В течение только 2014 года в войска должны быть поставлены 22 межконтинентальные баллистические ракеты РС-24 «Ярс» мобильного и шахтного базирования. Фото с официального сайта Министерства обороны РФ
Директор департамента МИД России по вопросам безопасности и разоружения Михаил Ульянов заявил 3 февраля 2014 года, что Россия может воспользоваться правом выхода из нового (Пражского) Договора о стратегических наступательных вооружениях (СНВ), если США продолжат развитие глобальной системы противоракетной обороны (ПРО). По его мнению, «США продолжают наращивать потенциал ПРО без учета интересов и озабоченностей России. Подобная политика чревата подрывом стратегической стабильности».
Несомненно, что это заявление является серьезным предупреждением американской стороне в условиях нарастания двусторонних противоречий. Последние, конечно, не носят фундаментального характера и не свидетельствуют о начале новой холодной войны. Но они отражают все большее недопонимание Москвы и Вашингтона не только в отношении ПРО, сокращения стратегических ядерных вооружений, вывода из Европы американского тактического ядерного оружия (ТЯО), реализации вооруженными силами (ВС) США концепции «Быстрый глобальный удар» или размещения оружия в космосе. Это наблюдается и в отношении путей разрешения вооруженных конфликтов в Сирии и Афганистане, урегулирования иранского ядерного кризиса и восстановления внутренней стабильности в Украине. Как следствие, российско-американские отношения сейчас находятся в наиболее низкой точке своего развития начиная с 1990-х годов.
В результате, например, Конгресс США принял так называемый закон Магнитского, на что аналогично отреагировала российская сторона – была приостановлена деятельность ряда рабочих групп президентской комиссии, ранее созданной Дмитрием Медведевым и Бараком Обамой, и т.п. В этих условиях нужно крайне взвешенно подходить к любым вопросам разрушения существующей договорно-правовой базы, чтобы не создать себе в будущем дополнительных проблем. Рассмотрим это на примере возможного выхода РФ из нового (Пражского) Договора о СНВ.
ОСОБЕННОСТИ ПРАЖСКОГО ДОГОВОРА
На экспертном уровне новый Договор о СНВ часто сравнивают с Московским договором о сокращении стратегических наступательных потенциалов (2002), согласно которому уровни ядерных боезарядов на стратегических носителях к 2012 году должны были уменьшиться до 1700–2200 единиц. В Пражском договоре верхний потолок по боезарядам составил 1550, что говорит о его формальном снижении на 30%.
В действительности снижения этого уровня не произошло, так как были серьезно изменены правила зачета: количество ядерных боеголовок на морских и наземных носителях стали засчитываться по факту, а на воздушных носителях следующим образом – за каждым тяжелым (стратегическим) бомбардировщиком один ядерный боезаряд. Хотя, например, российский Ту-160 способен нести 12 крылатых ракет воздушного базирования. В результате возникло несоответствие между заявляемым и реальным количеством размещенных ядерных боезарядов и существенно увеличился возвратный потенциал, обусловленный возможностью «дозагрузки» боеголовок. В совокупности это позволяет США в достаточно сжатые сроки выйти на уровень 4,0–4,5 тыс. ядерных боезарядов на стратегических носителях, а России – 2,5–3,0 тыс.
Конечно, в Пражском договоре есть ограничения на количество стратегических носителей: не более 700 «развернутых» и 100 «неразвернутых», но на этот уровень нужно выйти только спустя семь лет после его ратификации.
СЛОЖНОСТИ РАТИФИКАЦИИ
28 января 2011 года президент Дмитрий Медведев подписал федеральный закон о ратификации нового Договора о СНВ, что свидетельствовало о продолжении российско-американского сотрудничества в сфере сокращения ядерных вооружений.
Однако процесс ратификации в Сенате США нового Договора о СНВ шел достаточно трудно, что было обусловлено как обострением внутриполитической борьбы между демократами и республиканцами, так и нежеланием американской стороны хоть в чем-то ограничивать свои возможности в сфере развертывания глобальной системы ПРО.
Договор был внесен на рассмотрение Сената в мае 2010 года, для его ратификации требовалась поддержка не только сенаторов-демократов, но и восьми сенаторов-республиканцев. Это вынудило администрацию Обамы пойти на серьезные уступки: согласиться на выделение в течение десяти лет 85 млрд долл. на модернизацию ядерных вооружений и заверить, что США не будут отказываться от развертывания мощной и эффективной системы ПРО в Европе. Это оформили в виде двух односторонних резолюций, что существенно повысило уровень недоверия между Россией и США.
В Федеральном собрании РФ внимательно следили за процессом ратификации Пражского договора о СНВ в Сенате США. Как следствие, в российской резолюции по вопросу о договору было отражено следующее:
– необходимость разработки, испытаний, производства и развертывания новых типов стратегических наступательных вооружений, способных преодолевать противоракетную оборону;
– обязательность поддержания боеготовности стратегических ядерных сил (СЯС) при любом развитии международной ситуации за счет сохранения и развития необходимой научно-исследовательской (опытно-конструкторской) базы и соответствующих производственных мощностей;
– возможность выхода России из договора в случае такого существенного нарушения Соединенными Штатами Америки его условий, которое создаст угрозу национальной безопасности РФ, а также развертывания США, другим государством или группой государств системы ПРО, способной существенно снизить эффективность боевого применения СЯС РФ.
В целом новый Договор о СНВ носит сбалансированный характер и учитывает российские национальные интересы. Однако в процессе его ратификации каждая из сторон стала по-разному трактовать достигнутые соглашения, в первую очередь относительно взаимосвязи между стратегическими наступательными и оборонительными вооружениями, что было отражено в преамбуле договора. В США посчитали, что это их ни к чему не обязывает, так как это не было отражено в основном тексте этого договора. Россия, наоборот, стала рассматривать такую взаимосвязь как возможное основание для выхода из Пражского договора.
ПРОБЛЕМА СОЗДАНИЯ ГЛОБАЛЬНОЙ СИСТЕМЫ ПРО
Наиболее серьезное несовпадение позиций России и США наблюдается по вопросу развертывания системы ПРО передового базирования (элементов стратегической ПРО) в Европе, то есть в относительной близости от границ РФ. Последнее, по мнению российских военных аналитиков, оказывает влияние на эффективность боевого применения СЯС нашей страны.
Следует отметить, что в рамках «Поэтапного адаптивного подхода» администрация Обамы отказалась от размещения на военной базе в Польше двухступенчатых аналогов противоракет шахтного базирования Ground-Based Interceptor (GBI). Вместо этого основное внимание было уделено трехступенчатым противоракетам морского базирования SM-3.
В настоящее время военно-морские силы США располагают 5 крейсерами типа «Тикондерога» и 21 эсминцем типа «Арли Берке» (на начало 2014 года их общее количество увеличилось до 29 боевых кораблей). Все они оснащены системой управления ракетным оружием «Иджис» с ракетами-перехватчиками SM-3, предназначенными для кинетического перехвата баллистических ракет и их головных частей. Из этих боевых кораблей около 40% находятся в зоне ответственности НАТО.
В ноябре 2011 года между Вашингтоном и Мадридом была достигнута договоренность об использовании испанской военно-морской базы Rota для базирования на ротационной основе четырех американских кораблей с противоракетными комплексами.
Сейчас серийно производятся ракеты-перехватчики SM-3 в модификации Block 1A с разгонной скоростью 3,5 км/сек (по некоторым данным – 3 км/сек). Эта противоракета способна осуществить кинетический перехват баллистической цели на высотах 70–250 км и дальности до 700–750 км. К 2015 году появится модификация – Block 1B, а к 2018-му – SM-3 Block 2А. Максимальная скорость полета противоракеты последней модификации составит до 5,5 км/сек.
Противоракетную оборону Европы усиливают наземные средства перехвата ракет ближней и средней дальности. Они включают зенитные ракетные комплексы Patriot РАС-3, предназначенные для защиты малоразмерных объектов, РЛС AN/TPY-2 трехсантиметрового диапазона для обнаружения и сопровождения баллистических целей и систему ПРО Terminal High Altitude Area Defense (ТХААД) для прикрытия ограниченных территорий.
Развитие американской системы ПРО сдерживается не только высотно-скоростными ограничениями ракет-перехватчиков, но и недостаточной дальностью действия систем их наведения. Так, указанная выше мобильная РЛС AN/TPY-2 имеет максимальную дальность обнаружения баллистических целей 1,5 тыс. км (боеголовок – до 1 тыс. км). На большей дальности приходится использовать внешние источники целеуказания.
Тем не менее в октябре 2013 года США приступили к созданию в Девеселу (Румыния) базы для размещения 24 противоракет SM-3 Block 1В наземной системы «Иджис Эшор». Эти противоракеты предназначены для перехвата только баллистических ракет (головных частей) малой и средней дальности. Спустя три года американцы собираются развернуть 24 перехватчика следующей модификации – SM-3 Block 2А на военной базе вблизи города Слупск в Польше.
В Москве это вызвало недоумение ввиду явного отсутствия ракетной угрозы со стороны Ирана, а тем более – других государств. Несколько иначе к этому относятся в Вашингтоне, где заявляют, что создание системы ПРО требует продолжительного времени. При этом учитывается, что в Иране готовится к принятию на вооружение твердотопливная ракета «Саджиль-2». При боеголовке весом 750 кг ее максимальная дальность стрельбы составляет 2,3 тыс. км. В случае замены ряда материалов ракеты на композиционные дальность ее полета с аналогичной боеголовкой может быть увеличена до 3,0–3,5 тыс. км.
Опасения России еще больше усилились, когда боевые корабли НАТО с противоракетами SM-3 стали периодически заходить в Черное, Северное и Норвежское моря. Последнее для РФ имеет принципиальное значение, так как существует техническая возможность перехвата морским эшелоном ПРО США стартующих российских баллистических ракет подводных лодок (БРПЛ) и их боеголовок на восходящем участке траектории полета.
В РФ вызывает значительное беспокойство и тот факт, что третий этап «Поэтапного адаптивного подхода» планируется осуществить к 2018 году, что совпадает со временем окончания сокращений в рамках нового Договора о СНВ. Создаваемый в Европе сегмент глобальной системы ПРО будет представлять потенциальную угрозу для наших СЯС, поэтому Россия не исключает заблаговременного выхода из нового Договора о СНВ.
Баллистические ракеты Trident II морского базирования скоро станут или уже стали главной составляющей ядерного потенциала США. Фото с сайта www.navy.mil |
ДРУГИЕ ПРОБЛЕМЫ
Существуют также следующие проблемы, которые могут подталкивать Россию к выходу из Пражского договора о СНВ.
Во-первых, в одной из резолюций Сената США, принятых по вопросу ратификации Пражского договора о СНВ, поручено высшим органам исполнительной власти начать с Россией переговоры о сокращении тактического ядерного оружия. Необходимость таких переговоров обусловлена опасениями американской стороны, что РФ имеет значительное превосходство в ТЯО. Так, по западным оценкам, Россия имеет 11 тыс. таких ядерных боезарядов (включая подлежащие утилизации), а США – 8,5 тыс. боезарядов.
Однако в Москве считают, что вначале Вашингтон должен вернуть на национальную территорию размещенные в Европе ядерные боезаряды. Сделать это в ближайшей перспективе США не могут ввиду взятых ранее обязательств перед своими союзниками – членами НАТО. Россия, серьезно отстающая от Организации Североатлантического договора в сфере обычных вооружений, имеющая крайне нестабильную ситуацию в относительной близости от своих южных границ и многочисленное население в соседнем государстве, страдающем от недостатка природных ресурсов, также не заинтересована в проведении переговоров о сокращении ТЯО. Тем более что такие вооружения имеют носители двойного назначения (могут быть использованы как в ядерном, так и обычном оснащении) и единые со стратегическими хранилища ядерных боезарядов.
Во-вторых, новый Договор о СНВ никак не ограничивает количество американских высокоточных крылатых ракет морского базирования (КРМБ), которые при определенных условиях могут играть роль стратегического оружия. Хуже того, четыре ПЛАРБ типа «Огайо» уже переоборудованы в носители неядерных КРМБ Tomahawk. Аналогичное переоснащение осуществляется и в отношении стратегических бомбардировщиков. В результате существенно увеличивается и так огромный американский потенциал неядерного высокоточного оружия. В условиях Пражского договора этот процесс продолжится, так как США сейчас имеют 792 развернутых стратегических носителей, на которых установлено 1654 ядерные боеголовки. Это превышает максимальный уровень как по носителям, так и по боезарядам. Причем уничтожать такие носители американцы не планируют.
В-третьих, по условиям Договора предоставление телеметрической информации приобретает добровольный и взаимный характер. Но неясен механизм обмена такой информацией, так как США уже давно не производят новых ракетных комплексов стратегического назначения и крайне редко проводят пуски баллистических ракет. Теоретически возможен взаимный обмен данных телеметрии разрабатываемых российских наступательных и американских оборонительных систем. Но к такому уровню транспарентности Вашингтон не готов.
Но рассмотрим далее возможные последствия выхода РФ из Пражского договора о СНВ.
БУДУЩИЙ ПОТЕНЦИАЛ СЯС
Несомненно, что в период реализации Пражского договора о СНВ Россия существенно сократила развернутые ядерные боезаряды на стратегических носителях. Так, в 2009 году РФ имела 608 таких носителей с 2683 ядерными боезарядами. На начало 2013 года их стало 492 с 1480 боезарядами. Однако во многом это произошло ввиду снятия с вооружения тех носителей, продлевать срок использования которых технически стало невозможно.
Следует также учитывать, что Россия и США имеют разную структуру СЯС. Американцы основное внимание уделяют их морской компоненте, что предполагает к 2018 году наличие в составе военно-морских сил 12 развернутых и 2 постоянно находящихся в капитальном ремонте атомных подводных лодок с баллистическими ракетами (ПЛАРБ) типа «Огайо». При этом каждая из них будет иметь 20 или 24 БРПЛ. В результате общее количество не превысит 288 БРПЛ Trident II c 1138 боеголовками (порядка 4 боеголовок на ракете при штатном количестве не менее 8 боеголовок повышенной мощности). В этом случае вклад морской компоненты в СЯС США по ядерным боеголовкам составит 73%. В качестве еще одного варианта рассматривается сокращение до 10 ПЛАРБ типа «Огайо» и переоборудование оставшихся 4 под КРМБ.
Помимо этого американцы оставят в боеготовом состоянии 350 (400) моноблочных межконтинентальных баллистических ракет (МБР) Minuteman III, 44 (42) стратегических бомбардировщика B-52 и 18 бомбардировщиков B-2. Для этого около 30 стратегических бомбардировщиков будут переоборудованы под решение неядерных задач (с российской точки зрения, этот процесс является обратимым).
Исторически в России наземная компонента СЯС являлась основной. По имеющимся данным, сейчас на вооружении РВСН стоят следующие виды МБР: 50 Р-36М УТТХ/Р-36М2 (SS-18 Satan) шахтного базирования с 500 ядерными боеголовками; 68 УР-100Н УТТХ (SS-19 Stiletto) шахтного базирования с 408 боеголовками; 153 моноблочных РТ-2ПМ «Тополь» (SS-25 Sickle) мобильного базирования; 78 моноблочных РТ-2ПМ2 «Тополь-М» (SS-27 Sickle B), включая 18 комплексов мобильного базирования; и 36 РС-24 «Ярс» мобильного и шахтного базирования со 108 боеголовками. В совокупности это составит 385 носителей с 1247 боеголовками.
Морской компонент СЯС России включает 7 ракетных подводных крейсеров стратегического назначения (РПК СН), включая пять подводных лодок проекта 667 БДРМ «Дельфин» с БРПЛ Р-29РМУ2 (Р-29РМУ2.1) и две подводные лодки проекта 955 «Борей» с БРПЛ «Булава-30». В совокупности они несут 112 БРПЛ с 512 ядерными боезарядами (предполагается размещение на БРПЛ Р-29РМУ2 4 боеголовки, а на БРПЛ «Булава-30» – 6 боеголовок).
Воздушный компонент СЯС России состоит из стратегических бомбардировщиков: 32 турбовинтовых Ту-95МС и 13 сверхзвуковых Ту-160. По правилам зачета, принятым в Пражском договоре о СНВ, за ними числится всего 45 ядерных боезарядов (в США полагают, что у России 63 турбовинтовых бомбардировщика Ту-95МС).
Согласно проведенным оценочным расчетам, СЯС сейчас включают 542 развернутых стратегических носителя с 1804 ядерными боеголовками. При этом наблюдается превышение лимита нового Договора о СНВ по боеголовкам. В 2013 году увеличение потенциала СЯС произошло за счет принятия на вооружение двух РПК СН проекта 955 «Борей» и современных МБР РС-24 «Ярс» шахтного и мобильного базирования.
Согласно американским данным, к 2018 году у России останутся в боевом составе 20 МБР Р-36М2 с 200 боеголовками, 87 моноблочных РТ-2ПМ2 «Тополь-М», включая 27 комплексов мобильного базирования, и 85 РС-24 «Ярс» мобильного и шахтного базирования со 255 боеголовками. В совокупности это составит 192 носителя с 542 боеголовками.
Дополнительно Россия может иметь 8 РПК СН, включая четыре подводные лодки проекта 667 БДРМ «Дельфин» с БРПЛ Р-29РМУ2.1 и четыре подводные лодки проекта 955 (955А) «Борей» с БРПЛ «Булава-30» (128 БРПЛ с 640 ядерными боезарядами). В этом случае по боеголовкам основная составляющая СЯС РФ перейдет на морскую компоненту.
Предполагая, что воздушный компонент отечественных СЯС останется неизменным, в целом РФ будет иметь 365 развернутых стратегических носителей с 1227 ядерными боеголовками. Несомненно, что в этом случае Москва будет иметь ядерный потенциал намного ниже, чем установлено Пражским договором о СНВ.
В реальности, с помощью украинских специалистов на основе анализа проведенных пусков и проведения специальных исследований Россия может продлить срок эксплуатации МБР Р-36М2 до 35 лет. Тогда она к 2018 году сохранит порядка 30 МБР этого типа, что увеличит количество боеголовок на развернутых носителях до 1327. Скорее всего при аналогичном продлении сроков эксплуатации, в боевом составе останутся около 20 МБР УР-100Н УТТХ со 120 боеголовками. Но и в этом случае мы не выйдем за установленные Договором лимиты.
В отношении остальных ракетных комплексов можно заметить следующее. Практически невозможно будет сохранить в составе СЯС моноблочные РТ-2ПМ «Тополь» ввиду их мобильного способа базирования. Поставки в войска моноблочных РТ-2ПМ2 «Тополь-М» вскоре прекратятся, вместо них будут приходить исключительно РС-24 «Ярс» мобильного и шахтного базирования. Темп их закупки на 2014 год составит ориентировочно 22 МБР. При его сохранении к концу 2018 году Вооруженные силы страны будут иметь 146 таких ракетных комплексов с 438 боеголовками (предполагается, что на одной ракете будет установлено три боеголовки с комплексом средств преодоления ПРО). С такими допущениями, реализовать которые будет крайне сложно ввиду в том числе невысокого экономического развития страны, к моменту выполнения условий Пражского договора о СНВ наша страна будет иметь 456 развернутых стратегических носителей с 1630 боеголовками. При этом ограничение по количеству боеголовок решить достаточно просто. Для этого нужно лишь «разгрузить» до 4 количество боеголовок на БРПЛ «Булава-30». Тогда итоговое количество составит 1502 боеголовки, что полностью соответствует условиям нового Договора о СНВ. Следовательно, России нет смысла выходить из этого договора.
Отдельного рассмотрения заслуживает вопрос о создании в РФ тяжелой МБР на смену Р-36М2. Ее планируют принять на вооружение к 2018 году, но российская практика показывает, что более реально говорить о 2020 годе. Новая тяжелая МБР будет постепенно заменять оставшиеся Р-36М2, а УР-100Н УТТХ уже будет снята с вооружения. Поэтому появление тяжелой МБР, как и продолжение производства РС-24 «Ярс» в течение достаточно долгого времени (во всяком случае до 2025 года) не потребует от России выхода из рассматриваемого договора. Подобное произойдет и для морской составляющей СЯС, где по мере ввода в строй РПК СН проекта 955 (955А) «Борей» (их количество планируется увеличить до восьми) будут выводиться из эксплуатации РПК СН проекта 667 БДРМ «Дельфин».
Ситуация принципиально не изменится даже в случае принятия на вооружение в РФ нового боевого железнодорожного комплекса (БЖРК), так как по финансовым соображениям начало производства БЖРК приведет к сокращению темпов закупок новой тяжелой МБР и РС-24 «Ярс». Помимо этого, указанный тип ракетного комплекса, как правило, имеет малое количество ракет в одном железнодорожном составе, который служит аналогом ракетного полка. Трудно поверить, что Вооруженные силы РФ будут иметь больше одной дивизии таких комплексов в составе, например, шести полков. Поэтому и это не станет для Москвы настоятельным требованием по выходу из нового Договора о СНВ.
ПОСЛЕДСТВИЯ ВЫХОДА
ИЗ ДОГОВОРА
Приведенные выше оценки показывают, что с военной точки зрения даже в среднесрочной перспективе у России отсутствует явная необходимость выхода из Пражского договора о СНВ. Учитывая нынешние тенденции развития национальных СЯС, Москва вполне может оставаться в рамках установленных лимитов. При этом никто не ограничивает ее в развертывании новых баллистических ракет межконтинентальной дальности с различными видами боевого оснащения, перепрофилировании, если будет необходимо, стратегических бомбардировщиков под решение исключительно неядерных задач, использовании ранее построенных шахтных пусковых установок для размещения РС-24 «Ярс» (перспективных ракетных комплексов) или «разгрузке» баллистических ракет. По сути, указанный договор мало чем Россию ограничивает в модернизации собственной «триады». Так зачем же нужно из него выходить, если США в любом случае будут развертывать европейский сегмент глобальной системы ПРО? Таким образом мы американцев не остановим, но при этом получим серьезные негативные последствия.
Во-первых, выход РФ из договора нанесет мощный удар по российско-американским и российско-западным отношениям в целом. Они и так носят ограниченный характер ввиду множества областей не сотрудничества, а соперничества. Мы не можем договориться даже по Афганистану, который создает все более реальную угрозу для стратегически важного региона Центральной Азии. Неужели нужно создавать себе дополнительные проблемы в политической и экономической сферах?
Во-вторых, ослабнут российские позиции на международной арене как государства, выступающего за сохранение Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) и соответствующих режимов. При этом Москва, не желающая продолжать процесс сокращения ядерных вооружений, окажется под мощным огнем критики со стороны неприсоединившихся государств. На ближайшей же конференции по рассмотрению действия ДНЯО ее обвинят в нежелании выполнять свои обязательства как официального ядерного государства.
В-третьих, серьезно затруднится работа Совета Безопасности ООН по разрешению иранского и северокорейского ядерных кризисов. Если Россия может выйти из нового Договора о СНВ, то почему, например, Иран или какое-то другое государство не может выйти из ДНЯО, что грозит разрушением всего глобального режима ядерного нераспространения? Сослаться на соответствующий американский опыт здесь не получится, так как США по-прежнему многими воспринимается как единственная сверхдержава.
В-четвертых, создаваемые в Европе США и другими государствами – членами НАТО элементы глобальной системы ПРО достаточно легко парируются теми методами, которые уже реализуются или планируются к осуществлению в ВС РФ: размещением на ракетах комплексов средств преодоления ПРО, сокращением времени активного участка полета ракет, созданием новой мощной МБР, разработкой БЖРК и т.п. Этого вполне достаточно на всю обозримую перспективу ввиду технической невозможности США в таких условиях защитить себя даже от группового пуска российских стратегических носителей.
Таким образом, выход России из нового Договора о СНВ не принесет ей явных преимуществ, но создаст дополнительные проблемы. Конечно, необязательно вести переговоры с американской стороной о дальнейшем сокращении ядерных вооружений, например, до 1000–1200 развернутых боеголовок на стратегических носителях. Но зачем в условиях ничтожно малой вероятности взаимного обмена ядерными ударами торопиться с выходом из указанного договора до 2020 года? Намного разумнее выдержать паузу и объективно оценить перспективы Пражского договора о СНВ, исходя из российских национальных интересов.