Виктор Гаврилов
Сегодня руководству Турции в самый раз задуматься о том, что делать дальше. Фото Reuters
То, что сбивать российский Су-24 Турции было явно невыгодно, ясно всем. У Москвы с Анкарой были нормальные отношения, и совершенно очевидно, что российские ВКС в Сирии никоим образом не угрожают безопасности Турецкой Республики. Весьма спорна версия, что турецкое руководство хотело таким образом поднять и укрепить свой авторитет в исламском мире, якобы защищая родственных им туркоманов. Конечно, вполне вероятно, что Реджеп Эрдоган, его родственники и ближайшее окружение терпели большие убытки в связи с сокращением поставок контрабандной нефти из-за ударов российской авиации по объектам нефтедобычи и транспортировки, находящимся под контролем запрещенной в России террористической группировки ИГ в Сирии.
Но стоила ли, как говорится, игра свеч? Неужели Эрдоган не мог предвидеть всех негативных последствий такого шага? Разве сложно было предусмотреть, что это приведет к резкому обострению отношений с Россией и разрушит весь позитивный потенциал, наработанный за долгие годы? Точно так же вполне предсказуема была негативная реакция мировой общественности, наэлектризованной сообщениями о зверствах боевиков ИГ и последними террористическими актами. При этом Эрдоган после инцидента так и не принес российской стороне официальных извинений.
Так может, дело все-таки в другом? А конкретно – в наличии «третьего радующегося», по заказу и шаблону которого и была осуществлена эта провокация?
Цель – вбить клин между Россией и Турцией, разрушить многомиллиардные взаимовыгодные проекты между двумя странами, вызвать резкую и даже, можно сказать, ожесточенную реакцию российского руководства и поставить его в невыгодные условия перед важным саммитом в Париже по климату. Этот саммит, как считают специалисты, имеет судьбоносное значение. Его главная цель – уменьшить количество мировых парниковых выбросов. А они происходят в основном от сжигания угля, нефти и газа – основных энергоносителей, которые Россия поставляет на экспорт, наполняя при этом большую часть своего бюджета.
Возникает предположение, что в такой ситуации российское руководство могло действовать импульсивно и неразумно, отказавшись от участия в саммите, пока турецкое руководство не принесет официальных извинений за сбитый российский самолет. И тогда решения саммита могли приобрести ярко антироссийский характер.
И вот в связи с этим напрашиваются определенные исторические параллели, а именно история с американским самолетом-разведчиком У-2, сбитым советской ПВО в районе Свердловска 1 мая 1960 года.
ЭКСКУРС В ИСТОРИЮ
Следует напомнить, что предшествовало этому. В сентябре 1959 года Никита Сергеевич Хрущев был с визитом в США. В течение 12 дней он встречался с президентом Дуайтом Эйзенхауэром, высшими политическими и государственными деятелями, видными экономистами, высокопоставленными военными, а также с представителями всех слоев американского общества. Визит прошел в атмосфере согласия и дружелюбия.
Президент США был приглашен посетить СССР в 1960 году. Улучшение советско-американских отношений сказалось и на общем международном климате: на 16 мая 1960 года было запланировано совещание глав правительств – США, СССР, Англии и Франции. Совещание, как полагали, должно было разрешить многие разногласия между Западом и Востоком, в частности германский вопрос.
Казалось, близится разрядка международной напряженности. Но события, происшедшие в апреле-мае, опрокинули надежды мировой общественности. И в центре этих событий оказались разведывательные полеты самолетов У-2.
В начале 1960 года советское правительство объявило, что в СССР создан новый вид вооруженных сил – Ракетные войска стратегического назначения. Это сообщение подогрело интерес руководства и разведсообщества США к советским секретам. Где развертываются стратегические ракеты СССР? Какие образцы приняты на вооружение? Каковы их боевые возможности и количество? Эти вопросы волновали Пентагон и ЦРУ и сводились, в сущности, к одному: насколько ПВО СССР способна противодействовать американской стратегической авиации – основе военного могущества США. Дать ответ на этот вопрос должны были новые вторжения У-2 в советское воздушное пространство.
Первое такое вторжение было осуществлено в апреле 1960 года. Американский самолет-разведчик совершил облет Семипалатинского ядерного полигона, затем пролетел в район озера Балхаш, где находился полигон зенитных ракетных войск – Сары-Шаган, оттуда проследовал к полигону стратегических ракет – Тюратам и через город Мары ушел в Иран. Весь полет продолжался более шести часов. Советские средства ПВО перехватить его не смогли, что вызвало крайнее раздражение Хрущева, который учинил разнос командованию войск ПВО страны.
Второй полет У-2 был осуществлен 1 мая 1960 года. Летчик Фрэнсис Гэри Пауэрс был одним из наиболее опытных пилотов в подразделении «10–10», созданном ЦРУ специально для таких разведывательных полетов. Он летал на У-2 с 1956 года. Для выполнения очередного боевого задания он прибыл в Пешавар из Турции 27 апреля. Его задание заключалось в том, чтобы пролететь над территорией СССР на предельной высоте по маршруту Пешавар (Пакистан) – Аральское море – Свердловск – Киров – Плесецк и совершить посадку на аэродроме Буде (Норвегия). Пролетая над пунктами, указанными на специальной карте, летчик должен был включать аппаратуру для аэрофотосъемки и фиксации работы советских РЛС. О том, что самолет У-2 может быть сбит, в Вашингтоне и не помышляли. И президент, и его окружение были уверены, что в крайнем случае самолет взорвется, а летчик погибнет. Кроме этого, Пауэрсу была выдана игла с ядом, чтобы в случае пленения он мог покончить жизнь самоубийством.
Утром 1 мая 1960 года Хрущев был разбужен звонком министра обороны Родиона Яковлевича Малиновского, сообщившего о том, что советские РЛС в 5 часов 36 минут высоко в небе засекли чужой самолет. Хрущев потребовал любой ценой сбить его. Еще бы! В день всенародного праздника, за две недели до парижского совещания в верхах, в небе СССР летит иностранный самолет-разведчик! Хрущев и его окружение расценили это как политическую провокацию.
Как часто бывает в критические минуты, различные случайности мешали сбить его то на одном, то на другом участке пути. Напряжение нарастало. Шел уже девятый час утра, на Красной площади вскоре должен был начаться военный парад, а неизвестный самолет летел через центр страны. Что стоило советское военное могущество, когда над страной социализма безнаказанно летел самолет-шпион, а советская ПВО была не в состоянии его сбить? Это понимали все – от Хрущева до операторов РЛС, следивших за полетом.
Наконец в районе Свердловска У-2 вошел в зону действия развернутого там зенитного ракетного дивизиона и был сбит первой же ракетой, которая взорвалась позади самолета, и ее осколки пробили его хвостовое оперение и крылья, не затронув кабины. Пауэрсу удалось покинуть падающий самолет и успешно спуститься на парашюте.
ДОПРОС
В Свердловск отправили телеграмму с приказом срочно доставить американского летчика в Москву. Сразу по прибытии на Лубянку Пауэрс был допрошен. Как проходило следствие, хорошо описано известным российским исследователем Александром Александровичем Фурсенко, который получил доступ к материалам архива Федеральной службы безопасности России.
На протяжении трех часов следствие, руководимое главой КГБ Александром Николаевичем Шелепиным и генеральным прокурором СССР Романом Андреевичем Руденко, провело тщательное изучение инцидента.
Они же вели допрос и в последующие дни. Пауэрсу предъявили серьезные обвинения: «…США совершили агрессивный акт… из-за таких случаев войны начинаются». Пауэрса спросили, знал ли он, что 16 мая должно состояться совещание в верхах в Париже: «Разве это дружеский акт?» Пауэрс заявил, что США «очевидно» нужны были «разведывательные сведения», хотя для каких целей, он не знал. «Если бы эти сведения им не были нужны, они не пытались бы их собирать, и уж если они пошли на такой риск, как посылка с такими заданиями перед совещанием в верхах, значит им очень нужны были эти сведения». В целом Пауэрс защищал политику своего правительства, ссылаясь на то, что знает из газет, будто СССР готовит нападение на США. Ему снова напомнили о том, что в результате вторжения американских самолетов в воздушное пространство могут возникнуть непредсказуемые последствия, чреватые возникновением войны, ибо трудно отличить, летит над советской территорией разведывательный самолет или начиненный ядерными бомбами. Пауэрс вынужден был согласиться с этим в общей форме.
Ему внушали: «Вы сейчас в свете тех вопросов, которые мы вам поставили, делаете выводы, какие тяжелые последствия могли наступить от вашего вторжения на территорию Советского Союза? Вы исполнитель, но это результат безрассудной политики правительства США». Однако данного упрека Пауэрс не принял: «Если бы мое правительство считало, что это бессмысленная политика, оно бы этого не делало». Он отказывался признать, что действия правительства США носили авантюристический характер: «Какие-то причины у них были, иначе этих полетов не было бы».
Во время допросов Пауэрса спрашивали, понимал ли он, что его полет приурочен к совещанию в верхах. Летчик отвечал, что вообще-то слышал о том, что такое совещание планируется, но свой полет с этим событием никак не связывал. «Вы задумывались над возможными политическими последствиями вашего полета?» – спрашивали Пауэрса. «Я об этом совершенно не думал, – отвечал он, – да у меня и не было времени думать об этом перед полетом, так как о своем полете я узнал за два с половиной часа до вылета. За это время я должен был ознакомиться с картой, надеть костюм, подышать кислородом, и совещание в верхах у меня не появлялось в мыслях». Тем не менее следствие настаивало на том, что «действия американского правительства привели к известному обострению международной обстановки и срыву совещания в верхах в Париже». Пауэрса спросили, что он думает по этому поводу. «Мои хозяева должны были думать, прежде чем посылать меня в полет над территорией Советского Союза». Следователь подчеркивал: «Совещание в верхах в Париже торпедировано реакционными кругами США». Пауэрс кивнул в знак согласия: «Я сожалею об этом. В этом есть и моя косвенная вина».
 |
| Обломки американского самолета-шпиона выставлены в Центральном музее Вооруженных сил в Москве. Фото Микко Тапио Вартиайнина |
Вместе с тем он решительно отвергал, что полет У-2 ставил целью срыв этого совещания: «Я не согласен, что мой полет был предпринят с намерением сорвать совещание в верхах. Во всяком случае те, кто организовывал мой полет, по-моему, не хотели срыва совещания. Если бы они знали, что этот полет сорвет совещание, то, видимо, они никогда бы этого не сделали». Но на одновременно заданный ему вопрос: «Вы лично осуждаете агрессивные акты американских реакционных кругов?» – Пауэрс ответил: «Лично я считаю, что если такие полеты нужны в целях обеспечения безопасности США, то я их не осуждаю». В то же время ответы Пауэрса не всегда были последовательными в ходе одного и того же допроса. То он защищал американские полеты над советской территорией, оправдывая их интересами безопасности США, то делал шаг назад, критикуя посылку У-2 в канун совещания, посетовав на то, что все было бы прекрасно, не будь его самолет сбит.
На поставленный в лоб вопрос, какова же его принципиальная оценка инцидента с У-2, Пауэрс практически сдал прежние позиции: «Мой полет вызвал последствия, которых люди, организовывавшие его, видимо, сами не ожидали. Раньше, когда я не думал, что мой полет может способствовать срыву совещания и считал, что он необходим для защиты Америки, я оправдывал действия своих хозяев, а сейчас, видя к каким нежелательным последствиям он привел, я осуждаю свой полет 1 мая 1960 года над территорией Советского Союза. Теперь я вижу, что этот полет принес больше вреда, чем он принес бы пользы, если бы был успешным. Лица, которые посылали меня, должны были об этом подумать». Это заявление Пауэрса звучало как покаяние и могло бы полностью удовлетворить следствие, если бы не одна оговорка, что все было бы в порядке, если бы полет был «успешным», то есть У-2 не был бы сбит советской ракетой.
Судебный процесс над Пауэрсом в Москве закончился 10-летним сроком заключения при условии отбытия первых трех лет в тюрьме. Однако новая администрация США во главе с победившим на выборах 1960 года президентом-демократом Джоном Кеннеди приняла в 1962 году решение обменять Пауэрса на сидевшего в американской тюрьме советского разведчика Рудольфа Абеля (Вильяма Фишера).
По возвращении в Москву Абель был удостоен всяческих почестей и высокой награды Героя Советского Союза. Пауэрсу торжественной встречи не устраивали. Брат президента, министр юстиции Роберт Кеннеди высказался даже за то, чтобы его привлечь к суду за государственную измену.
Под суд Пауэрса не отдали, но и наград не пожаловали. Более того, его обвиняли в том, что он не взорвал свой самолет после его поражения ракетой, не покончил жизнь самоубийством с помощью данной ему иголки с ядом, признал себя виновным на суде. Только 40 лет спустя благодаря настойчивым хлопотам его сына от второго брака (первая жена его оставила) правительство США признало заслуги Пауэрса, наградив его медалью и орденом.
Правда, еще тогда, в 1960-е, специальная комиссия конгресса США оправдала Пауэрса, а ЦРУ выступило с заявлением о добросовестном выполнении им своих обязанностей в соответствии с контрактом и своим долгом гражданина США. Он был принят на работу, реабилитирован в глазах общественного мнения, получил все причитающиеся ему от ЦРУ деньги (2,5 тыс. долл. в месяц за время нахождения в заключении и по 1 тыс. долл. за месяц службы в подразделении «10–10» с лета 1956 года по май 1960 года, недополученных в соответствии с контрактом). В 1970 году он написал книгу о своем полете. Руководство ЦРУ требовало ознакомить его с рукописью, но издательство было против. Получив отказ Пауэрса, ЦРУ осталось крайне недовольно содержанием этой книги после ее выхода в свет. Пауэрсу пришлось уволиться из НАСА, где он работал. С 1971 года он работал в телевизионной компании в Калифорнии.
Пауэрс погиб 1 августа 1977 года во время катастрофы вертолета при полете в районе Лос-Анджелеса по служебным делам при довольно странных (и окончательно не установленных до сих пор) обстоятельствах. Он не дожил до 48 лет. Он был объявлен заслуженным ветераном и с согласия президента США Картера похоронен с подобающими почестями в столице США Вашингтоне, на Арлингтонском кладбище, недалеко от могилы президента Кеннеди...
МАНЕВРЫ ВАШИНГТОНА
В Вашингтоне ломали голову по поводу исчезновения Пауэрса. Удивляло молчание Москвы: никакой информации. Через два дня, 3 мая, было обнародовано сообщение НАСА, сфабрикованное в ЦРУ и тайно одобренное президентом. В сообщении говорилось, что с 1956 года по программе изучения метеоусловий верхних слоев атмосферы НАСА использует самолеты фирмы «Локхид» – У-2. Один из таких самолетов, выполнявший задание 1 мая 1960 года в воздушном пространстве Турции, пропал без вести около 9 часов утра – возможно, потерпел катастрофу в районе озера Ван: пилот, вылетевший с аэродрома Адана, находясь в районе Восточной Турции, докладывал, дескать, о неисправности кислородного оборудования.
Это сообщение 4 мая появилось в газетах, но особого внимания не привлекло. Руководство ЦРУ напряженно ждало реакции СССР на сообщение, но Москва безмолвствовала. На пресс-конференции в Вашингтоне представители НАСА не дали сколько-нибудь вразумительных ответов на вопросы журналистов.
На следующий день в Москве открылась очередная сессия Верховного Совета СССР. Хрущев в своем докладе на ней обнародовал подробности инцидента с самолетом-разведчиком, умолчав, однако, о том, что летчик жив, а части самолета и оборудование позволяют сделать выводы о характере задач, которые он выполнял.
В тот же день представитель Госдепартамента США выступил перед журналистами с заявлением, в котором повторялась версия НАСА, дополненная, правда, тем, что самолет, выполнявший исследовательский полет по программе НАСА, по всей вероятности, случайно пересек советско-турецкую границу и оказался в пределах СССР.
Через час с небольшим после заявления Госдепартамента снова выступил руководитель отдела информации НАСА с уточняющим заявлением, что У-2 имел фотокамеры для фотографирования облачности, что это невооруженный гражданский самолет. Он сказал также, что если об этом самолете что-либо известно в СССР, то он просит русских сообщить об этом, чтобы не продлевать поиски.
Заявления, сделанные в Вашингтоне, только подлили масла в огонь. 7 мая Хрущев вновь выступил перед депутатами и сообщил, что летчик жив и находится в СССР; американские официальные круги признали факт преднамеренного вторжения в воздушное пространство Советского Союза. Президент Эйзенхауэр подтвердил на пресс-конференции 11 мая, что полеты американских самолетов-разведчиков над территорией СССР являются одним из элементов системы сбора информации о Советском Союзе и проводились планомерно в течение ряда лет. Он заявил, что «отдавал приказы о сборе любыми возможными способами информации, необходимой для защиты Соединенных Штатов и свободного мира от внезапного нападения и для того, чтобы дать им возможность провести эффективные приготовления к обороне». Он заявил также, что эти мероприятия необходимы, так как в «Советском Союзе секретность и тайны стали фетишем». Тем не менее на следующий день он отдал распоряжение прекратить полеты У-2 над Советским Союзом.
Что же касается последствий полета Пауэрса для международных отношений, то они были самыми плачевными. Намеченное на 16 мая в Париже совещание в верхах не состоялось, хотя главы правительств США, СССР и Великобритании прибыли в Париж. Хрущев отказывался сесть за стол переговоров с президентом США Эйзенхауэром до тех пор, пока он не покается и не принесет извинения советской стороне за полет Пауэрса. Визит Эйзенхауэра в СССР, запланированный на 10 июня, был отменен, отношения СССР с США ухудшились.
Главным раздражающим моментом для Хрущева было также то, что ни президент Франции де Голль, ни премьер-министр Великобритании Макмиллан не только не осудили действия США, но, наоборот, пытались оправдать их. Де Голль заявил, что поскольку СССР и США «сильно вооружены ракетами и ядерными бомбами», «шпионаж неизбежен и даже необходим». Макмиллан также говорил: «Мы все занимаемся шпионажем» и далее продолжал, оправдывая Эйзенхауэра: «Вы, поймите, разве глава государства может осудить себя и свой народ?.. Если наступит разрыв, то это будет очень плохо для дела мира… Останьтесь здесь, давайте подумаем еще...» Но Хрущев был неумолим, и советская делегация покинула Париж.
После его отъезда лидеры западных стран провели консультации и пришли к выводу, что с русскими надо проявлять больше жесткости, они понимают только язык силы. Ну, а Конрад Аденауэр ликовал: «К счастью, Хрущев действовал неразумно», и это было хорошо, так как «западные державы не пришли ни к какому соглашению с ФРГ».
Что было дальше, известно всем: сначала Берлинский, а затем Карибский кризис.
А ТЕПЕРЬ СРАВНИМ
Глядя на нынешний инцидент с российским бомбардировщиком Су-24, с одной стороны, кажется, что все это уже было и повторялось в тех или иных вариантах. Но с другой стороны, у нынешней ситуации много своих особенностей. Американские аналитики со времен окончания холодной войны спрогнозировали, что какие бы проблемы радикальный ислам ни создавал для Запада, России он может нанести гораздо больший вред. Поэтому якобы сейчас ИГ обладает возможностью нанести России такой ущерб, какой оно никак не может нанести США. Поддерживая Башара Асада, Россия противопоставляет себя практически всем государствам Ближнего Востока, не говоря о западных державах, и рискует проиграть, что приведет к колоссальной потере ее престижа и последнего плацдарма в этом регионе. А это, в свою очередь, может привести к новой вспышке террористической активности на российской территории.
Турецкое руководство, конечно, отлично понимает это. Но, отказываясь принести извинения за инцидент, мало чем отличается от президента Эйзенхауэра, когда он оказывался извиниться за полет самолета-шпиона У-2 над территорией СССР. Такова сермяжная суть международной политики, и здесь ничего не поделаешь.
Мало кто сомневался, что НАТО или ЕС не осудит Турцию за ее наглую акцию. Можно было бы порассуждать об отношении к этому инциденту наших ближайших соседей – стран Балтии и Украины, но лучше не надо, потому что в этом случае трудно найти подходящие слова.
Мало кто сомневался, что Турцию не осудит ее главный союзник – США, которые, в общем-то, также выступают в роли «третьего радующегося» тому разладу, который наметился в российско-турецких отношениях. Возникает также ряд вопросов относительно передачи сведений о времени, параметрах и зонах действий нашей авиации, которые, как сказал российский президент, были переданы нашему союзнику по коалиции – Вашингтону и которые в конечном счете оказались в распоряжении другого его союзника по другой коалиции, что позволило турецкому истребителю точно выйти на наш бомбардировщик и сбить его. Более того, опять возникает дежавю и, так же как с У-2, за всем этим видны торчащие уши американских спецслужб, которые, как и в случае с Пауэрсом, рассчитывали, что пилоты погибнут и все будет шито-крыто. Но, как это часто бывало и в прошлом, их подвели подручные, которые исполнили все весьма топорно и, что называется, наследили.
Конечно, у российского президента не было другого выбора как дать жесткий ответ Турции на ее наглую выходку. На это, кстати, и рассчитывали те, кто ее планировал (но только не турки!). Единственное, что настораживает – это порой неадекватная реакция российских СМИ, которые вдруг моментально все как один стали «антитурецкими» и наперебой спешат бросить камень в Турцию и ее руководство. Наверное, не следует так рьяно лить воду на мельницу той провокации, которую, как видно, спланировали за пределами Турции, но использовали ее в очередной раз как разменную карту в большой игре. Те, кто хотел бы извлечь максимальную выгоду из этой ситуации, вполне возможно, предусмотрели такую реакцию российских СМИ.
Уроки истории нельзя забывать, хотя, как говорят, она имеет свойство повторяться сначала как трагедия, а потом как фарс. Нынешнее российское руководство коренным образом отличается во всех смыслах от советского руководства образца 1950–1960-х годов, и поэтому есть большая надежда, что будет выбрана правильная линия, обеспечивающая как поддержание престижа, так и соблюдение национальных интересов России.
Дарья Гармоненко