Невероятные приключения вещдоков в России

Теоретически вещественные доказательства находятся у правоохранителей на ответственном хранении. Фото Светланы Холявчук/PhotoXPress.ru

Конституционный суд (КС) обязал уточнить нормы Уголовно-процессуального кодекса (УПК) о хранении вещественных доказательств, требующихся для разных судебных процессов, на которых необходимо обеспечить непосредственное изучение данных предметов. Как выяснила «НГ», вещдоки в России часто попадают в невероятные приключения, причина которых обычно одна и та же. Силовики стараются не выпускать из рук попавшее к ним имущество, используя его в своих интересах – как процессуальных, так нередко и личных.

Запрещено уничтожать вещественные доказательства, которые фигурируют в двух и более уголовных делах, до вступления в силу приговора по каждому из этих дел. Такая новость уже широко разошлась в информационном пространстве, поскольку КС теперь редко признает положения законов неконституционными.

Таким образом, заявителю в КС удалось оспорить ст. 82 и 240 УПК – хранение вещественных доказательств, непосредственность и устность судебного разбирательства. Гражданина ранее осудили за хранение запрещенных веществ, но те так и не были исследованы в суде, вместо этого следователи представили соответствующие справки. Дело в том, что вещества уже фигурировали как вещдок в рамках другого процесса и после приговора были уничтожены. Так что на новом процессе пришлось рассматривать лишь экспертное заключение. Участникам уголовного судопроизводства, говорится в постановлении КС, должна быть предоставлена возможность непосредственно исследовать доказательства. В противном случае они лишаются права проверки и оценки их достоверности. Поэтому правоохранители обязаны длительно обеспечивать сохранность вещдоков.

По словам федерального судьи в отставке Сергея Пашина, КС справедливо указал на недопустимость оспоренной ситуации. Доказательства не должны быть утрачены до нового процесса хотя бы потому, что в противном случае могут возникнуть сомнения в их реальности. Ведь не факт, что стремительное избавление от фактических доказательств не является попыткой скрыть собственные ошибки или огрехи экспертизы. К тому же решение одного суда не должно распространяться автоматически на всех, кто потом будет заинтересован в рассмотрении этого дела. А иначе получается как сейчас: «Бумажка есть, вот на основании нее теперь сажай и сажай». По его словам, «есть и «добрая» традиция использовать одни и те же доказательства для новых посадок».

Все это происходит потому, что следователи фактически не ограничены в полномочиях по обращению с вещдоками, могут распоряжаться ими по собственному желанию: вернуть законному владельцу, уничтожить, продать и т.д. И Пашин специально для «НГ» перечислил такие злоупотребления: присвоение и потребление вещдоков для личных целей, утрата, за которую никто не несет ответственности, использование изъятых денег и ценностей в качестве «черной кассы», например для поощрения агентуры. То есть КС правильно сказал, что надо уточнять порядок, однако проблема даже не столько в самих нормах закона, сколько в том, что «в головах силовиков есть определенный способ толкования этих законов, который позволяет не обременять себя ответственностью». А это, к сожалению, означает, что верные указания КС вряд ли реально повлияют на практику. Чтобы начать этого добиваться, необходимо корректировать ведомственные приказы, устанавливать жесткий спрос, а также, конечно, заниматься гуманистическим обучением оперативных сотрудников и следователей. «Пока же ведомственные показатели направлены на доведение всякого дела до суда», это пресловутая палочная система.

Кстати, заметил Пашин, проблемы возникают и у потерпевших, чье имущество признается вещдоками. Ведь только сам следователь решает, можно ли это вернуть еще до окончания процесса или же надо продолжить хранение: «Люди жалуются, что предметы, представляющие для них ценность, надолго удерживаются, а затем за время следствия, которое может длиться не один год, приходят в непригодность или вообще утрачиваются». Например, угнанный автомобиль не сразу возвращался владельцу, поскольку был признан вещдоком, но им пользовался сотрудник в личных целях. «Когда спустя полтора года суд присуждает вернуть машину, то выясняется, что она в абсолютно плохом состоянии. А чтобы требовать компенсации в порядке гражданского судопроизводства, надо доказать стоимость вещи и то, что в момент изъятия она была в хорошем состоянии. Бремя такого доказывания лежит на том, кто обратился с иском. Поэтому, как правило, подобные иски оканчиваются грошовыми компенсациями», – сказал Пашин.

Еще бывает и такое, что у человека, у которого, к примеру, вымогают взятку, правоохранители берут деньги для ее имитации, но потом их не возвращают: ведь это вещдоки. А дальше суд «может бодро обратить их в доход государства как предмет взятки». А чтобы человек не возмущался по этому поводу, ему говорят, что он потенциальный взяткодатель, которого освободили от уголовной ответственности как раз за сотрудничество. Как напомнил «НГ» Пашин, КС и по этому поводу тоже уже высказывался, настаивая, что общественно-полезная деятельность по предоставлению купюр правоохранительным органам должна компенсироваться.

Руководитель адвокатской группы «Логард» Сергей Колосовский заявил «НГ», что манипуляции с вещдоками являются одним из системных пороков правоохранительной системы. Порядок их признания и хранения достаточно подробно описан в законе, более того ст. 81 и 82 УПК систематически дополняются. Скажем, очередное уточнение ст. 81 вступит в силу 28 июня. И в этих статьях все достаточно просто и понятно регламентировано, однако, по его словам, «пытливый следственный ум всегда найдет лазейку для злоупотреблений». Колосовский выделил несколько главных трендов: «Ситуации с вещдоками условно делятся на две группы. Первая, когда есть признаки корыстного злоупотребления со стороны следственных органов, вторая – с признаками злоупотребления процессуального, то есть направленного на нарушение прав стороны защиты». В качестве первой иллюстрации он привел известный ему пример, когда следователь вынес постановление о признании овощебазы вещдоком и передал ее на ответственное хранение бенефициару уголовного дела – бывшему директору. Но «судьба овощебазы так и не была разрешена, поскольку она прикреплена к розыскному делу – и вот уже более 10 лет, признанная вещдоком, она находится в безраздельном пользовании лиц, назначенных следователем, которые получают доходы, не облагаемые никаким налогом». Злоупотребления же второй группы сводятся к тому, чтобы как можно быстрее избавиться от вещдока, оформив это с внешним соблюдением требований УПК. «Зачастую это осуществляется путем искусственного разделения уголовных дел, когда вещдок либо скрывается во втором, либо уничтожается после по первому», – пояснил Колосовский, добавив, что пока прокуратура и суд закрывают на такие «неправильности» глаза, нарушения будут продолжаться. Но прямая утрата вещдоков – это явление менее распространенное, хотя и оно имеет место: «В качестве яркого примера вспоминается история, когда при рассмотрении уголовного дела правоохранители не смогли представить в облсуд автомат Калашникова. Вместо него была представлена справка о затоплении камеры хранения. Судье пришлось долго выяснять у сотрудника, каким образом затопление подвала могло повлечь утрату автомата – вплоть до сопоставления этой ситуации с частушкой про топор, плывущий из села Кукуева». При этом хотя специальной ответственности за утрату вещдоков законом не установлено, тем не менее, считает эксперт, существующих мер дисциплинарной и уголовной ответственности, например за халатность, вполне достаточно, чтобы искоренить подобные факты. Однако и тут срабатывает известная сентенция, что суровость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения. 

Как указала «НГ» адвокат по уголовной и судебной защите АК «Юр-интуиция» Наталья Быстрова, злоупотребления при хранении, изъятии и возврате вещдоков – это одно из самых распространенных нарушений со стороны следователей и дознавателей. При этом действительно нельзя сказать, что законом порядок обращения с этими доказательствами не регламентирован, он предусмотрен и в УПК, и в ведомственных регламентах и инструкциях. Но в реальности адвокаты и их доверители часто сталкиваются с вопиющими случаями. Те же нарушения начинаются с момента изъятия доказательств, которые могут вообще не относится к расследуемому делу и принадлежать лицам, которые не являются ни подозреваемыми, ни обвиняемыми по делу, и продолжаются до момента возврата вещдоков на ответственное хранение. И, например, по «глухим» делам, которые годами пылятся в архивах, свидетели – владельцы такого изъятого имущества не могут получить его обратно или, все-таки получив его в свое распоряжение, не могут им распоряжаться без реально законных на то оснований. А все дело в том, что силовые ведомства и суды не хотят разбираться по существу с обращениями адвокатов по таким нарушениям: либо подходят к рассмотрению жалоб формально, либо применяют минимальные наказания в виде замечаний и выговоров.