Реабилитации гражданина недостаточно для решения о компенсации

Верховный суд России по-своему интерпретирует положения Уголовно-процессуального кодекса. Фото Григоря Тамбулова (НГ-фото)

Верховный суд (ВС) РФ потребовал от нижестоящих инстанций серьезно оценивать аргументы тех, кто подвергался незаконному уголовному преследованию, а теперь добивается денежных компенсаций. Самого по себе факта реабилитации недостаточно, граждане должны доказывать, что им причинен конкретный вред – моральный или материальный. Юристы напомнили «НГ», что такая позиция в духе нынешних тенденций. В одних случаях суды отказывают людям в выплатах, поскольку те якобы не сумели доказать свои страдания. А в других случаях переживания  еловека или группы лиц становятся основанием для жестких приговоров за слова и мнения.

«Компенсация морального вреда за незаконное уголовное преследование требует не только ссылки на реабилитацию, но и доказательств понесенных страданий», – указал ВС. Там рассмотрели дело бывшего полицейского, который около года находился под следствием по обвинению в служебном мошенничестве. В итоге его оправдали «в связи с отсутствием состава преступления», а он потребовал от государства компенсацию в 2 млн руб., потому что уголовное преследование «разрушило его репутацию, карьеру и семью».

Райсуд согласился утвердить лишь четверть от запрашиваемой суммы, апелляционная и кассационная инстанции с таким подходом согласились. Однако ВС посчитал необоснованной и выплату в 500 тыс. руб., указав, что, согласно закону, «возмещение морального вреда должно соответствовать тяжести страданий, подтверждаться доказательствами и учитывать индивидуальные особенности истца». То есть суть позиции ВС в том, что сам по себе факт реабилитации – еще не основание для выплаты каких-то сумм. Что же касается конкретного дела экс-правоохранителя, то тот, получается, не смог представить подтверждений, что незаконное преследование существенно «отразилось на его психическом и физическом состоянии, отношениях с близкими, трудоустройстве и жизни в целом». 

Конечно, с одной стороны, что-то случившееся «потом» не всегда означает, что это произошло «вследствие» каких-то событий. Так что, наверное, некие доказательства действительно необходимы. С другой же стороны, недаром закон использует термин «реабилитация», говоря о прекращении тех или иных уголовных дел. Это понятие само по себе подразумевает, что их фигуранты определенным образом пострадали. Но такие нюансы, вроде бы отданные на судейское усмотрение наряду с суммами компенсационных выплат, теряются на фоне решений отечественной Фемиды по делам общественно-политической значимости. Когда, к примеру, по заявлению бдительного гражданина или группы не менее активных лиц наказывают других людей за то, что они своими действиями и даже словами якобы причинили кому-то страдания, ущемили кого-то или оскорбили. И при этом предполагается, что ущерб нанесен не только конкретным истцам, но и народу, на ощущения (или ценности) которого суды начинают ссылаться все чаще.

Теоретически судейское усмотрение опирается на нормы закона и на внутреннее убеждение.  Фото со страницы Ленинского районного суда города Екатеринбурга в «ВКонтакте»

Немаловажным, по ее мнению, выглядит и указание ВС о том, что судам при определении сумм ущерба необходимо учитывать баланс частных и публичных интересов. Гришкова напомнила, что уголовное преследование осуществляется органами исполнительной власти, а стадийность уголовного судопроизводства дает возможность должностным лицам оценивать собранные доказательства и принимать соответствующие решения во избежание незаконного привлечения людей к уголовной ответственности. Также именно органы уголовного преследования обязаны проверить версию обвиняемого – и в случае ее подтверждения свои действия прекратить. «Не может пренебрежение требованиями закона и игнорирование доказательств невиновности на ранних стадиях уголовного судопроизводства прикрываться балансом публичных интересов, игнорируя при этом интересы лица, подвергнутого незаконному преследованию со стороны госорганов. Так что именно справедливое восстановление прав оправданного лица отвечает публичным интересам», – подчеркнула Гришкова.

Партнер и руководитель уголовно-правовой практики московской коллегии адвокатов «Аронов и партнеры» Эллина Быкова считает, что позиция ВС противоречива. Поскольку, с одной стороны, вносит правовую определенность в процесс доказывания причиненного морального вреда, а с другой – не учитывает правовую природу основания для компенсации вреда реабилитированным лицам. А оно базируется на самом факте признания государством того, что уголовное преследование было «ошибочным» (незаконным). «ВС, делая акцент на необходимости доказывания указанной причинно-следственной связи, к сожалению, оставляет без внимания публично-правовую природу компенсации морального вреда, причиненного незаконным уголовным преследованием», – отметила Быкова. Реабилитация сама по себе свидетельствует, что все уголовное преследование было незаконно, а потому «заставлять лицо доказывать незаконность отдельно взятых действий причинителя вреда и их связь с причиненными лицу страданиями представляется неверным».

Быкова напомнила, что классический институт реабилитации представляет собой восстановление в правах лица, незаконно подвергнутого уголовному преследованию, и в качестве дополнения предусматривает возможность возмещения вреда. То есть реабилитированное лицо может не захотеть предъявлять требование о возмещении вреда, но в соответствии с п. 34 ст. 5 УПК реабилитация представляет собой именно порядок восстановления прав и свобод лица, незаконно или необоснованно подвергнутого преследованию, и возмещения причиненного вреда. Учитывая это, неверно говорить о том, что реабилитация – не повод для выплат. Тем более что о том же написано не только в ч. 1 ст. 133 УПК или п. 1 ст. 1070 Гражданского кодекса, но и в ст. 53 Конституции: каждый имеет право на возмещение вреда, причиненного незаконными действиями государственных органов и их должностных лиц.

И по данной причине, считает Быкова, бремя доказывания незаконности действий органов следствия не должно перекладываться на реабилитированное лицо. Равно как и бремя доказывания размера причиненного вреда не должно перекладываться на сторону, которая и так пострадала от незаконного уголовного преследования: «Вред, причиненный государством в рамках незаконного уголовного преследования, – это один из особых случаев деликтной ответственности, имеющей публично-правовую природу. Потерпевший от такого деликта должен обладать определенными привилегиями в части презумпции вины государства и от перераспределения на самого потерпевшего бремени доказывания». Иной подход, заметила она, парализует весь институт соразмерной компенсации, поскольку, вопреки тому, что предлагает ВС, невозможно «индивидуализировать размер причиненного незаконным уголовным преследованием вреда».

При этом проблема индивидуализации размера компенсации причиненного морального вреда не нова для отечественного правопорядка. Его доктрина как раз и основывается на невозможности точно установить размер денежного эквивалента причиненному физическому или психическому страданию. И сегодняшняя практика, к сожалению, такова, что «суды чаще всего говорят о слишком высоком размере суммы, заявленной реабилитированным лицом», и существенно ее занижают. И без каких-либо критериев для определения размеров вреда разрешить «данную проблему не удастся». Более того, если комплексно посмотреть на проблему, то дело далеко не в определении размеров выплат, а в невозможности удовлетворять денежные требования за счет средств госбюджета. В то же время Быкова уверена, что сейчас просто нельзя придумать какой-то универсальный способ решения. 

Быкова сказала «НГ», что для этого «требуется трансформация правосознания правоприменителя», которая должна быть направлена на понимание того, что зачастую психические и физические страдания человек переносит тяжелее, чем имущественные потери. «И соответственно цена таких страданий не может быть мала. Факт незаконного уголовного преследования в отношении законопослушного лица еще сильнее увеличивает цену таких страданий, но, к сожалению, частный интерес отдельно взятого реабилитированного лица сейчас уступает публичному интересу», – пояснила она.