Дмитрий Онтоев
Президент Узбекистана Ислам Каримов пытается заручиться поддержкой госсекретаря США Хиллари Клинтон.
Фото с официального сайта правительства Узбекистана
Ташкент направил в секретариат Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) ноту о приостановке своего членства в инспирированном Россией военно-политическом союзе.
СВОЕНРАВНЫЙ УЧАСТНИК
Узбекистан не в первый раз выходит из альянса – в 1999 году он не продлил действие Договора о коллективной безопасности и присоединился к организации ГУАМ, объединяющей Грузию, Украину, Армению и Молдавию. Только после трагических событий в Андижане, когда Ташкент попал под крайне жесткую, вплоть до введения санкций, критику со стороны США и ЕС, президент Узбекистана Ислам Каримов принял решение о возвращении в ОДКБ. Руководство России поддержало заявления узбекских чиновников о том, что андижанские события были контртеррористической операцией, и предоставило Ташкенту надежный политический зонтик в обмен на участие в интеграционных инициативах Москвы.
Однако политика Узбекистана порой кардинально не совпадала с желаниями Кремля. На протяжении последних шести лет работы ОДКБ Ташкент не поддержал ни одну серьезную инициативу организации, включая создание Коллективных сил оперативного реагирования, и чисто номинально участвовал в различных учениях, на постоянной основе проводимых штабом ОДКБ. Благодаря тому, что одним из основополагающих принципов работы ОДКБ является принятие решений на основе консенсуса, Ташкент всегда имел возможность высказать свое «особое мнение» практически по всем вопросам.
Дело доходило даже до того, что президент Беларуси Александр Лукашенко в конце 2011 года публично предложил исключить Узбекистан из организации. Ряд экспертов высказывали мнение о том, что реформа ОДКБ и придание этой в целом аморфной структуре четких полномочий, а также проведение каких-либо серьезных операций были невозможными во многом из-за противодействия со стороны Ташкента.
Казалось бы, выход Узбекистана из ОДКБ должен только обрадовать сторонников более активной роли организации в поддержании безопасности в регионе. Доказательством этого, кстати, является российская внешнеполитическая риторика. Однако существует несколько факторов, которые могут серьезно изменить, если не сломать, баланс сил в регионе.
РОЛЬ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ В СТРАТЕГИИ США
США, будучи одним из ключевых игроков в Средней Азии, ясно осознают необходимость сохранения своего военно-политического присутствия в регионе. Достаточно вспомнить идеи Хэлфорда Маккиндера, классика западной геополитики, который полагал, что контроль над «Хартлэндом» является необходимым условием для сохранения доминирующих позиций в мире. Очевидно, что вывод войск международной коалиции, и в первую очередь сил США из Афганистана и Ирака, лишит Вашингтон многих возможностей, которые дает наличие стотысячного контингента в сердце Евразии. Решение президента Киргизии Алмазбека Атамбаева к 2014 году ликвидировать центр транзитных перевозок «Манас» (или, как его повсеместно называют, американскую авиабазу «Манас») еще более подрывает возможности США влиять на процессы в регионе.
Сохранение влияния на Центральную Азию является одной из ключевых целей новой внешней политики Вашингтона, который сместил фокус своего внимания с Ближнего Востока на Азиатско-Тихоокеанский регион. Причины этого очевидны – растущая мощь Китая вкупе с ослабевшей американской экономикой и общей хаотизацией международных отношений заставляют США прилагать все возможные усилия для сдерживания Пекина. Среди таких шагов – усиление Тихоокеанского флота, создание новых военно-морских баз, как, например, в австралийском городе Дарвин, и окружение Китая с моря.
Какую роль играет Центральная Азия в стратегии Вашингтона? Ответ очевиден – США планируют лишить Китай возможностей закрепить свое экономическое влияние в регионе, отрезать экономику Китая от дешевых центральноазиатских ресурсов и держать под контролем транзит китайских товаров в Европу. Одним из проектов, предназначенных для реализации этой стратегии, может стать и анонсированная в 2011 году концепция «Нового Шелкового пути». Нацеленная на усиление экономического взаимодействия в регионе, концепция предполагает создание развитой широкомасштабной сети транзитных связей между Южной и Центральной Азией. В рамках концепции выделяются два приоритетных направления – проект газопровода Туркменистан–Афганистан–Пакистан–Индия (ТАПИ), который должен быть завершен к 2015 году, и электроэнергетический проект CASA-1000, предусматривающий поставку электроэнергии из Таджикистана и Кыргызстана в Индию и Пакистан. Помимо этого в общую логику «Нового Шелкового пути» вписывается и предполагаемый проект Транскаспийского газопровода, который может наполнить газопровод Nabucco природным газом из Туркменистана. Таким образом, для реализации «Нового Шелкового пути» США необходимо получить согласие местных элит на участие в проекте под патронажем США и отказ этих элит от политических союзов с КНР.
ПРОТИВОРЕЧИЯ МЕЖДУ АСТАНОЙ И ТАШКЕНТОМ
Здесь необходимо сделать краткое отступление и подчеркнуть, что одним из факторов, определяющих геополитическую картину Центральной Азии, является соперничество между Казахстаном и Узбекистаном за лидерство в регионе. Казахстан обладает очень развитой экономикой, хорошим инвестиционным климатом (в рейтинге Всемирного банка Doing Business Казахстан занимает 47-е место из 183; Россия, к слову, находится лишь на 120-м месте), сильным модернизационным потенциалом. Узбекистан, экономическая мощь которого уступает Казахстану, имеет самое большое по численности население в регионе (29 млн. человек), сильную армию с большим мобрезервом и огромные запасы легкодобываемых углеводородов.
Борьба за региональное лидерство между двумя странами проходила через различные фазы, временами обостряясь, но в последние годы, по оценкам экспертов, пальма первенства перешла к Казахстану. Среди причин этого назывались в первую очередь тесные связи Казахстана с Россией в рамках интеграционных объединений, а также хорошие отношения с США и Китаем. Это было достигнуто благодаря многовекторной внешней политике Астаны, нацеленной на взаимодействие со всеми основными акторами в регионе. Наиболее прочные отношения связывают Астану с Москвой – как в рамках ОДКБ, так и в широком спектре экономических интеграционных объединений, начиная с ЕврАзЭС и заканчивая Единым экономическим пространством и предполагаемым Евразийским союзом, который призван объединить Беларусь, Казахстан и Россию.
В это же время происходило постепенное выравнивание отношений Узбекистана с Западом. Одним из важнейших факторов, определяющих политику Вашингтона и Брюсселя по отношению к Ташкенту, стал вопрос о снабжении сил международной коалиции в Афганистане.
Существует два наиболее удобных способа транспортировки большого количества грузов в такую труднодоступную местность, как Афганистан, – через Пакистан и через Центральную Азию. Взаимоотношения США с Пакистаном периодически осложнялись спецоперациями союзных войск против повстанцев на территории Исламской республики, пока не достигли кульминации в мае 2011 года, когда отряд «морских котиков» США уничтожил номинального лидера «Аль-Каиды» Усаму бен Ладена. После серии ударов с БПЛА, из-за которых погибли мирные жители, Пакистан закрыл транзит для грузов коалиции, вынудив Объединенное командование полагаться только на Северную сеть поставок (ССП), которая проходит в том числе по территории Узбекистана. При этом из дипломатических депеш, раскрытых WikiLeaks, становится ясно, что Ташкент рассматривал свое участие в ССП как противовес амбициям России.
Во многом с целью обеспечения бесперебойного снабжения международных сил, а затем и для беспрепятственного их вывода из Афганистана внешнеполитическое и военное ведомства США активно укрепляли отношения с центральноазиатскими странами. В частности, в октябре 2011 года госсекретарь США Хиллари Клинтон посетила Ташкент с официальным визитом, подтвердив готовность Вашингтона к дальнейшему развитию сотрудничества с Узбекистаном и отметив улучшение ситуации с правами человека и политическими свободами в стране.
Визиту госсекретаря предшествовали командировки в регион ряда сотрудников администрации, включая директора по Центральной Азии в Совете национальной безопасности Линн Трейси и помощника госсекретаря по делам Южной и Центральной Азии Роберта Блейка-младшего. Более того, в регион дважды приезжал спецпредставитель президента США по Афганистану и Пакистану Марк Гроссман, а президент США Барак Обама имел телефонный разговор с лидером Узбекистана.
Отношения между Вашингтоном и Ташкентом улучшались не только на уровне дипломатов в штатском, свой вклад внесли и дипломаты с погонами. В марте визит в Киргизию нанес министр обороны США и бывший директор ЦРУ Леон Панетта. В ноябре 2011 года Ташкент и Душанбе посетил командующий сухопутного компонента Центрального командования США (US CENTCOM) генерал Винсент Брукс. Очевидно, что основной темой переговоров было сотрудничество в рамках ССП, однако в СМИ появилась информация о дополнительном треке переговоров, на котором американские военные обещали передать армиям стран Центральной Азии часть снаряжения и техники, предполагаемой к вывозу из Афганистана. Это стало возможным после снятия Конгрессом США санкций на предоставление военной помощи Узбекистану в сентябре 2011 года.
Делая краткий анализ попыток усиления влияния Вашингтона в Центральной Азии, нельзя не упомянуть предложенный США в феврале этого года на министерской встрече Парижского пакта в Вене план «Центральноазиатская антинаркотическая инициатива» (CACI). Согласно информации из открытых источников, планом CACI предполагается создание «антинаркотических центров» в пяти республиках Центральной Азии, включающих в себя силовой и информационно-аналитический компоненты. В частности, предполагалось, что разведывательная составляющая центров должна иметь доступ ко всей оперативной и секретной информации, имеющейся у спецслужб стран Центральной Азии по линии борьбы с наркотиками. Однако, как сообщает газета «Коммерсант», многие потенциальные участники американской инициативы дали понять, что ее поддерживают.
УЗБЕКИСТАНСКИЙ ПЛАЦДАРМ США
На последнем заседании ОДКБ принято решение о том, что размещение военных баз третьих держав на территории действия договора невозможно без согласия всех стран-участниц. Приостановка участия в ОДКБ освобождает Узбекистан от взятых обязательств. Теперь США могут воспользоваться ситуацией, но будет ли Узбекистан готов разместить американскую военную базу на своей территории?
Геополитические последствия этого можно представить лишь в самых общих чертах. Если Ислам Каримов санкционирует размещение иностранной военной базы, влияние России на процессы, происходящие в регионе, значительно уменьшится (хотя оно и сейчас, откровенно говоря, оставляет желать много лучшего). США сделают еще один шаг к закреплению своего военно-политического присутствия в Центральной Азии. Обострятся противоречия между Казахстаном, поддерживаемым Россией, и Узбекистаном, который будет искать себе другого «патрона». Не исключено ухудшение положение Китая, под угрозой окажутся его интересы в Центральной Азии. Реакцию и ответные шаги китайского руководства предсказать невозможно.
Менее ясными кажутся перспективы самого Узбекистана. Поколение лидеров последнего десятилетия XX века и первого десятилетия XXI века постепенно сходит с политической сцены. Вопрос о том, кто будет наследовать Нурсултану Назарбаеву, Исламу Каримову и Эмомали Рахмону, остается неизвестным, хотя именно от личности и интересов новых лидеров будет зависеть политическая ориентация стран Центральной Азии.
Легко предсказать активизацию Исламского движения Узбекистана (ИДУ) в случае, если страна будет склоняться к партнерству с США. Контртеррористические операции могут легко превратить и без того не самую мирную центральноазиатскую республику в новое поле боя между радикальными исламистами и странами Запада. Не стоит забывать и о движении «Восточный Туркестан», которое может внести свою лепту в дестабилизацию региона. В целом конфликт, похожий на описанный выше, легко может привести к радикализации местных исламистов и потенциально – к расколу государства.
Однако это лишь отдаленная и крайне нежелательная перспектива. В настоящий момент мы имеем приостановленное членство Узбекистана в ОДКБ, претензии Таджикистана и Киргизии к Москве по части повышения платы за российские военные базы, поднятие Азербайджаном платы за Габалинскую РЛС и – как завершающий аккорд – совершенно неопределенное и, возможно, весьма печальное будущее Афганистана.
Учитывая, что внешнеполитическое планирование российского руководства порой оставляет желать лучшего, а традиционная европоцентричность российской внешней политики заставляет Кремль обращать внимание на отношения в первую очередь с Западом, вопрос о контрмерах и ответных шагах пока что остается открытым. В этом отношении наиболее перспективным проектом видится Евразийский союз, который позволит России через Казахстан восстановить во многом утраченное влияние в Центральной Азии и сформировать скелет новой системы региональной безопасности.
До тех пор, пока Москва не поймет, что с центральноазиатскими странами надо говорить, как с равными партнерами, пока евразийский вектор не станет ключевым направлением российской внешней политики и пока Россия не станет активно продвигать привлекательную интеграционную модель, мы будем приближаться к точке невозврата, за которой стоят потерянная Центральная Азия и крах геополитических амбиций страны.
