой парадокс между местом культуры. Всем кажется, что пришел человек в музей или работает там в музее, он уже представитель культурного класса. В реальности, я сейчас про Третьяковку говорю, огорчительно.
Е.Бунтман ― Что делать с этим?
К.Ремчуков ― Сейчас быстро найдут, что делать. Я сегодня слышал радостное сообщение: теперь каждого, кто будет выходить из Третьяковки, будут обыскивать.
Е.Бунтман ― Это может быть…
К.Ремчуков ― Представляете, пошел в музей – тебя обыскали на выходе. Вот это то, что мы можем делать. Конечно, обыскать приятно: пошарить, пощупать, женщин за интересные места. Особенно интересно женщин щупать. Народ виноват как всегда. Эти жулики, которые приходят в музей.
Е.Бунтман― Ограждения трогают, ходят, разговаривают.К.Ремчуков ― Мы же смотрим фильмы, когда кто-то что-то ворует. Камеры для чего существуют? Для того, чтобы тот, кто сидит, у них же смена напряженная. Он же видит, кто-то украл в супермаркете банку консервов, они его ловят на входе. А кто-то подошел, картину снял. Уже должна какая-то лампочка загореться. Слушайте, это наш сотрудник, он выходит, слушай, я такого не знаю. Должны перехватывать. Иначе получается, мы-то думаем, что защищены ос всех сторон, а выясняется, что не очень защищены. Можно прийти, взять, уйти. Я думаю, что сейчас, поскольку скандал большой, напридумывают.
Е.Бунтман ― Головы полетят?
К.Ремчуков ― Я не думаю, что госпожу Трегулову выгонят с работы. А за охрану отвечает, как я понимаю, Росгвардия.
Е.Бунтман ― Именно. Другие не могут там отвечать.
К.Ремчуков ― Тоже сложно предположить, что голову полетят у Росгвардии. Значит, как всегда будут наказаны, если будут наказаны, кто-нибудь из мелких чинов.
Е.Бунтман ― Смотрительница.
К.Ремчуков ― Смотрительницу надо наказать.
Е.Бунтман ― Причем именно того зала, да. Еще потом, наверное, выделят 100 млрд чего-нибудь и оборудуют все камерами.
К.Ремчуков ― Еще раз говорю: мы камеры видим. Это не вопрос отсутствия камер. Это вопрос отсутствия реакции на то, что ты видишь камеры. Картинка на камере не является побудительным основанием для какого-то действия. Может, они в карты играли в этот момент, беседовали друг с другом. Может, смотрели айфоны, пересылали смешные видео.
Е.Бунтман ― Я все-таки еще раз спрошу. Вы меня опять будете ругать за глупые вопросы.
К.Ремчуков ― Нене, я никогда не называю их глупыми. Вы повторяете одно и то же.
Е.Бунтман ― Давайте не про меня будем.
К.Ремчуков ― Нет, давайте про вас тоже. Мы же беседуем. Если беседуем, это обоюдные обязанности. Если я что-то говорю, я, как правило, словам уделяю внимание. Почему вы их не слушаете? Почему вам опять хочется тот же вопрос задать? Мне вот это не нравится. Я-то думал, что мы с вами собеседуем. Вы услышали меня – движемся дальше. А вы возвращаетесь к вопросу.
Е.Бунтман ― Хорошо. Про Третьяковскую галерею и вообще про музеи. Что бы вы сделали? Как бы вы исправили ситуацию?
К.Ремчуков ― Не люблю отвечать на эти вопросы. Назначьте меня директором Третьяковки – узнаете. А так, сидеть в студии и за кого-то говорить, мне кажется не совсем этичным.
Е.Бунтман ― Хорошо, тогда про это не будем, а будем ждать, что будет дальше. Хорошо, что картина нашлась.
К.Ремчуков ― Назначьте Венедиктова директором Третьяковки.
Е.Бунтман ― Я назначу?
К.Ремчуков ― Выйдете сейчас с плакатом. Вы же довольны, как работает Эхо Москвы? Претензий нет?
Е.Бунтман ― Картины во всяком случае и фотографии никто не выносит.
К.Ремчуков ― Ну тоже заскакивают к вам с ножом на Эхо Москвы, как я понимаю. Это общее разгильдяйство в стране. Не считайте, что вы лучше других. Или кто-то лучше других. У нас страна такая, потому что нет институтов, нет процедур, нет механизмов контроля за тем, что является целевым показателем деятельности той или иной структуры. Это пронизывает сверху донизу. Это и есть признак отсталости страны. Потому что это не только технологии, наличие камеры, но и чего ты с этой камерой должен делать, как нужно ее использовать, как нужно обучать этих людей, для чего ты это делаешь. Все это относится к категории управления. Это менеджмент.
Вот организационно-управленческие навыки в нашей стране на всех уровнях предельно низкие. Они уже заметно отстают от уровня технологического обустройства страны. Технологии – это поехал, купил компьютер, поехал и купил камеру. Это проще с железками. А вот организационно-управленческие решения, которые повышают эффективность всего, которые позволяют решать задачи, которые ведут к удовлетворению поставленных целей, — вот здесь провал. Это как на макроуровне управления страной мы видим. У нас весь год показывали, как плохо планируются серьезные вещи. Пенсионная реформа, налоговые вещи. Это просто вызывает раздражение. Неслучайно этот рейтинг власти пресловутый падает. Но он падает именно потому, что сейчас особенно стало заметно, что масштаб проблем страны таков, что старые методы управления, когда я тебя, чиновник, зову в кабинет и говорю: ты как работаешь – хорошо работаю, мы на 3,6 % увеличили производство – молодец.
Сегодня целый день по новостям показывали, как Путин принимает министра сельского хозяйства Патрушева и того, что за качество продуктов. Я так понимаю, они должны решать серьезные проблемы – правила происхождения товара. Потому что от этого зависит, какой товара к нам пришел: из Китая под видом белорусского или из Белоруссии под видом китайского. И опять в качестве козырной карты картинку показывают: экспорт сельского хозяйства увеличился за несколько лет с 16 до 25 млрд долларов. И это хорошо. Но мы знаем, что сельское хозяйство не растет. Не растет. Значит у вас получается темп роста экспорта, под который колоссальная помощь, 39 млрд, выделяется. Но это чей-то частный бизнес. У нас нет государственных структур, которые экспортируют что-то. Под видом традиционного мышления нашего народа, что поддерживать сельское хозяйство – очень патриотично, поддерживать конкретных бизнесменов, которым выделяется 39 млрд на экспорт, мы видим, какой разрыв. Вот так с 16 до 25, больше 60% рост. А что, у нас сельское хозяйство выросло? У нас что, этот экспорт стал драйвером роста сельского хозяйства? Удешевления продуктов, чтобы люди могли потреблять? Нет. Это вот такое управление. Потому что там цели не обозначены. И механизмы достижения их непонятны.Е.Бунтман ― Вы так это понятно объясняете, что даже я понимаю. Неужели там этого не понимают? Они что там друг друга все обманывают?
К.Ремчуков ― Женя, вы очень способный просто. Вы натренировались здесь, в этой студии.
Е.Бунтман ― А, вы меня натренировали?
К.Ремчуков ― Нет, не только я.
Е.Бунтман ― Хорошо. Давайте последнее: про чиновников, которые опять потеряли берега, так скажем. Например, тут увольняют чиновницу, которая заставила учителей разгребать снег в мусорные мешки. Вот это какой-то сериал уже. Мы с вами который раз наблюдаем частные случаи, когда не то говорят. Вот тут Марина Юденич говорила: вы что в бюджет вложили, чтобы из него брать.
К.Ремчуков ― Хамовато. Весьма хамовато.
Е.Бунтман ― Весьма хамовато. Ну правда, говорят то, что думают, наверное.
К.Ремчуков ― А они думают, откуда деньги в бюджет прибывают?
Е.Бунтман ― Как откуда?
К.Ремчуков ― У них представление, что в бюджет Путин вкладывает деньги?
Е.Бунтман ― Как вечный хлеб, знаете…
К.Ремчуков ― Видимо, это отражение этого представления, что простые люди не имеют никакого отношения к формированию бюджета. Каким-то образом это волею власти бюджет делается. Но бюджет же формируется трудом людей и богатствами, которые люди в бюджет. Но это частности. Мое суждение по этому вопросу: из-за того, что всевозможные разоблачения, в том числе и Навального, высших чинов нашей страны не получают никакого развития, и это бездействие вступает в резкое противоречие с ожиданиями общества, у меня создается впечатление, что было принято решение придираться к каждому чиновнику, который кажет неудачно, глупость какую-нибудь сморозит. И такой праведный гнев все демонстрируют, что этих чиновников все готовы разорвать, так, чтобы у людей создалось впечатление: смотрите, мы какие чувствительные. Там кто-то пикнет, и местная газета ,и вся страна, все федеральные каналы обсуждают. Здесь 40 млн тебя смотрят на YouTube— ноль реакции. Поэтому мне кажется, это такая переадресация. Как телефонный звонок. Переадресация на маленьких людей, но называть их чиновниками.
Е.Бунтман ― Книгу вы принесли.
К.Ремчуков ― Это 19 года издания книга, хотя старая, четверть века. Называется «Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма», Фредерик Джеймисон автор. Мне кажется, людям, которые часто слышат про постмодернизм и хотят разобраться именно в условиях.. У нас он ранний капитализм, но выглядит как поздний. Будет просто очень интересно и развиваще с понятийно и эвристической точки зрения.
Е.Бунтман ― Спасибо большое! Главный редактор «Независимой газеты» Константин Ремчуков со своим особым мнением.
комментарии(1)
0
Анатолий 14:29 29.01.2019
В России уже много "леваков", разбазаривающих народные денежки в ущерб своих граждан.