"Пыточный скандал" смягчил позицию некоторых судов

Внутренние тюрьмы колоний часто используются для оперативной работы с осужденными. Фото PhotoXPress.ru

Шестой кассационный суд общей юрисдикции разрешил заключенным требовать документы о привлечении их к дисциплинарной ответственности. Смысл этого в том, чтобы проще было не столько процессуально оспаривать такие решения, сколько придавать гласности их предвзятый характер и злоупотребления со стороны тюремщиков. Сейчас Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) отказывается выдавать сведения даже самим осужденным под предлогом статуса «для служебного пользования».

Осужденный из оренбургской колонии пожаловался в суд, что администрация учреждения неоднократно и незаконно выдворяла его в карцер – якобы с целью «убить или довести до самоубийства». Он добивался копий постановлений о дисциплинарке, чтобы предать их огласке. 

Но каждый раз ему отказывали, ссылаясь на гриф ДСП. Хотя сами эти документы не содержат секретных сведений, но их подшивают в личное дело заключенного, а это уже считается служебными материалами. Нижестоящие суды подтвердили правоту тюремщиков, указав, что действующий Уголовно-исполнительный кодекс (УИК) не предполагает права осужденных на получение каких-либо документов из их личных дел. Ведомственная инструкция Минюста вообще относит их к служебной тайне.

Однако кассационная коллегия не согласилась с такими выводами: Конституция и специальный закон о персональных данных гарантируют каждому гражданину право ознакомиться с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы. Об этом суды, кстати, обычно забывают. «Очевидно, что информация, содержащаяся в таких постановлениях, затрагивает права и законные интересы административного истца», – отметил Шестой кассационный суд, признав законным требование осужденного получить запрашиваемые сведения.

По мнению доктора юридических наук Ильи Шаблинского, в ст. 117 УИК «Порядок применения мер взыскания» явно имеется пробел. Там сказано, что взыскания объявляются в письменной форме и что осужденный должен дать письменное объяснение. Но при этом непонятно, а может ли гражданин сохранить для себя экземпляр акта о взыскании, где, очевидно, излагаются основания? Тогда этот документ, подчеркнул Шаблинский, можно передать адвокату, он может быть важен для снятия взыскания и т.д. Решение кассации, уверен он, – это серьезный прорыв, «нужно отдать должное судье, вынесшему данное решение». «В исправительных колониях, конечно, содержатся, мягко говоря, не ангелы, за что их подвергают взысканиям, но откровенное нарушение прав и сокрытие документов дискредитируют государство», – заявил «НГ» Шаблинский.

Член президентского Совета по правам человека Александр Брод сказал «НГ», что на практике сталкивался с примерами, когда и Верховный суд указывал ФСИН на необходимость предоставления осужденным копий личного дела или выдержек из документов. «Как правило, учреждения ФСИН и райсуды отказывают в предоставлении, а осужденные жалуются на нарушение прав свободно получать информацию. И в таких делах ВС ссылается на ч. 1 ст. 46 Конституции, которая гарантирует судебную защиту прав и свобод», – напомнил он. Брод выразил сожаление, что подобные вопросы решаются не на уровне ФСИН, а высшими судебными инстанциями и предложил ведомству скорректировать свои инструкции. Он подтвердил, что сейчас в них не предусматривается выдача копий документов из личных дел, что должно обеспечить осужденным доступ к правосудию с целью защиты своих прав.

«В этой ситуации мне вполне понятны препоны со стороны ФСИН, однако не вполне ясно, по какой причине отказ был получен в суде первой инстанции», – заметил координатор проекта Gulagu.net Сергей Савельев. По его словам, при подаче документов в суд для рассмотрения вопроса об УДО администрация учреждения собирает пакет документов. В него входит в обязательном порядке и справка о поощрениях и взысканиях с отражением дат, мест и событий нарушения, а также вида наложенного наказания. Со всеми этими документами администрация еще до подачи в суд должна под роспись ознакомить осужденного. Так что в суды постоянно направляются материалы с грифом ДСП, которые не являются секретными для заключенных. То есть это очередной пример применения законодательства в интересах силовых ведомств: «Когда им удобно – проблем не возникает, но как только дело пахнет жалобами и судебными разбирательствами, они тут же вспоминают о грифе «для служебного пользования». Савельев также подчеркнул, что проблема необоснованных дисциплинарных взысканий носит массовый характер, являясь одним из инструментов давления на осужденных и содержащихся под стражей: «Больше взысканий – меньше шансов на УДО. И такой вид шантажа администрацией активно используется». С другой стороны, практика взысканий в учреждениях ФСИН носит воистину формальный характер. «Зачастую дисциплинарные комиссии не проводятся, заключенных туда не приводят, не знакомят с наложением взысканий, хотя по закону комиссии проходят с их обязательным участием, опросом под протокол и видеофиксацией», – пояснил Савельев. И, конечно, на абсолютно любого может быть наложено наказание под любым предлогам. Скажем, осужденный написал жалобу, на которую администрация должна будет ответить, так что удобнее дискредитировать самого осужденного: «В целом характеризуется отрицательно: выражается жаргонными словами, хамит медперсоналу и конфликтует с другими осужденными».

Основатель проекта Gulagu.net Владимир Осечкин подтвердил «НГ», что речь идет именно о нарушении конституционного права на судебную защиту. К сожалению, заметил он, в отношении заключенных действует негласная презумпция виновности. Решения о «дисциплинарке» выносятся произвольно, на основе лишь позиции сотрудников ФСИН и без доказательной базы. Мониторя соответствующие журналы, правозащитники часто находили людей, которых больше года не выпускали из ШИЗО, издевательски продляя им наказание по шаблону: «Допустим, писали по 20 раз подряд, что человек не поздоровался с сотрудником или отказался делать зарядку. Людей гноили в сырых подвалах, причиняя колоссальный вред их здоровью и психике по абсолютно вымышленным поводам». Однако противостоять этому масштабному произволу не выходит, суды безоговорочно верят рапортам силовиков. И для изменений нет политической воли сверху, хотя речь идет о гигантском пространстве для злоупотреблений, шантажа, вымогательств и вербовке в качестве негласных агентов. По словам Осечкина, за отказ давать взятки или нужные следователям либо оперативникам показания, сотрудничать в качестве внутрикамерных «стукачей» сотни заключенных оказывались в ШИЗО и ПКТ и оставались там до конца срока. А более сговорчивые – те, которые пытают других заключенных по заданию силовиков, характеризуются исключительно положительно и получают от тюремщиков поощрения. Так что ФСИН по-прежнему остается карательным органом, который не исправляет, а только калечит: «Если человек готов помогать администрации выбивать показания и денежные средства из других, то ему выпишут и поощрения, и УДО, помогут трудоустроиться и даже получать зарплату от государства. Как, скажем, те же «капо» из Саратовской ОТБ-1, оформленные санитарами и завхозами. Если же осужденный пытается уличить систему или хотя бы сопротивляться ей – она сразу превратит его в злостного нарушителя и сгноит в ШИЗО и карцерах».