Борис Карпов
Генерал Анатолий Романов (на снимке в центре) стал символом несгибаемости российского воинского духа. Фото Владимира Николайчука (пресс-служба ВВ МВД РФ)
ОН ИСКРЕНЕН В РУКОПОЖАТИИ
Знакомство наше с Анатолием Александровичем Романовым случилось в конце 1980-х, когда он, еще подполковник, был назначен начальником штаба в 95-ю дивизию спецчастей (по охране важных государственных объектов и специальных грузов). Несколько лет до этого я был редактором тамошней дивизионки. И вот однажды встречаю на сборах в войсковом главке своего старинного товарища, комдива с Урала полковника Алексея Ивановича Климентьева (впоследствии генерал-лейтенант, командующий войсками Северо-Западного округа ВВ МВД России). Он и предложил: «Тут же рядом твои спецы, давай сходим. Хочу друга своего саратовского Толю Романова повидать». Тогда я узнал, что Романов с Климентьевым были в саратовском нашем училище сначала однокашниками-курсантами, а потом и курсовыми офицерами.
Романов оказался высоким, плечистым, спортивным (позже выяснилось, что он много лет занимался самбо, рукопашным боем, дзюдо).
Открытое лицо, взгляд доброжелательный и одновременно изучающий. Рукопожатие крепкое, от души. Позже встречались и беседовали с ним неоднократно. Он всегда был доступен, приветлив, заинтересованно пытлив, внимателен ко всему, что касалось служебно-боевой деятельности войск. Помню, однажды встретились с ним в коридоре Главкомата, неподалеку от его кабинета (в ту пору он был начальником управления спецчастей). Генерал пожимает мне руку, задает привычные до банальности вопросы: «Как поживает журнал? Где были? Наших спецов, 95-ю не забываете? Рассказывайте…» А сам уже легонько вталкивает в свой кабинет.
Он был легок в общении, генеральские звезды не давили ни на него, ни на собеседника. В тот день я поделился с ним некоторыми своими планами, в числе прочего и давнишней задумкой побывать на Новой Земле, где в то время еще несло службу подразделение нашей
95-й дивизии.
Романов отреагировал моментально. Нажал кнопку на телефонном пульте: «Зайдите, пожалуйста». Гляжу, через минуту входит полковник Владимир Краснов – мой сослуживец по 95-й дивизии, знакомец еще с лейтенантских лет. «Знакомы?» – «Конечно, давным-давно». – «Вот и хорошо. Значит, вместе не скучно будет. Товарищ Краснов, надо нашего корреспондента на Новую Землю взять. Допуск, надо полагать, имеется, остальное сделайте как положено и – в добрый путь».
Через пару недель мы летели на ядерный полигон, где пробыли десять плодотворных дней. Так с благословения генерала Романова у меня появился еще один походный блокнот. На его обложке надпись: «Новая Земля. 26.05. – 04.06.93».
По возвращении, отработав новоземельские материалы для журнала «На боевом посту» и газеты «Ситуация», занес их генералу Романову, поблагодарил за содействие.
РУБЦЫ НА СЕРДЦЕ
Спецы были его самой сильной любовью, хотя он прекрасно знал и боевую подготовку (генерал был заместителем главкома на этом важнейшем участке), и штабную работу (он блестяще окончил Военную академию Генштаба). А ведь еще в старой русской армии лучшие офицерские характеры были сплавом опыта командирского, штабного, педагогического, помноженного и на боевой. Назвать хотя бы Михаила Драгомирова, Михаила Галкина, Алексея Брусилова. Истинно боевой опыт был уже не за горами.
Генерал Романов – интеллигент, умница, сильный и правильный мужчина. В мирное время он с головой уходил в заботу о подчиненных частях и соединениях. На войне сутки мог работать без отдыха (не прессовал своих офицеров и генералов, но спрессовывал свое время), без оглядки растрачивал здоровье, еще вчера казавшееся несокрушимым.
«Самашки, Самашки, Самашки…» – еще шелестело по газетным страницам, донесениям и сводкам, но доносилось уже отдаленно глуховато, как растворяющееся в горных ущельях эхо артиллерийской канонады. Теперь в уставшем от хронического недосыпа, в терзаемом обилием противоречивой пестрой информации мозгу все чаще тупыми толчками билось другое – «Бамут, Бамут, Бамут…»
Самашкинская операция вызвала бурю в информационном хаосе-беспределе, что царил в ту пору. О погибших солдатах и офицерах внутренних войск, русских омоновцах умалчивали, зато распускали небылицы о «зверствах федералов в мирном селе».
Депутат Станислав Говорухин со своей комиссией отвечал прямо: «Конечно, я понял, что в Самашках произошла трагедия. Но поверить в чушь об отрезанных головах, повешенных детях, вырванном сердце… Никогда! Я уже бывал на чеченской войне, разговаривал с этими мальчишками (нашими солдатами. – Б.К.), видел, как они вели себя. Это вовсе не были те запуганные дебилы, какими их в первые месяцы войны изображали наши российские газеты. Они воевали осознанно и даже героически. Они выполняли приказ. Они жили в тяжелейших условиях, но свой долг выполняли геройски и вели себя мужественно и достойно. Потом я связался по телефону с командующим внутренними войсками Куликовым, с командующим группировкой генералом Романовым и понял, что в этой информации такой перебор, которого еще не было в истории чеченской войны. На следующем заседании Думы я сказал, что информация, распространяемая депутатом Пономаревым, – наглая, беспардонная клевета, это выстрелы в спину нашим солдатам. В этот же день я выехал в Самашки. Я побывал в армии, поговорил с солдатами, которые брали Самашки, с офицерами, был в самих Самашках. Действительно, увидел там следы трагедии…»
После Самашек был штурм Бамута, когда только в одном бою на печально знаменитой Лысой горе отряд спецназа «Росич» потерял десять своих товарищей убитыми и семнадцать – ранеными. Пятеро за тот неравный бой посмертно были удостоены звания Героя России.
Горько, ох и горько было в те дни генералу Романову. Но он нашел слова, которые убедили «росичей» в том, что те жертвы были не напрасны: «Ваши товарищи ценой жизни своей спасли от гибели сотни других. Если бы не вы, «духи» положили бы всю бригаду, входившую в Бамут».
Летом 95-го мы удивились, не увидев командующего на ежедневном совещании в Ханкале. Один из знакомых офицеров под строжайшим секретом шепнул, что Анатолия Александровича на днях резко скрутило от нечеловеческого напряга («микроинсульт, что ли»). В госпиталь лечь отказался категорически, врачи уложили генерала в его вагончике, делают уколы, велели хоть день-два отлежаться. Но совещание едва началось, как в крытую маскосеткой штабную беседку вошел командующий. Предупреждая команду «Товарищи офицеры!», поднял руку: «Сидите, товарищи, продолжайте». В тот день менялось руководство в тактических группировках, и Романов просто не мог не повидать своих генералов, чтобы одних поблагодарить за боевую работу, а их сменщиков лично ввести в непростую на тот момент обстановку.
ПОКУШЕНИЕ НА МИРОТВОРЦА
Генерал Романов был уже брошен на замирение. Можно предположить почти наверняка, что от того и болел он больше, нежели от физических нагрузок. Войска успешно решали многие частные задачи и готовы были, мобилизовав скудные силы и средства, даже ценой жизни своих солдат сжаться в кулак и добить дудаевцев. Невнятная и несвоевременная команда «мириться» расплавила волю военных, натянутые до предела струны их железных нервов негодующе гудели и рвались, остро впиваясь в живые сердца казавшихся непобедимыми людей. Романов стоял правофланговым в этом строю, и его, на кого равняются остальные, враги захотели сломить, согнуть. Он держался. И тогда его взорвали. Войскам была нанесена незаживающая рана, которую внаглую стали бередить басаевы, радуевы и прочие внезаконные люди, точнее, нелюди.
Буквально накануне трагедии, 5 октября 1995 года, он давал интервью съемочной группе ОРТ: «Обстановка в самое ближайшее время может обостриться. По данным разведки, готовится целая серия террористических актов и диверсий против подразделений федеральных войск». На следующий день, 6 октября, в Грозном было совершено покушение на генерала Романова. Это произошло в полдень на площади Минутка. Огромной силы взрыв фугаса направленного действия прогремел в тоннеле в тот момент, когда по нему проходила колонна, в которой следовал и автомобиль командующего. Анатолий Романов получил тяжелые ранения: у него черепно-мозговая травма, контузия, проникающие ранения живота и грудной клетки. Погибли помощник командующего полковник Александр Заславский, водитель рядовой Виталий Матвийченко и охранник рядовой Денис Ябриков. Ранения и контузии получили 15 военнослужащих внутренних войск, сопровождавших колонну.
Аркадий Иванович Вольский, заместитель главы российской делегации на переговорах в Грозном, тогда заявил: «Сволочи, кто это сделал. Генерал Романов – человек, способный спокойно вести переговоры, в том числе и с непримиримыми полевыми командирами. Незадолго до трагедии я звонил в Грозный, разговаривал с Анатолием Александровичем, он собирался на встречу с Хасбулатовым. Только за полчаса определился маршрут движения… И вдруг такая трагедия. Исполнители и те, кто замыслил покушение, должны быть уничтожены. Эти нелюди не имеют права ходить по земле… Видно, придется идти на разоружение более широкого фронта. Во всяком случае я бы сейчас чистку Грозного сделал. В войсках очень хорошо относятся к Романову, называют его отцом солдат. Войска будут переживать, требовать наказания виновных. Это правильно. Можно ли найти убийц? Для этого надо иметь желание».
В те страшные для всех нас дни, когда верили и не верили в спасение жизни генерала Романова, сержант Марианна Захарова, известная в войсках автор-исполнитель пронзительных окопных песен, написала эти строки:
Знаю, что много их, братьев моих,
Молятся в этой тиши
За генерала, который для них –
Знамя солдатской души…
Помните те, кто посмеет сказать:
«Отвоевал генерал…» –
Он – это мы, его верная рать,
И потому он не пал.
Герой России генерал Анатолий Романов до сих пор в бою. Вместе с теми, кто на днях отметил 65-летие своего мужественного командира...
