|
Проценко П.Г. К незакатному Свету. Анатолий Жураковский: пастырь, поэт, мученик, 1887-1937. – М.: ПСТГУ / Эксмо, 2017. – С. 784.
Монографией «К незакатному Свету…» Павел Проценко подвел своеобразную черту под свое многолетнее исследование жизни и творчества священника Анатолия Жураковского, знаковой фигуры религиозной жизни Киева 1920-х годов.
Жураковский принадлежал к поколению, призванному преобразовать «энергии высших сфер духа» и тем самым ответить на революционные вызовы времени. Вместе со своими единомышленниками он помогал бедным и заключенным, занимался просвещением народа и работой с молодежью. Однако, как пишет Проценко, церковным активистам вскоре стало ясно, что «в дом пришли убийцы» и предстоит или отречься от жизни ради исповедуемых идеалов, или попытаться приспособиться к жестким правилам советского тоталитаризма.
Герой книги сделал свой выбор. И после долгих семи лет тюремных и лагерных унижений был расстрелян. Была перемолота и вся большая церковная община Киева, частью которой являлись сестричество святой Марии Магдалины и братство святителя Иоанна Златоуста, созданные Жураковским.
Однако не все духовные дети казненного священника погибли. В книге Проценко рассказывает, как познакомился в 1970-е годы с духовными чадами Жураковского, жившими компактно в большой квартире в столице социалистической Украины и создавшими общину «Ноев ковчег». Покровителем киевской «христианской республики», тихо образовавшейся на Гоголевской улице, негласно считалась Анна Артоболевская, выдающийся фортепьянный педагог, у которой учились в свое время три Алексея – Алексей Головин, Алексей Любимов и Алексей Наседкин.
Вообще, книга богата многочисленными рассказами о жизни общинников после казни пастыря. Эти рассказы как бы создают фон эпохи, напоминают о тех реалиях, в которых существовали «катакомбники». Даже в относительно спокойные застойные годы над ними постоянно висел дамоклов меч атеистического государства. Поэтому несанкционированные молитвенные встречи проводились в условиях жесткой конспирации, под видом празднования дня рождения или светского праздника. Верующие помогали друг другу чем могли – деньгами, кровом, продуктами питания. И главное, они сохранили память об учителе.
Проценко рассматривает личность Жураковского в контексте Серебряного века, видит в нем человека деятельного и разносторонне образованного. Поколение, предшествующее Жураковскому, его земляк Михаил Булгаков назвал «беспечальным». Но взлет надежд оборвали мировая война и обвал, вызванный большевистским переворотом. Вот с этим «беспечальным» поколением, оказавшимся в весьма печальных обстоятельствах, и работал молодой священник. Он был добрым пастырем для интеллигенции: утешал, вселял надежду. Скажем, в 1920 году поддержал Ольгу Форш, известную впоследствии писательницу, пережившую личную трагедию.
Жураковский хорошо понимал важность изменения богослужения. Он стремился к тому, чтобы оно было внятно простому народу. Поэтому священник служил при открытых вратах и читал все тайные молитвы вслух. И это не создавало какого-то разделения среди верующих.
Здесь, наверное, самое время сказать несколько слов об истории создания книги. Когда исследователь познакомился с некоторыми документами из архивов частных лиц, он решил составить сборник материалов, включающих проповеди Жураковского и его жизнеописание. В 1981 году с помощью сотрудника французского посольства в Москве Проценко передал машинопись сборника с короткой запиской Никите Струве, директору старейшего эмигрантского издательства YMCA-Press. И вскоре в свет вышла первая версия монографии.
Затем были публикации в самиздатском журнале «Надежда», выход книги на итальянском языке, публикация отдельным изданием проповедей и писем Жураковского. И вот теперь увидел свет внушительный том, в ткани повествования коего присутствуют многие недавно открытые документы. Монография имеет серьезную источниковедческую базу, и уже одно это делает ее серьезным подспорьем в работе любого историка.
После прочтения книги у читателя может возникнуть немало вопросов. Например, связанных с темой «Религия и секс». Жураковский по примеру Иоанна Кронштадтского жил со своей женой как с невестой. Правильно ли это? Проценко не дает однозначного ответа. Хотя мы прекрасно понимаем, что будь у четы Жураковских дети, их ситуация была бы еще трагичней.
По ходу знакомства с главным героем книги внимательный читатель не может не задаться вопросом о возможности прославления киевского священника. Проблема связана с его юрисдикцией. Жураковский не принял декларацию митрополита Сергия (Страгородского), которая на практике означала полную подчиненность Церкви большевистскому государству, и оказался в числе «непонимающих». То есть формально в расколе. Пытаясь ответить на этот вопрос, автор говорит, что картина жизненного пути пастыря должна быть воспринята полнотой соборного сознания Церкви, которой и суждено вынести здесь последние оценки.
Так-то оно так. Но ведь, чтобы такие оценки выносить, самой Русской православной церкви необходимо избавиться от духа сервилизма. А сделать это, как показывает практика, непросто.