Православное братство поперек коллективизации

Анна Дмитренко. За святую правду любви и братства: Епископ-катехизатор Макарий (Опоцкий), 1872–1941: Биография. Проповеди. Письма. Литургическое наследие. Воспоминания. – М.: Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2021. – 440 с.

И вот, перелопатив огромный архивный материал (в том числе частные архивы и архивы УФСБ по Вологодской и Новгородской областям), исследовательница представила впечатляющее полотно, где рассказ об иерархе сочетается с его речами и письмами, а сам епископ живет в воспоминаниях.

Важной вехой в жизни Николая Опоцкого стало знакомство с Николаем Неплюевым и его Крестовоздвиженским братством. Вдохновленный идеями совместной жизни, Опоцкий создает Преображенское трудовое братство в селе Велебицы, что в Новгородской губернии. Любопытно, что община привлекла внимание писателя Михаила Пришвина. Он неоднократно бывал в этих местах на охоте и в своих дневниках оставил заметки по поводу необычного образования. Братство просуществовало три года, с 1907-го по 1910-й. И развалилось в силу внутренних нестроений: Николай Опоцкий занимался исключительно духовничеством, а материальными вопросами ведали совсем другие люди (хозяйство у братчиков было общее), не готовые к жертвенному служению. Позже, уже в советские годы, он учел свои ошибки и во вновь созданном братстве не упускал из виду не только духовную, но и материальную его составляющую.

После революции патриарх Тихон благословил его принять епископскую хиротонию. Более того, в ответ на его просьбу разрешил Опоцкому стать епископом-катехизатором. Так началось хождение по мукам епископа Макария, ведь советская власть хотела уничтожить религию, и миссионеры автоматически становились ее врагами. Макарий пережил два ареста. В 1926–1927 годах он находился в заключении на Соловках, а в 1933–1934 годах отбывал ссылку под Архангельском.

Епископ в 1922–1941 годах создал несколько православных общин в тех местах, где служил: в Череповце, Галиче, Новгороде. Он сумел объединить их в одно братство. Всего в нем, по воспоминаниям, было в разных местах до 80 человек. Не станем приводить отдельные эпизоды жизни верующих в это время. В книге их много. И они связаны не только с гонениями, но и с внутренним устройством общины, с молитвенной практикой. Отметим только один важный момент. Епископ не лез в политику – не только в светскую, но и в церковную. И только в силу обстоятельств некоторое время числился «обновленцем». Как показывает Дмитренко, Опоцкий не был в числе «непоминающих» митрополита Сергия (Страгородского).

Опоцкий мужественно отстаивал право верующих людей оставаться верующими. С каждым годом это становилось все сложнее. В 1937 году, после ареста многих членов братства и расстрела «старших», он уходит в полный затвор. Живет в братском доме в Новгороде, каждый день служит, исповедует и причащает. Но на улицу не выходит. Так продолжается долгих четыре года. Но начинается Великая Отечественная война. Братчики бегут из обстреливаемой местности и оказываются в 15 км от Новгорода, в заброшенном доме. Здесь епископ и умирает естественной смертью, советской власти не удалось его достать.

Общее ощущение после чтения монографии Анны Дмитренко такое, что мы прикасаемся к чему-то подлинному. Видим сквозь неожиданно приоткрывшуюся дверь других людей – цельных, чистых и… незаметных в повседневности. Обычно такие люди сокрыты, мелькают в общем потоке. Чтобы увидеть их глубину, нужно изменить оптику.

Лично автора этих строк поразила история с братским архивом. Молодая девушка Катя Пикина, когда братчики бежали из Новгорода, захватила с собой не еду, не одежду, а братский архив. Затем ее угонят на работу в Германию. Через год после окончания войны ей удастся вернуться, пройдя через допрос органов госбезопасности. И всюду она проносит чудесный чемоданчик с бумагами. Никто на него даже не покусился.

Дмитренко показывает нам при помощи чудом уцелевших проповедей, писем, литургических заметок Макария и рассказов его духовных чад то, «что там рыдало, гибло и боролось» (Блок). Читать Макария интересно. Это не обычная риторика, а речи, имеющие соль. Так, согласно епископу, человек, обладающий Словом, способен «притягивать к себе братьев, собирать их вокруг себя в одну семью, подобно магниту, собирающему около себя железные крупинки и палочки».

В речах епископа живет вера простеца, не искушенного библейской критикой, но чувствующего веяние эпохи с ее требованием возврата к первоначалам. Порой Макарий говорит страшные даже для современного православного сознания вещи. Например, что таинства не совершаются сами собой, одного обряда мало: «Свидетельствую, что без ясного ведения и понимания таин Божиих как таинственного урока, вводящих души в новую жизнь во Христе, сами чинопоследования церкви не действительны». Подобные слова, ставящие под сомнения деятельность «комбината ритуальных услуг», конечно, вызывали недовольство клира. Но в ситуации жестких гонений на религию не имели церковно-административных последствий.

Макарий в каком-то смысле – мистик. «Часто я осязал, – говорит он, – присутствие какой-то силы, которая внушала мне новые мысли, понятия и чувства, от которой я сам поучался и вдохновлялся».

При чтении книги может возникнуть недоумение. Макарий требовал от своих учеников полного послушания. Но его духовное руководительство не спасло людей из ближайшего круга от лагеря и расстрела. Мы вправе спросить: не прошел бы каток репрессий мимо, если бы они оказались полностью самостоятельными, не вовлеченными в братский поток? Может быть. Но для этого им нужно было перестать быть самими собой. К тому же в таком случае не было бы той полноты внутренней жизни, того равноапостольского света, который озарял существование общины. Словом, это вопрос, ответ на который зависит от аксиологии.