М.Максимова― Это программа «Особое мнение». В студии — Марина Максимова. Приветствую наших слушателей и зрителей. Напоминаю, что нас можно смотреть на канале «Эхо Москвы» в YouTube. Подключайтесь, там есть чат. Можно общаться, задавать вопросы. А свое особое мнение сегодня высказывает Константин Ремчуков, главный редактор и генеральный директор «Независимой газеты». И что-то у нас со связью не получилось. Связь восстановилась.
Битва за 9 Мая. Сегодня проходила авиа-репетиция. И появились сообщения, что около 600 самолетов, вертолетов будет задействовано в пролетах авиации по России 9 мая. Зачем? Перенесли же.
К.Ремчуков― Трудно сойти, видимо, с какой-то идеологической установки, что 75-летие Победы — это был главный идеологический стержень, по крайней мере, первой половины этого года, потому что так были настроены все с начала года. И было много доказательств этому.
Потом все-таки здравый смысл возобладал, чтобы не проводить ни парад, ни демонстрацию, ни «Бессмертный полк». Но какие-то признаки нужны. Может быть, на фоне такого демарша белорусского нашего брата Лукашенко, который сказал, что «несмотря на вирус, мы парад будем проводить, потому что наши отцы и деды, которые нас защищали, скорей всего, страдали и от вируса и от других болезней, но это не мешало им нас защищать». «Что же это мы за такие дети и внуки — ну, это я своими словами интерпретирую его месседж, — что из-за болезни Коронавируса не проведем парад в честь нашей победы?»
И несколько было резких заявлений не первых лиц государства, но, тем не менее, комментировавших на федеральных каналах, в том числе, поступок Лукашенко, который явно был критически настроен, — что он неадекватен создавшей ситуации. И много внимания также уделяется фактическому уровню заболеваемости в Белоруссии, которая идет на втором месте, по-моему, в мире.
Вот, я думаю, что это очередная схватка, чтобы нашим авиапарадом перебить впечатление, что никто у нас не отмечал 75-летия Победы. Хотя, мне кажется, разумно было бы сказать: «Друзья мои, давайте отметим 76-летие Победы. Так отметим… Дай бог все будут здоровы». Какая разница с этой точки зрения? Отметим, вспомним, всех, прослезимся, споем, пожмем руки, пройдем везде, где надо пройти. Но ведь это символическая дата — 75. А 76 — что, менее значимая со дня Победы.
Но просто снять напряжение вокруг этого. Не превращать в этих условиях, когда каждый день приходят сообщения о том, что разворачиваются площади в спортивных и концертных залах под размещение инфицированных людей… Мне кажется, зрелое и сознательно общество в состоянии оценить иерархии приоритетов.
М.Максимова― Тут еще одна история. Это тоже про символы — то, что не могут отказаться? Московские власти обещали, что в метро сегодня начнут продавать маски, но так и не начали. Там есть различные проблемы. Зато начали раз давать георгиевские ленточки. И вот здесь что-то не так? Разве не должно быть, кстати, наоборот? Я не имею ничего против георгиевских ленточек, но, может быть, их продавать, а средства защиты раздавать бесплатно? То есть взгляд нашего государства как-то…
К.Ремчуков― Я считаю, что маски раздавать в метро бесплатно — это очень хорошая идея.
М.Максимова― Нет, они продавать хотят.
К.Ремчуков― А я считаю, что в этих условиях надо раздавать, потому что ничто так не проявляется в силе государства и в заботе о людях, чем бесплатная раздача чего-то, во-первых, полезного, а, во-вторых, как бы самого актуального товара в наши дни — маска. Тем более, что требуют все ходить в масках — ну, и раздавайте их бесплатно.
Тем более, что каждый день гигантские сообщения о каких-то сумасшедших цифр производства этих масок. То есть вся экономика поставлена на военные рельсы производства масок. Ну, порадуйте людей. В общем, я бы раздавал бесплатно эти маски. А обмен денежными купюрами в этот момент вообще не уместен, по-моему. Как они будут собирать деньги?
М.Максимова― Это тоже отдельный вопрос, как бы не устроить очередь за этими масками на входе в метро.
Еще про войны памяти…
К.Ремчуков― Вы знаете, мне шлет сын Коля хорошее сообщение: «Надо выпустить георгиевские маски». Совместить…
М.Максимова― Так уже, по-моему, делают. Я не знаю, фейк или нет. Не дам руку на отсечение, но я видела…
К.Ремчуков― Вот я сейчас по ходу дела смотрю, в расцветку ленточки… По-моему, хорошее решение. И раздавать бесплатно. Совместить ленточку с маской и раздавать бесплатно.
М.Максимова― Я надеюсь, кто-нибудь записывает за вами. Кто-то смотрит и записывает.
Про Прагу хотела спросить. Совсем недавняя история, которая еще не закончилась — с памятником маршалу Коневу. Теперь вот в Праге установили памятник солдатам армии Власова. Говорят, что они тоже принимали участие в этот период в освобождении города от немецких войск. Кто-то говорит, что этого не было, что это не так, что это преувеличено.
Вот что не так в этой истории или пора уже не обращать на это внимания?
К.Ремчуков― Нет, мне кажется, только одно — противопоставлять. И армия Конева билась за Прагу, и армия Власова билась за праву. А то, что это сильно идеологизированные вещи, потому что, зная отношение к Власову как к предателю, никакие его заявления, вообще ничего не принимается в расчет — ни то, что он в 41-м году Сталиным считался чуть ли самым толковым при обороне Москвы генералом, и в «Правде» публикация — по-моему, орден Ленина он получил, очень высокий. Следующий идет уже — Герой Советского Союза. За оборону Москвы Власов… То есть это очень умелый генерал.
Потом, когда его взяли в плен, он превратился в Русскую освободительную армию, но до такой степени ему фашисты не доверяли, что до самого конца не давали ни оружия, ничего. То есть было такое освободительное движение как бы идеологическое.
Но у нас общепризнано, что в условиях войны это предатель бескомпромиссно. И, кстати, в этих условиях методологически, мне кажется, совершенно непонятно, как можно Ленина не считать предателем, который в годы Первой мировой войны, когда Россия с той же Германией сражалась, пользовался услугами немцев и денежными, и поездом проехал сюда, чтобы подрывать царский режим — спецоперация. Тем не менее, на Ленина не распространяются эти очевидные вещи, а на Власова распространяются.
Но установление ему памятника взамен Конева — это чисто идеологическая вещь. Тут даже бесполезно спорить и не стоит. Вы сказали, не обращать внимания. Не обращать внимания.
М.Максимова― МИД попытался протестовать, но…
К.Ремчуков― Слушайте, ну МИД… Это же не МИД, это государство… Чего там протестовать? При этом он тут же сказал: «Мы не хотим осложнять наши отношения». Ну, что за протест, в котором говорится: «Мы не хотим дальше раскручивать этот конфликт».
Понизьте уровень представительства чехов… в общем, потребуйте, чтобы послы ушли, на уровень ниже спуститесь, чтобы все знали, если вас серьезно… Зачем нам посол Чехии в России? Зачем России посол в Чехии, если это принципиально важно. Снизьте на уровень. Это ведь серьезный дипломатический шаг. Это не просто отозвать посла. А просто сказать: «Наши отношения в связи с таким поведением, НРЗБ был зафиксирован вот такой: нам не нужны полноценные дипломатические отношения на уровне послов». Пусть они будут на уровне, который обеспечивает какие-то отправки граждан, туризм и так далее. Но посла не будет. Мне кажется, это чувствительно.
Я не подталкиваю. Я просто обратил внимание, что это было очень примирительное заявление по поводу Конева, что мы не хотим, чтобы эта история получила дальнейшее… И, правда, сказали про этого человека из Праги, что нам давно известны его антироссийские высказывания. То есть всё известно, вот он поступил так. Ну, поступил и поступил.
М.Максимова― Константин Вадимович, спрашивают наши слушатели и зрители про ваш блог, который, кстати, у нас на сайте размещен, так что если кто еще не ознакомился, то заходите, читайте. «Видеоскандалы — имитация настоящей жизни или сама настоящая жизнь. Можно ли от нее отклониться?». Вам придется объясниться, Константин Вадимович. Спрашивают, что вы имели в виду?
К.Ремчуков― Столько буковок я написал. Мне казалось, я достаточно полно изложил свою позицию. Но если кто-то есть бестолковый, кто прочитал и не понял и требует объяснений, то я этому бестолковому объясню, что реально оказавшись в замкнутой изоляции, существенно больше времени уходит на то, чтобы смотреть YouTube, смотреть то, что выскакивает у тебя на YouTube само по себе, как бы подсказывая. Вот Уткин с Соловьевым схлестнулся. Вот Собчак с Соловьевым. Вот крабовый разговор. Вот Навальный… кому он там? В общем, Навальным всем наподдавал…
М.Максимова― С Захаровой.
К.Ремчуков― С Захаровой, да. Вот это смотришь, потом видишь, что целый день в YouTube нарастают ответы, комментарии бесконечные. И создается впечатление, что эти схватки, они содержательно являются как бы основным делом современной политики, современного какого-то активно действия.
При этом известно из коротких, а иногда и из длинных выпусков новостей, что есть какая-то реальная жизнь. Кто-то круглыми сутками лечит людей. Врачи, санитары, больные, обеспечение медикаментами, средствами индивидуальной защиты. Развертываются какие-то немыслимые площади медицинские, переоборудуются больницы. И там же люди реально круглые сутки работают. Главные врачи больниц, огромное количество специалистов. Вот что-то есть героическое в их труде, если говорить о том, что это война.
А герои в YouTube совсем другие. Если посмотреть на распорядок дня многих YouTube-героев. Выкладывали бы, была бы камера: проснулся, потянулся, поел, почесал затылок, посмотрел, кто что написал — огрызнулся, ответил.
Вот, собственно, вот этот мотив был.
Из-за того, что я хожу на работу всегда, я никогда не знал, до какой степени эти схватки виртуальные составляют нервы, занятость, можно сказать, людей, которые спорят друг с другом. Это предлог, почему я рассматривал.
А содержательно что я хотел сказать, — это то, что люди ожесточенные входят в эту схватку с оскорблениями и так же ожесточенно выходят. Я подумал: это язык универсальный теперь такой жесткий и жестокий, что никто никого не слушает, а упражняются в оскорблении? Являются ли такие диспуты, назовем их так, словесные распри формой продвижения к понимаю того, что так надо?
Третье, что меня поразило — это линия аргументации. Я привык к тому, что когда ты с кем-то споришь и ищешь аргументы, то если ты удачно споришь, то можно пользоваться твоими аргументами другим. Это очень важная вещь. Если ты находишь линию защиты как в шахматах, но все могут пользоваться. Вот в этих спорах я поразился тому, что это не воспроизводимые подходы. То есть, условно говоря, Вася Уткин Владимира Соловьева оскорбляет. Ну, ты же не пойдешь оскорблять никого. Если взять Соловьева, он же все-таки статусный человек в идеологической иерархии современной России. И ты видишь, что те линии аргументов, которые он использует против Уткина тоже очень сложно, в современном обществе, может быть, даже неприемлемо. Ну, например, сказать человеку, что он жирный. Ну, не принято у нас. У нас же это неполиткорректно, у нас же бодипозитив…
М.Максимова― Дам там много некорректного было в словах Соловьева.
К.Ремчуков― Я говорю, первое: что ты жирный нельзя говорить никому, даже если он жирный. Что ты психически больной — нельзя стигматизировать, даже если человек психически больной. Что ты гей тоже не принято у нас это делать. Что «я еврей, я знаю, вы хотите нас там…» — на что он намекает? На то, что это русский и еврей? А если Уткин начнет ему отвечать: «Я русский, я знаю, что вы хотите под наши храмы…»? Все линии атаки нельзя воспроизвести, чтобы сохраниться в каком-то цивилизованном поле. Поэтому это еще один уровень, чего я задумал.
С Захаровой. Вот мы знаем, что вырабатывают идеологию в основном ключевые люди, там две человека в кремле — Громов и Кириенко. Вот если они вырабатывают какую-то линию, ее другие проводят. Здесь чувствовалось, что люди, которые долго и успешно продвигают идеи Кремля, почувствовали, что они сами могут выбирать себе и противников и темы. А выяснилось, что они, скорей всего не самостоятельные игроки. То есть она захотела Навального вызывать, а не удалось, потому что, скорей всего, сказали, что с Навальным не надо.
И вот этот крик по поводу того, что с такими людьми не надо… Опять, я слушаю, я же вынужден был слушать, под впечатлением. Но когда она говорит с тем же Соловьевым: «Вы же знаете, Володя, сколько я им интервью давала — CNN, CBS, ВВС и так далее». Но Навальный, насколько я понял, не приглашал ее на интервью. Она сама говорит — другой жанр. Если на интервью, то да, темы не ограничены. Этот жанр называется дебаты, а в дебатах есть свой регламент, свои практики, и все, кто следит за дебатами, — ну, Америка — это общее место, там все дебатируют — и в Англии дебаты, и во Франции дебаты, их все показывают…
М.Максимова― Но мы непривычны к этому в России.
К.Ремчуков― Нет, я имею в виду, что когда она говорит про ограничение темы — возмущение: «Вы слышали когда-нибудь, чтобы кто-нибудь ограничивал темы в моем интервью? Я давал интервью…». Не об интервью идет речь. Вот это легкое передергивание… Я ведь не допускаю, что Мария Захарова не знает разницы между интервью и дебатами, но если она использует, то, скорей всего, рассчитывает на менее внимательных людей, слушателей, которые возмущаются Навальным, который, негодяй, оказывается, решил ограничить ее во времени.
Ну, плюс и ход, как она шла. Она говорит: «Я позвонила Кашину, чтобы Кашин меня связал». В конце концов, все оказываются на «Эхе Москвы» и Венедиктов что-то пытается всех примирить. Ну, позвони ты Венедиктову — он всё организует. То есть изначально сам ход — а как организовать эту встречу? — тоже ошибочен.
Вот когда я смотрю на всё это, эти страсти нешуточные — люди же нервничают, переживают… Но, с другой стороны, страна живет в повестке уже начинающихся тягот люди с сокращением доходов, с нарастающей смутностью перспектив жизни. Как мы будем, никто не знает…
|
Следующая кривая это такая U-образная. Это значит, что мы пока находимся вот здесь, падем сюда, но сколько мы на дне будем и как медленно мы будем вот сюда доходить, хотя бы сегодняшнего уровня, — это уже существенно дольше.
И, наконец, все больше — вот для меня, например, — признаков того, что я смотрю, что, к сожалению, есть вероятность, что мы впадем вот в такую L, когда мы упадем, а вырваться вверх мы не можем. Потому что есть несколько факторов, которые говорят о том, что слишком много со стороны потенциального спроса, в частности, Китай, Западная Европа, Америка — те, которые могли быть драйверами спроса на сырье, никаких признаков такого быстрого восстановления не видно. А также отрасли другие, которые мы знаем: туризм, авиация, гостиничный бизнес, выставки.
Поэтому с этой точки зрения, это очень серьезные вещи. И вот это реальные проблемы. И надо думать. Причем если открыть сайт правительства — вот я сегодня открыл сайт правительства, — который взял и суммировал все виды помощи, которые там есть. Очень хорошо четко, прямо по-современному: вот этому помогаем с кредитами, этому с ипотекой, этим — тем, этим — тем.
Поэтому, если критиковать, то надо идти по каждому окошку, которое есть на сайте и по каждому этому окошку пытаться спорить содержательно и говорить, что вот нет, этот номер у вас не проходит, вот здесь у вас ничего не получится. Вот здесь, кажется, вы не помогаете. Вот эти отрасли вы не включили в список. Мы, например, как газета не включены в этот список. Поэтому чего мне смотреть, что мелкий предприниматель получит… Вот налоги. Он не получит свои 12 130 рублей в течение 2 месяцев. Значит, нас это не касается, значит, мы должны сами по себе выходить.
Сайт называется: «Меры правительства по борьбе с коронавирусом, и коронавирусной инфекцией». Я все это смотрю, изучаю, что они делают. Вот мораторий на банкротства… Я имею в виду, что там по пунктам. Там сделали, наконец-то, по окошкам. Вот мораторий на банкротства, мораторий на налоговые санкции, мораторий на проверки, налоговые каникулы. Срок предоставления налоговой отчетности, новые сроки истребования документов. Буквально по каждому блоку. Это касается налогов, это касается финансов.
Но для меня совершенно очевидно, что нам нужно по-другому вопросы ставить сейчас. Мы будем сохранять ту структур экономики, которая была до кризиса, или мы должна создать предпосылки для новой? А вот чтобы создать предпосылки для новой, нужно просто разорвать шаблон.
С моей точки зрения, единственный шанс нам не погрязнуть в безработице и последующими социальными катаклизмами — это полностью снимать все ограничения на бизнес. Это должна быть новая экономическая политика, которую фактически предложила советская власть. Когда поняла, что военный коммунизм захлебнулся. Это нужно вызывать всех силовиков и сказать: «Если ты подойдешь к этим, с тобой сам знаешь, что сделаем с конфискацией имущества. Все наши методы применим» и дать возможность всем в регионах и мегаполисах развивать бизнес, заключать связи с тем, что бы повысить мобильность капитала и мобильность рабочей силы.
Я вот готовился к вашему эфиру, позвонил, попросил цифры, что случилось за неделю после того, как я спрашивал неделю назад, сколько безработных.
М.Максимова― Мы остановились на цифрах и как они изменились за прошедшую неделю.
К.Ремчуков― Да, по безработице в Москве я интересовался. Если в конце прошлой недели было 0,8% безработица — темп возрастает, — сегодня уже 1,15% (83 846 человек зарегистрировалось). С 1 апреля регистрируются люди дистанционно, представляют документы. Из них 23 094 человека признаны уже людьми, пострадавшими от COVID, то есть они были уволены, когда началась эпидемия. А еще 38 тысяч 742 человека не могут рассчитывать на полное получение этих 19500 пособия, но они проработали 26 недель и могут рассчитывать на 12 130.
Но в то же время я говорил со специалистами по безработице. Они говорят, что сейчас в связи тем, что рекомендовали никого не увольнять за нерабочие дни объявленные. Никто сильно не понимает, но никто не мешает, поэтому никакого массового увольнения нет. А сейчас на майские, видимо, даже потенциальные безработные решили, что нужно отдыхать, как и всё наше население. Поэтому по тысяче человек в день подают заявки.
Очень много тех, кто на самом деле не работали. Такой серый сектор. Они что-то делали, что-то зарабатывали. А позиция такая: если ты официально не работал, налоги не платил, то ты и не можешь рассчитывать на большие выплаты из бюджета. Надо платить налоги. Я говорю: «Вы собираетесь прямо сейчас лекция читать? Надо помогать». Но, тем не менее, такая позиция. Люди получают небольшие суммы денег. Но их вряд ли заинтересует 1,5 тысячи рублей, если он нигде не работал, плюс Москва матпомощь 850 рублей дает, плюс 1450 — компенсация за проезд.
Еще один момент, что в Москве много незарегистрированных работающих: там официанты и прочие люди, которые работали, даже если он 10 лет работал и не имеет столичной регистрации, стать безработным он не может, поскольку закон гласит, что помощь надо получать по месту постоянно регистрации. Поэтому если в Саратове ты постоянно зарегистрирован, а здесь снимал квартиру и работал хоть 10 лет, то это уже один из факторов, который препятствует.
Обычно различается статистика наша безработных от статистики, которая Международная организация труда приводит. У нас от фактических обращений на бирже труда. А у МОТ по опросам, они опрашивают. У них есть методика опроса. И вот когда был, например, в 98-м году, то различались данные, но тогда было пиковое значение за все годы наблюдения, тогда было 5,7% безработица в Москве в 98-м году. Поэтому в этом смысле мы можем выйти — они ожидают — на 400–500 тысяч безработных, если всё пойдет по плохому сценарию в ближайшее время.
При этом я спросил, есть ли вакансии. Да, 44 тысячи вакансий. Очень хотят брать людей на, понятно, простые вещи: курьеры, доставка, айтишники любого типа, те люди, которые знают, как заниматься перестройкой бизнес-процессов, потому что все понимают, что в условиях кризиса нужно перестраивать бизнес, процессы совершенно другие будут, центры издержек и центры прибыли. Массовый рекрутинг, нужно людей. Вот они говорят, что центр по безработице увеличил свой штат с 1 тысячи до 2 тысяч человек. То есть надо все время проводить собеседования, оформлять и так далее. Колл-центры: 50 тысяч рублей. Если хочешь себя эксплуатировать, работать в два раза больше, можно до 100 тысяч получать. Поэтому с этой точки зрения умереть с голоду никак нельзя, когда есть у тебя 44 тысячи пока на данный момент этих единиц, можно что-то зарабатывать.
Но в целом, пока, я считаю, картина с безработицей не ясна именно из-за нерабочих дней, из-за того, что пока все ждут месяц — ну, ладно проживем месяц, и плюс помощь обещали тем, кто сохранит 90% персонала.
М.Максимова― Вы, кстати, чего-то ждете конкретного? Завтра же Путин должен был обсуждать меры или методы выхода из нашего карантина, но теперь перенесли на среду. Вот в среду ждем. У вас есть какие-то ожидания?
К.Ремчуков― Вы знаете, методы выхода из карантина… Вот я нарисовал вам. Сейчас мы пока идем вниз, как я себе представляю. Все ожидают, кто в теме в ближайшие две недели нарастание волны, которая будет с заболевшими идти из-за Урала, уже из Сибири. То есть он перемещается туда. И их модель показывает, что оттуда пойдут резко увеличивающиеся количества. Но, что можно представить себе, то, что я себе представляю, — что не может быть никакого унифицированного подхода к выходу из кризиса. Это всё очень локализовано и конкретно в соответствии с ситуацией: сколько у вас заболевающих, как вы это контролируете. То есть это необходимо принимать…
Я вот смотрю: Флорида, там, где говорят на эти темы в телевидении. Губернатор Флориды рассказывает: «Мы выделили из всех приезжающих во Флориду людей из Нью-Йорка». Поскольку Нью-Йорк и Майями очень тесно связанные города. Очень многие богатые ньюйоркцы имеют свои домики и дачи там. Изолировали эту публику очень жестко. Не дали ей смешиваться.
Следующие: летящие из Латинской Америки. Следующие: летящие из других районов Америки в Орландо едут все с детьми в отпуска. В Орландо — он сказал — 54 человек в госпитале всего находится по теме коронавируса. Это гигантский город. То есть такой сегментирование даже одного штата разумное что-то позволило держать закрытым, где-то это открыто — и пляжи открыты и другие…
Но у нас, конечно, темпы открытия будут зависеть от многих вещей, в том числе…
М.Максимова― Оттого, как будет в ближайшие две недели?
К.Ремчуков― Две недели, да. Наверное, они должны понять, удалось ли им за счет дистанцирования как-то удерживать ситуацию под контролем. Потому что меня тревожит, когда сообщают о том, что концертные, спортивные или выставочные залы переоборудуются в месте для кроватей.
М.Максимова― И при этом 11-го вроде как уже хотят предварительно…
К.Ремчуков― Ну, посмотрим. Это же всё путано. Все же пугают — будет, не будет.
М.Максимова― Продлят еще?
К.Ремчуков― Гадать не охота. Хочется просто слышать эти данные, смотреть модель. Я уже неоднократно говорил, что меня огорчили все возможности искусственного интеллекта, о котором нам там говорили. Я даже книгу одну хотел рекомендовать вам. Я столько начитался про искусственный интеллект. И выяснилось, что в этом кризисе этот искусственный интеллект заглох.
Вторую книгу я хотел рекомендовать книгу о том, как производство на основе 3D принтера — это будет что-то невероятное! Машины, «Мерседесы» будут создаваться — такие сложные. А на прошлой неделе нам сообщают, что пипеток у нас нет для того, чтобы брать анализы. Ну, что такое для 3D принтера эта пипетка?
Сейчас, опять, кстати, начинаются прогнозы, что капиталистическая система поняла, что слабым звеном являются люди, которые распространяют вирус, поэтому роботизация усилится.
М.Максимова― Заменить нас всех на роботов.
К.Ремчуков― Да, потому что цеха тогда не будут закрываться. Поэтому прямо совершенно очевидно, куда пойдут денежки, чтобы минимизировать число людей в производственных подразделениях.
Поэтому я не знаю, как они будут… Я еще раз хочу акцентировать внимание, что, с моей точки зрения шанс для России не погрязнуть в социально-экономических проблемах с неизбежным выходом на политические проблемы — это проводить совершенно иную экономическую политику со стимулированием любых инвестиций с созданием любых рабочих мест с полным аннулирование влиянием демократии и силовиков на все эти процессы. Безусловно, тем самым создать предпосылки для аккумуляции денежных средств в руках не только представителей государственного сектора — это один из политических факторов, ограничивающих деловую активность в стране. Пожертвовать как бы будущей политической возможностью финансировать своих оппонентов. Ну да, придется. Денежки будут у разных толковых людей. Но спасти страну… Это же не только безработица. Исследования… Там Принстонский университет, сегодня слышал, проводит исследования: самые тяжелые отклонения психики у безработных — самые тяжелые: наркотики, алкоголизм, разрушения семейных контактов, отношения с детьми. Это как метастазы в жизни человеческого общества.
И если будет такая неуклюжая система бюрократическая, что мы будем сохранять те предприятия и все деньги ухнем на сохранение предприятий государственного сектора или, как называется, стратегически важные предприятии я, а всё население страны, которое работает не на стратегически важных предприятиях, останется за бортом, то будет плохо.
М.Максимова― У нас 30 секунд, чтобы рассказать хотя бы об одной книжке.
К.Ремчуков― Рекомендую две книги. Только что перевели книгу «Чернобыль», она в прошлом году в Америке вышла. Очень хороший перевод. Я на «Альпина Паблишер»… пришло уведомление, я заказал, они с до ставкой.
Вот эта книга начала нулевых годов «Выживают только параноики». Председатель совета директоров Intel. Очень хороший рассказ, как надо в кризис выходить. То есть чтобы люди начинали слушать себя.
И очень неожиданная книга, хорошая Ойген Розеншток-Хюсси. «Великие революции. Автобиография западного человека». Тут все революции великие, включая советскую революцию. Удивительно тонкие наблюдения о том, что происходит в революцию с обществом.
М.Максимова― Спасибо большое! Это было особое мнение Константина Ремчукова. А у меня буквально несколько секунд в конце, чтобы сказать, что после 8 часов у нас в эфире программа «Полный Альбац». После 9 вечера «Личный прием» с Евгением Ройзманом. А после 10 часов вечера в программе «Разбор полета» — журналист Владимир Молчанов.
Спасибо, до свидания!
Михаил Сергеев 
Константин Ремчуков 
комментарии(0)