Алексей Руфимский Кряшены (о них "НГР" уже писала) - это православные тюрки, обладающие самобытной культурой, языком, историей. В 1926 году, в эпоху сталинской национальной политики, кряшены были насильственно приписаны к татарам (в Поволжье) и русским (в Ленинграде), после чего лишись собственных школ, газет, возможности созывать съезды и самостоятельно решать вопросы своего образования и культуры. В начале 90-х возникло кряшенское национально-культурное движение, особенно активизировавшееся в последнее время и выступившее за возвращение статуса самостоятельного народа. На круглом столе в Институте этнологии обсуждались научные и социальные аспекты "кряшенского вопроса". По мнению участницы круглого стола доцента МГУ этнолога Ольги Казьминой, кряшены отличаются высокой степенью этнической и религиозной консолидации, самосознанием отдельного этноса. Известный этнолог Павел Иванович Пучков напомнил, что кряшены по численности находятся на 23 месте среди более чем 190 народов России, но при этом не только не имеют собственного административно-территориального образования, но и лишены многих элементарных прав. "Кряшены не малочисленный народ, - сказал авторитетный российский ученый, - они существуют и имеют право требовать, чтобы с их существованием считались".
Педагог из Елабуги Николай Григорьев эмоционально рассказал о положении кряшен Татарстана, особо отметив дискриминационный характер отношения властей к положению кряшен: "Мы надеялись, что суверенитет принесет облегчение положения кряшен. Но мы ошиблись. Суверенитет ничего нам не дал". Участники из числа кряшен привели примеры региональных публикаций, носящих оскорбительный для кряшен характер, в качестве последнего примера было процитировано провокационное выступление депутата Госсовета Татарстана Туфана Минуллина, который после кряшенской конференции 13 октября публично заявил, что если кряшены выйдут из числа татар, то их будут называть предателями и через 30 лет их не будет.
Более дипломатичен, чем другие кряшенские участники круглого стола, был в своих оценках лидер кряшен Татарстана Виталий Абрамов, сказавший, что кряшены всегда готовы к диалогу с властью, поскольку являются коренным народом Татарстана и другой родины у них нет. "Нам надо избежать двух зол: национализма и самоизоляционизма, - сказал Абрамов. - В противном случае мы можем оказаться в цивилизационном тупике. Кряшены - волей Бога - имеют тюркскую кровь, что делает нас братьями татар, и православную веру, что делает нас близкими русским".
Несмотря на то что упомянутый круглый стол прошел в атмосфере политкорректности, невозможно не признать, что в Татарстане в отношении кряшен проводится политика, которую вполне можно назвать геноцидом. Именно так ее охарактеризовали на Республиканской конференции кряшен Татарстана, прошедшей 13 октября в Казани в гораздо более накаленной атмосфере, чем московский круглый стол.
80 делегатов из разных районов Татарстана были единодушны в констатации тяжелого положения кряшен республики. Так, в Елабужском районе Татарстана за 10 лет суверенитета исчезло 9 кряшенских сел (и ни одного татарского!), из 30 руководителей этнических кряшен осталось всего двое. Среди директоров школ в кряшенских селениях только единицы - кряшены. В учебниках по истории Татарстана, изданных на татарском языке, содержатся оскорбительные для кряшен высказывания. В частности, что кряшены есть продукт христианизации татар Иваном Грозным, хотя в действительности предки современных кряшен до XVI века пребывали в полухристианском-полуязыческом состоянии. В результате такой "педагогики" у детей кряшен возникает комплекс этнической неполноценности, депрессии и проблемы, связанные с самоидентификацией. На это накладывается массовая безработица, царящая в кряшенских селах, и как результат - повышенный процент суицида среди сельской кряшенской молодежи. Но это не становится предметом озабоченности местной и республиканской администраций.
В другом районе Татарстана - Нижнекамском - в кряшенских селениях вообще нет ни одного руководителя-кряшена. Один из выступавших на конференции рассказал, как у кряшен села Большие Аты забрали сельхозтехнику, лошадей, коров, оставив только свиней, и передали все в соседнюю татарскую деревню. В результате в кряшенском селе - безработица и отток молодежи в город. Кстати, сам Нижнекамск построен на месте двух уничтоженных кряшенских деревень. Однако местная администрация проигнорировала просьбу более чем 400 кряшен о строительстве для них храма.
В Заинском районе имеется 20 кряшенских сел, и ни в одном из них нет храма. Верующие вынуждены собираться по частным домам. Зато в большинстве соседних татарских деревень и сел построены новые мечети. Соотношение мечетей и кряшенских храмов весьма показательно. Одна мечеть приходится на 1500 татар-мусульман, в то время как на один кряшенский храм приходится около 50 000 православных кряшен. Показательна и ситуация, имевшая место в с. Налим. Кряшены собрали деньги на восстановление Покровской Церкви, но сельсовет использовал эти деньги на восстановление мечети в Татарском Налиме. В другом селе, Ахметьево, половина жителей - татары, половина - кряшены. Мечеть построена, храм - нет. Татарское кладбище за государственные деньги приведено в порядок, кряшенское - нет. Такое ощущение, что в отношении кряшенских сел проводится целенаправленная политика по их ликвидации. Часто до кряшенских сел дороги и новые коммуникации не доводятся, создаются условия для возникновения в селах безработицы, массового отъезда молодежи в город и объявления опустевших кряшенских сел "бесперспективными". Таким бесперспективным объявлено село Максимовка Менделеевского района Татарстана, где живут около 30 стариков.
Деятели кряшенской культуры, выступавшие на конференции, поведали, что местные власти не финансируют кряшенских газет, фольклорные коллективы. В Казани, несмотря на неоднократные письменные обращения кряшен, местная городская администрация и Минкульт РТ отказали в передаче Центральной кряшенской школы, памятника истории и культуры кряшен. Из этой школы вышла вся дореволюционная кряшенская интеллигенция, для кряшен эта школа - народная святыня. Однако это здание, "охранявшееся" государством, было продано коммерческой организации, до неузнаваемости перестроившей здание и превратившей его в магазин. А ведь в этой школе располагалась первая кряшенская домовая церковь!
Наиболее терпимая ситуация, как это ни странно, в Набережных Челнах, где глава администрации идет навстречу просьбам кряшен. Здесь и Дом дружбы народов работает успешно, для кряшен отведены две комнаты, функционирует воскресная школа. Но в остальных районах и городах республики положение кряшен совершенно бесправное.
И не случайно лейтмотивом Республиканской конференции кряшен Татарстана стала идея о том, что кряшены очень долго ждали от своих тюркских братьев-татар, что они обратят внимание на бедственное положения кряшен и протянут руку помощи. Татары сами вытеснили кряшен из свой среды и теперь будут пожинать плоды своей недальновидной политики. Единый татарский этнос оказался таким же идеологическим мифом, как и единый советский народ. Поначалу о своей самостоятельности заявили крымские татары, затем нагайбаки (православные кряшены-казаки), потом сибирские татары, теперь кряшены... Характерно, что в этом распаде мнительным региональным журналистам видится сценарий, разработанный в Московском Кремле.
Конечно, можно по отечественной традиции и далее задаваться вопросом "кто виноват?", подыскивая кандидатуру на роль внешнего врага, но не лучше ли задуматься над вопросом: "Отчего же народы, насильственно приписанные в 20-е годы XX века к "единому татарскому этносу", желают самоопределения"? Быть может, к разгадке был близок известный татарский политик Фандас Сафиуллин, сказавший: "Мы, татары, ругаем московских шовинистов. Сами боремся против шовинизма, но сами ведем такую же политику по отношению к кряшенам, являющимся частью нашего народа. Тогда у нас нет морального права обижаться на Москву. Если наши кряшены испытывают чувство обделенности, значит, в этом виноват весь татарский народ". Это было сказано в 1999 году. За два года почти ничего не изменилось. Кроме одного - и среди татар, и среди кряшен крепнет осознание необходимости менять ситуацию к лучшему.
