Сергей Журавлев
Из срочника за год профессионала не сделать.
Фото Сергея Приходько (НГ-фото)
Утверждение Михаила Растопшина («НВО» № 9, 2010), что Валерий Маскин в «Военной мысли» разгадал загадку боеготовности, как минимум несколько преувеличенно. Первый из авторов – признанный в околовоенной общественности авторитет в области техники. Второй – состоящий на военной службе полковник, который не смог бы надеяться на публикацию в «Военной мысли» (печатном органе Минобороны), если бы его суждения о реформе ВС представляли достойную внимания критику руководства Генштаба ВС РФ, а предложения – «серьезную альтернативу» замыслам первых лиц Минобороны.
На мой взгляд, авторы не вполне раскрыли содержание ключевых понятий «боевая готовность» и «боеспособность» войск (сил). Оценки сводятся к технической стороне и лишь отчасти освещают вопросы военно-стратегического и организационного характера. Обоснование необходимости существенного «изменения подходов» к формированию Вооруженных сил в новом (особо отмечу – в качественно новом) облике осталось за кадром.
Не хотелось бы оспаривать утверждение руководства Минобороны, что «воинские формирования Российской армии доведены до состояния постоянной боевой готовности, и через один час после получения приказа они готовы его выполнить».
Но если нечто подобное утверждает кризисный менеджер министр обороны Анатолий Сердюков (человек сугубо гражданский) при молчаливом согласии военных суперпрофессионалов из Генерального штаба, то это вовсе не значит, что войсками достигнуты невероятные успехи в обеспечении постоянной готовности к «немедленному» выступлению на защиту рубежей Отечества. И все же оспорить кое-что придется.
Объявлено, что одной из задач Российской Федерации считается «поддержание Вооруженных сил и других войск в заданной степени готовности к боевому применению».
Термин «боевая (полная, мобилизационная) готовность» по тексту Военной доктрины едва ли является не ключевым и отражает главное требование к Вооруженным силам.
В настоящее время под «боевой готовностью» понимается такое состояние войск (сил), которое обеспечивает выполнение боевых задач войсками в соответствии с их возможностями и предназначением в директивно установленные сроки. По аналогии «мобилизационная готовность» означает такое состояние войск (сил), которое обеспечивает в директивно назначенные сроки проведение комплекса мероприятий по приведению войск в «полную боевую готовность», включая перевод на штаты военного времени и боевое слаживание. Под термином «полная боевая готовность» понимается состояние войск, которое подразумевает возможность незамедлительного (максимально быстрого) перехода из режима ожидания команды к выполнению боевых задач по предназначению.
Для воинской части, приведенной в течение нескольких часов или суток в полную боевую готовность, не требуется проведения каких-либо дополнительных мер, повышающих готовность. При этом в режиме ожидания приказа (сигнала) воинская часть может оставаться неопределенно долго. Но при условии поддержания достигнутой степени готовности, в том числе такими мерами, как «отмена отпусков». Собственно говоря, этим обеспечивается «немедленное или быстрое реагирование» по натовской, на мой взгляд, более точной терминологии.
Следовало бы пояснить, что понятие «соединение, воинская часть постоянной готовности» было зафиксировано в ВС как особая категория войск наряду с понятием «соединение (воинская часть) сокращенного состава и кадра». Последние, по существу, были «мобилизационно готовыми» и требовали проведения комплекса соответствующих мероприятий по комплектованию, повышению уровня обученности поставленного в строй личного состава запаса и боевого слаживания. В 90-е годы появился общий для войск постоянной готовности и сокращенного состава термин «боевая и мобилизационная готовность», который подразумевал перечень требований и директивно установленных показателей содержания соединений и воинских частей (укомплектованность, обеспеченность, обученность личного состава, слаженность в действиях, подготовку штабов, состояние техники, тыла, воинской дисциплины, финансовой деятельности и т.п.).
Для практиков-профессионалов не является тайной, что состояние воинской части имеет свойство к изменению в зависимости от условий и времени. (Валерий Маскин за неимением более адекватного понятия ввел странный и противоречивый по составу слов термин «непостоянная готовность», что само по себе требует пояснений и комментариев.)
Таким образом, «боевая готовность» – в настоящее время понятие весьма условное. Это одновременно условие содержания войск и требование к ВС с учетом динамики изменения обстановки, показателей состояния и возможностей войск (сил). Это понятие директивно было внедрено Генеральным штабом в первой половине прошлого столетия и как бы всех устраивало. Вместе с тем за последние 20 лет условия содержания и применения войск изменились радикальным образом, а военная мысль в части разработки понятий «остановилась на «Мобилизации» Свечина». Увы, это так. Более того, сейчас «постоянная готовность» все более принимает форму декларации о намерениях содержать войска в наилучшем виде и одновременно руководящего пожелания, достойного употребления скорее с высокой трибуны, чем в оперативной директиве или приказе.
ЗАГАДКА «НЕПОСТОЯННОЙ БОЕВОЙ ГОТОВНОСТИ»
Имевшая место в недалеком прошлом мобилизационная концепция военного строительства Вооруженных сил по отношению к соединениям и частям постоянной готовности требовала проведения ряда неотложных мероприятий, в том числе: доукомплектования (поскольку войска содержались с некомплектом 10–15%); проведения необходимых работ по приведению в боеготовое состояние штатной техники и вооружения; подготовки к вывозу и вывоза запасов МТС; вывода подразделений из военных городков; развертывания пунктов управления и систем обеспечения.
По установившимся понятиям и в соответствии с заявлениями руководства Минобороны даже без доукомплектования для проведения перечисленных мероприятий требуется не менее суток. Однако с учетом расчетного времени передвижения железнодорожным (иным транспортом) или совершения марша своим ходом в район предназначения сроки готовности войск к выполнению боевых задач определяются уже несколькими сутками.
Если быть до конца объективным, то воинские части на разных этапах приведения в полную боевую готовность в течение суток и даже в зависимости от сезона (!) могли и могут оказаться «ограниченно боеспособными». При декларируемом требовании обеспечить «постоянную готовность» на практике войска демонстрировали, мягко говоря, низкие возможности по использованию штатного вооружения, а в отдельные периоды времени могли оказаться «полностью небоеспособными». Это и было тайной, обстоятельства которой были хорошо известны с времен войны, но упорно игнорировались и игнорируются Генштабом, ответственным за вопросы строительства войск и обеспечение их боевой готовности.
Причин и условий такого, странного на первый взгляд положения в настоящее время можно назвать несколько: укомплектованность подразделений личным составом (с учетом текущего некомплекта) на момент объявления «тревоги», как правило, составляет 75–85% и менее, а в период призыва и увольнения могла снижаться до 50–60%; обученность личного состава в действиях при оружии в начале учебного периода (каждый из двух – не более 4–4,5 месяца активной «боевой учебы») не соответствовала элементарным требованиям, к маю (октябрю) текущего учебного года оценивалась не выше «удовлетворительно»; слаженность подразделений и штабов в условиях ротации офицеров и сверхплотного графика освоения программы боевой подготовки в течение учебного периода также не соответствовала требованиям; проведение ряда мероприятий боевой подготовки с грубыми нарушениями методик, что стало традицией в отсутствие подготовленных сержантов, ГСМ, боеприпасов, исправной техники учебной группы, нормально оборудованных объектов УМБ; перегруженность планов не имеющими прямого отношения к боевой подготовке мероприятиями, в том числе разного рода сборами, участием в подготовке внеплановых учений, парадов и т.д.; низкий остаточный ресурс ВВТ и в целом невысокий коэффициент технической готовности штатной техники и вооружения (в среднем не превышает 50–70%); элементарная неорганизованность, командирское безволие и стремление выдать желаемое за действительное; влияние неблагоприятных погодных условий (мороз, распутица) и даже поощряемое в мирной обстановке бездействие...
Перечень можно дополнить. Но ясно, что условное проведение плановых мероприятий боевой подготовки стало правилом. В этих условиях выполнить требование о поддержании воинских частей в постоянной готовности практически невозможно.
Могут последовать возражения, что не все так плохо. И в самом деле, есть примеры более чем удовлетворительного состояния войск. Но при этом успехи в подготовке войск по предназначению определяются главным образом настойчивостью и волей командиров, мастерством и сверхусилиями офицеров, занятых службой неслучайным образом. Командиры всех степеней как бы постоянно на передовой 24 часа в сутки.
И любой здравомыслящий военный-профессионал понимает, что существующая система мер по поддержанию войск в боевой готовности выстроена в расчете на выдающиеся качества людского материала, противоречит современным условиям содержания войск и требованиям к их подготовке. В результате «принимаемые меры не дают нужных результатов». В этих условиях именовать воинские части «постоянно готовыми» нет никаких оснований. Оценивать их «ограниченно боеготовыми» будет большим преувеличением. Перевод войск в состояние полной боевой готовности возможен только при проведении комплекса дополнительных мер в течение 1–1,5 месяца. Даже в этом случае степень использования боевого потенциала штатного вооружения не превысит 25–30% и будет определяться текущим состоянием техники, степенью обученности личного состава и качеством управления. К слову сказать, степень реализации потенциала штатного вооружения отмобилизованных дивизий сокращенного состава оценивается еще ниже. Грубо говоря, три наши мотострелковые дивизии (с общей численностью 36–40 тыс. человек) по своим боевым возможностям едва ли превосходили одну механизированную (бронетанковую) дивизию армии США (численностью 18–20 тыс. человек). Как было во всеуслышание сказано в одном из Посланий президента РФ со ссылкой на мнение начальника Генштаба, «в Минобороны миллион военнослужащих, а воевать некому».
Кстати, при неизменно «закритическом состоянии» военной техники и стабильно удовлетворительной подготовке личного состава к действиям при штатном вооружении боевая готовность как бы «неуклонно повышается». Но оказывается, что это не более чем многолетние благие пожелания со стороны руководства и традиционное создание видимости эффективной деятельности.
Где нет дела, там нет успехов. В этом смысле не исключение и Вооруженные силы, успехи которых определяются ведением победоносной войны и как минимум – задач в интересах общества, понимающего необходимость их содержания.
Очевидно, что сегодня для войск едва ли не главным вопросом является изжитие традиционного пустопорожнего времяпрепровождения под названием «боевая учеба», прикрытого бездействием в части изменения установившегося порядка подготовки войск и словами о «необходимости принятия решительных мер по поддержанию высокой боевой готовности».
 Руководство армии часто принимает желаемое за действительное. Фото Александра Шалгина (НГ-фто) |
КОНЦЕПЦИИ, ПЛАНЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
С назначением министром обороны с широчайшими полномочиями Анатолия Сердюкова по предложению Генштаба Вооруженные силы перешли на бригадную и базовую форму организации войск (сил). Создано «три уровня управления». При всех концептуально непонятных для многих изменениях не обошлось без подмены понятий. Армейское управление заменили неопределенным термином «оперативное командование», хотя логика подсказывала ввести в военный лексикон термин «общевойсковой корпус бригадного состава» в качестве «оперативно-тактического соединения».
Фактически отказались от содержания «мобилизационной базы» и создания группировок путем отмобилизования соединений (частей) сокращенной численности. В интересах доведения количества офицеров до мировых стандартов занялись оптимизацией численности, сократили количество генералов и центральный аппарат. Дело идет к свертыванию системы профессионального образования и собственно кадровой работы.
Очевидно, что все это продолжение государственной политики демилитаризации государства и девоенизации Минобороны. И с этим не поспоришь. В эпоху демократизации это всего лишь проявление неоднократно обруганной политической целесообразности и реализация неведомых смертным из войск государственных замыслов.
Однако в ведении Генштаба и собственно военных специалистов остается как минимум определение требований к содержанию войск постоянной готовности в новом оргштатном формате, порядок подготовки личного состава в частях, а также разработка и директивное закрепление соответствующей терминологии. Впрочем, для ликвидации явно видимых недостатков фактически ничего не делается. Комплектование войск ориентировано на два призыва в год. Профессиональных контрактников и сержантов нет. Для подготовки уверенно действующего при вооружении дисциплинированного солдата из «маменькиных сынков» и неграмотных хулиганов одного года действительной военной службы явно недостаточно. Худосочный ДОСААФ занят коммерцией, специалистов по ВУС для ВС даже в минимальных количествах подготовить не в состоянии. Школа в деле допризывной подготовки практически бесполезна. Офицерский корпус Минобороны стремительно деградирует. Имеющийся остаточный ресурс вооружения используется неэффективно. В войсках все тот же сверхплотный график мероприятий боевой подготовки в расчете на «командирское погонялово», деятельность «через не могу» и материальную заинтересованность. (Увы, армия не более чем сколок современного общества, где все поражено интересами коммерции, а нормальная мотивация деятельности в интересах государства вызывает как минимум недоумение.)
Закритическое состояние войск по ряду показателей сохраняется. Благие намерения обеспечить боевой потенциал войск на прежнем уровне (что само по себе удивительно при требовании иметь все соединения полностью укомплектованными) привели к результатам, прямо противоположным от ожидаемых. Современная «общевойсковая бригада» – смесь дивизионных подразделений обеспечения и полковых линейных батальонов прежнего строя (в штатной численности бригады их доля не превышает 40%). Это уже не тактическое соединение, как представляется по определению, а превышающая всякие нормы по численности воинская часть.
Сфера военного производства хиреет на глазах, новое вооружение поставляется в мизерных количествах. В год заменяется не более доли процента от количества штатного вооружения, и в основном по образцам, известным обывателю с советских времен. Это явно не соответствует требованию довести уровень обеспеченности современными ВВТ до 80% от штатного состава. Учитывая подтвержденные практикой временные нормативы перевооружения (жизненного цикла вооружений) от начала ОКР до снятия с вооружения и утилизации, ежегодно в войсках необходимо заменять на новые или как минимум глубоко модернизированные образцы не менее 4–6% штатного ВВТ (практически это две общевойсковые бригады).
Радует то, что в связи с выводом за штаты огромного количества техники естественным образом и без всяких усилий доля современного вооружения может существенно повыситься. И неудивительно. Так, например, потребность по ВВТ 39 общевойсковых бригад постоянной готовности в составе Сухопутных войск составляет ровным счетом 25–30% штатного вооружения войск в дивизионной организации. Это примерно соответствует количеству более-менее современных образцов вооружений, состоящих на балансе Сухопутных войск. Невостребованные, по большей части неисправные, морально и физически устаревшие вооружения пойдут на списание и в резерв. Нужно полагать и даже надеяться, что усилиями здравомыслящих генштабистов в войсках останется только самое лучшее и качественное. Там, где требуется, а не там, где удобно и экономически выгодно содержать.
Тем не менее в отсутствие подготовленного личного состава, современных средств разведки и связи эта «нежданная радость» положение не поправит. Объемы поставок ВВТ останутся на прежнем уровне. Нет оснований надеяться на появление высокоэффективного оружия на новых физических принципах. «Положительные результаты» модернизации штатного ВВТ исчезнут уже к 2015 году. И никакие сверхусилия офицеров в расчете на «методическое мастерство» не помогут.
Рассчитывать, как полагает руководство Генштаба, на «повышение боевой готовности, самостоятельности, мобильности, компактности и управляемости» соединений и структурных подразделений в установленной ныне организации и существующем порядке содержания (подготовки) войск – утопия.
В ближайшее десятилетие по реализуемому потенциалу ВВТ три наши бригады постоянной готовности едва ли будут сравнимы с бригадой Национальной гвардии США. Предложение Валерия Маскина в части категорирования «воинских частей постоянной готовности» с их делением на три группы войск по времени их реагирования ничего не меняет. По существу, это возвращение к старой схеме содержания мобилизационно готовых войск с сокращением количества «боеспособных общевойсковых соединений» до расчетных 13 бригад (треть от установленного боевого состава). Поправка к концепции Генерального штаба действительно «существенная», но не имеющая никакого оперативного смысла.
Остается нерешенным вопрос создания группировок хотя бы только на востоке, где пока еще бесконтактные войны нам не грозят. И вопрос не в том, в каких организационных формах целесообразно содержать войска для отражения агрессии, если не решена в принципе проблема обеспечения достаточного для отражения агрессии соотношения сил и средств и нет ответа на вопрос: откуда исходит угроза миру? Это действительно вопрос политического и только во вторую очередь военно-стратегического смысла. Для создания приемлемого соотношения сил и средств (как требует Военная доктрина) на востоке будет недостаточно всех предусмотренных дислокацией и перемещенных на восток 20–25 общевойсковых бригад. Тем более что их реализуемый потенциал не превысит по этому показателю дюжины нормально подготовленных и укомплектованных современными вооружениями соединений вероятного противника. Это в то время как противник в состоянии развернуть миллионную, прилично оснащенную группировку в течение месяца в составе сотни соединений. Вместе с тем увеличение людского и технического ресурса Сухопутных войск до 600–700 тыс. человек, а боевого состава военного времени хотя бы в 2–3 раза просто невозможно.
Еще не факт, что при определенных условиях наши ближайшие соседи на Западе не попытаются решить территориальные и иные проблемы классическими способами ХХ столетия. Безусловно, в рамках привычных представлений о ведении войн прошлого века оперативными группировками. Это крайний, как говорится, «маловероятный», но не такой уж фантастический вариант применения войск. В этом случае для отражения согласованной агрессии с учетом угрозы с востока нам может не хватить и 150 бригад, объединенных в 20 общевойсковых корпусов, готовых одновременно выполнить боевые задачи сдерживания и отражения агрессии на хорошо известных Генштабу 20 операционных направлениях.
В поисках новых подходов нужно исходить хотя бы из того, что выделенный для Сухопутных войск ресурс численности (порядка 300 тыс. человек) действительно позволяет содержать полностью укомплектованными только 40 общевойсковых и примерно 25–30 специальных соединений численностью от 2,5 до 4,5 тыс. человек (как выясняется, при условном их именовании – «постоянно готовые»).
КРИТИКУЕШЬ? ПРЕДЛАГАЙ!
Если кратко подвести итог, то войска постоянной готовности должны как минимум заниматься напряженной боевой подготовкой в соответствии с предназначением. В связи с этим следовало бы внимательно присмотреться к методам подготовки личного состава ВДВ, настоящей элиты ВС РФ. Проработать вопросы обеспечения боеготовности категорированных по срокам соединений и воинских частей за счет повышения ресурса войск и организации военной службы в резерве с заключением контракта. Не будет преувеличением сказать, что «оплачиваемая служба в запасе Вооруженных сил по контракту» может стать не только решением проблемы воинских формирований, но и социально направленным, государственным проектом поддержки населения в местах дислокации войск.
Если исходить из того, что важен результат, а не «намерения содержать войска в лучшем виде» для ведения «маловероятной региональной войны», то ВС могли бы в мирное время как максимум выполнять задачи гражданской обороны, охраны водных районов, лесных и прочих ресурсов от браконьеров, силового прикрытия специальных операций, обеспечения и самостоятельного проведения мероприятий по спасению, эвакуации и оказанию первой помощи гражданам в чрезвычайных ситуациях.
Ничего выдумывать не нужно. Имеется положительный отечественный и соответствующий новым для нас условиям мировой опыт. Есть регулярные войска, разнообразная техника и личный состав в запасе. Офицерами еще не забыты способы организации и методы проведения операций силами общего назначения. Подготовка одного-двух батальонов и управления бригады ПГ по вопросам гражданской обороны и защиты граждан (ГО и ЗГ) может быть налажена в течение месяца. Это не исключает в повседневной деятельности подготовки войск к выполнению типичных для ВС миротворческих и иных задач в рамках операций гуманитарного характера с участием ВВС, Тыла и военной медицины, осуществление операций по принуждению к миру и даже мероприятий по противодействию методам пока мифологических «сетецентрических войн» или слабо разработанных концептуально войн «шестого поколения».
В мирное время боеготовая общевойсковая бригада своими самостоятельными тактическими группами (комплексами сил и средств мониторинга обстановки, боевого управления и поражения) могла бы в полном объеме контролировать территорию, равную по площади среднему субъекту Федерации. При оснащении новейшей техникой такое соединение могло бы включать управление, отдельные подразделения специальных войск, а также от двух до пяти общевойсковых воинских частей с численностью 0,5–1,0 тыс. человек. В соответствии с возможностями совершения марша своим ходом (оперативного реагирования) подразделения ГО и ЗГ Минобороны могли бы прибыть с вооружением и техникой в любую точку района ответственности соединения радиусом в 100–150 километров в срок от 1,5 до 5 часов. Очевидно, что именно такие принципиальные соображения могли бы стать основой для определения организационной структуры войск и тактико-технических требований новейшего вооружения в виде комплексов боевых средств (мониторинга, управления, поражения и обеспечения) на глубокую перспективу (не менее чем до 2025–2050 гг.)
Нет сомнения в том, что буквально сегодня и в любой организации войск (сил) военнослужащие Минобороны должны оправдывать свое существование не только комфортно-ленивым присутствием на относительно обустроенной территории или в базовом районе, но и организованными в интересах защиты гражданского общества операциями.
В связи с этим выскажу крамольную мысль о необходимости исключения дублирования задач и сокращения государственных расходов путем оптимизации многочисленных силовых ведомств. Стоило бы подумать о судьбе Министерства ГО и ЧС (около 36 тыс. военнослужащих), части ВВ МВД (исключая дивизии ОН, более 150 тыс.), о возможностях передачи их численности и функций боеготовым войскам (морским силам) Минобороны. Не стоит доходить до крайности включением в его состав пожарной и вневедомственной охраны, службы «Скорой помощи», лесников, сил спасения безбашенных рыбаков на льдинах, как и конвойных войск ГУИН.
Такие преобразования в полной мере соответствуют никем не отмененным и даже подтвержденным Военной доктриной планам строительства военной организации государства, проектам развертывания межведомственной системы материально-технического и тылового обеспечения, а также идее Генштаба о создании «объединенных оперативных командований», для которых пока не находится достойных внимания задач.
Решение о коренном изменении условий содержания и форм организации Вооруженных сил принято, направления их преобразования до 2020 года одобрены, мероприятия плана перехода на новый облик в значительной части выполнены.
Возврата к прошлому не будет. Но принять меры, хотя бы в части корректировки порядка подготовки войск и активизации личного состава, все же необходимо. Очевидно, что «править» министра обороны и критиковать Генштаб ВС РФ не имеет смысла. Но без соответствующих решений, как выражается Михаил Растопшин, «Вооруженные силы (вне зависимости от форм организации. – С.Ж.) даже применительно к прошлым поколениям войн не смогут выполнить свои функциональные (?!) обязанности». И с этим нельзя не согласиться.
И в самом деле, при миллионе военнослужащих, организованном, с позволения сказать, в «неполностью боеготовые соединения», даже категорированные по срокам реагирования на угрозы, воевать по-прежнему будет некому.
