Таким видел пролив Босфор Мустафа Кемаль Ататюрк. Фото из архива Библиотеки Конгресса США
Советская Россия, возникшая в пламени революций 1917 года и Гражданской войны, отказалась от притязаний на Константинополь и проливы Босфор и Дарданеллы. В Декрете о мире, принятом II Всероссийским съездом Советов 8 ноября 1917 года, было объявлено, что тайные договоры, заключенные царским и Временным правительством, «безусловно и немедленно» отменяются. Это касалось и договоренности, достигнутой в 1915 году между Петербургом, Лондоном и Парижем, о том, что в случае разгрома Германии и Турции проливы и Константинополь должны перейти под юрисдикцию России.
Более того, обращение Совета народных комиссаров РСФСР «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» от 3 декабря 1917 года содержало следующую формулировку: «…тайные договоры свергнутого царя о захвате Константинополя, подтвержденные свергнутым Керенским, – ныне порваны и уничтожены. Республика Российская и ее правительство, Совет народных комиссаров, против захвата чужих земель: Константинополь должен остаться в руках мусульман». Комментарии, как говорится, излишни.
ИТОГИ ВОЙНЫ
Проблема проливов не принадлежала к числу внешнеполитических приоритетов большевистского руководства – его больше интересовало, как удержаться у власти. Тем более что по условиям Брест-Литовского мирного договора от 3 марта 1918 года советская Россия потеряла Черноморский флот.
Положение о том, что «Правительство Российской Республики и Правительство Оттоманской империи обязуются заключить консульскую конвенцию и другие акты, какие они найдут необходимыми, чтобы урегулировать свои правовые отношения» означало, что советской дипломатии придется налаживать все направления отношений с Турцией фактически с чистого листа, потеряв все то, что было наработано российской дипломатией за 200 лет и закреплено кровью русских солдат и офицеров в ходе всех победоносных русско-турецких войн.
В конце марта 1918 года турецкие войска вступили в пределы Закавказья и стали занимать области, по площади значительно превышавшие те территории, которые советская Россия была обязана уступить Турции (это при том, что Кавказский фронт вклинился в турецкие пределы на глубину до 250 км) по Брест-Литовскому мирному договору.
Первоначально случилось закономерное – Турция была разгромлена в Первой мировой войне, и 30 октября 1918 года в порту г. Мудрос острова Лемнос, главной базы союзников во время Дарданелльской операции, было подписано соглашение о перемирии, по которому турки обязывались открыть Антанте свободный доступ в Черное море и соглашались на занятие ее войсками Константинополя и Проливов. Кроме того, Турции было необходимо очистить Аравию, Месопотамию, Сирию, Армению, часть Киликии, демобилизовать свою армию и передать победителям все военные корабли.
Парадоксально, но для государства – правопреемника Российской империи сохранение независимой Турции было предпочтительнее, чем появление на территории бывшей Оттоманской империи режима, подконтрольного Антанте. В ходе Греко-турецкой войны 1919–1922 годов все симпатии советского правительства были на стороне турок, а советские военные специалисты помогали войскам Мустафы Кемаля Ататюрка бороться с греческой армией.
Вопрос о Проливах затрагивался на Парижской мирной конференции, прошедшей с 18 января 1919 по 21 января 1920 года. Но вследствие выявившихся разногласий между США и Англией, а также между Францией и Англией по вопросу о разделе Турции форуму к серьезным решениям прийти не удалось.
В Севрском мирном договоре от 10 августа 1920 года это упущение было исправлено – территория Турции сокращалась на три четверти, державам-победительницам предоставлялся контроль над экономикой страны, вооруженные силы Турции ограничивались 50-тысячным корпусом, а судоходство в Проливах объявлялось открытым как в мирное, так и в военное время для всех торговых и военных кораблей без различия флага. Турция на этот раз обязывалась выдать победителям большую часть военного флота и срыть укрепления в зоне Проливов и островов. Для наблюдения за порядком судоходства в зоне Проливов создавалась международная комиссия, в которой господствовали представители Англии и Франции.
Кемалистская революция началась во многом как реакция турок на условия этого, хоть и сурового, но вполне заслуженного ими мирного договора.
16 марта 1921 года в Москве было подписано соглашение между Россией и Турцией, по которому Турция возвращала Грузии город-порт Батум и прилегающий к нему район. Стороны договорились, что международный статус Черного моря и Проливов должен обсуждаться на будущей конференции – причем делегатами от черноморских государств.
По итогам Греко-турецкой войны Константинополь и Проливы оставались в распоряжении союзников вплоть до заключения окончательного мирного договора.
И такая конференция открылась 20 ноября 1922 года в Лозанне. Этому событию предшествовала упорная политико-дипломатическая борьба по вопросу участия или неучастия Москвы в работе конференции между «приглашающими» странами (Англия, Франция, Италия – главным организатором конференции была Англия), с одной стороны, и советской Россией – с другой. Высказавшись против того, что нечерноморские державы присвоили себе право регулировать режим прохождения иностранными судами проливов без участия России и вопреки ее интересам, правительство РСФСР заявило, что оно не признает никаких решений по этой проблеме, принятых без его согласия.
Ситуация осложнилась ухудшением советско-турецких отношений, что накладывало отпечаток и на процесс согласования позиций обеих стран по вопросу о Проливах. Причинами охлаждения стали требование турецкого правительства прекратить операции представительств советского Внешторга на территории Турции и начавшиеся в Турции репрессии против турецких коммунистов.
Советская делегация изложила свое видение режима Проливов: обеспечение свободы торгового судоходства и мирных морских коммуникаций на Босфоре, в Мраморном море и Дарданеллах; установление гарантий сохранения мира на Черном море и безопасности его побережья и сохранения мира на Ближнем Востоке и безопасности Константинополя.
Это означало, что как в мирное, так и в военное время Дарданеллы и Босфор должны быть закрыты для военных и вооруженных кораблей и судов, а также военной авиации всех стран, кроме Турции. В основу этой позиции было заложено определение, что Дарданеллы и Босфор безусловно принадлежат Турции. Была также отмечена недопустимость преобладающего положения в регионе той или другой державы или группы держав.
Впервые можно отметить наличие определенной преемственности политики советской и дореволюционной России в вопросе о Проливах.
ЛОЗАННСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
Второй этап Лозаннской конференции начался 23 апреля 1923 года.
В результате принятых решений Турция сохраняла единство в своих этнографических границах (за исключением Мосула и Александретты, по которым еще предстояло договариваться). Перечеркнув Севрский мирный договор, отдававший Турцию на милость победителей, Лозаннский мирный договор не давал другим державам повода для вмешательства в турецкие дела.
Лозаннская конвенция о режиме Проливов предусматривала свободу прохода через них в мирное и военное время морских и воздушных судов, а также демилитаризацию Босфора и Дарданелл. Максимальные военные силы, которые любая страна могла провести через Проливы в Черное море, не должны были превышать силы, которые принадлежали самому большому флоту на этом море. Вместе с тем державы получали право посылать в Черное море не более трех кораблей или судов водоизмещением не более 10 тыс. т каждое.
Таким образом, конвенция устанавливала правила прохода военных кораблей через Проливы, которые создавали угрозу для всех черноморских государств, в том числе и для самой Турции.
Опасными нормами этой конвенции с советской точки зрения являлись следующие положения: полное разоружение берегов Босфора и Дарданелл, зон и островов Мраморного моря; ограничение Стамбульского гарнизона 12 тыс. человек; свободный проход через Проливы в мирное и военное время иностранных военных кораблей, каковы бы ни были их флаг и тоннаж без ограничений и без предварительного предупреждения; если Турция находится в состоянии войны, она может не разрешить проход кораблей противника, но военные корабли нейтральных Турции государств сохраняют свободу прохода.
Поскольку Проливы подлежали разоружению и Турция не могла иметь на их берегах войска и артиллерию, то она не могла и препятствовать проходу военных кораблей.
В итоге, подписав Лозаннскую конвенцию о Проливах, советское руководство не ратифицировало ее.
Для СССР наиболее желательным вариантом статуса Проливов был вариант, предусматривавший свободу прохода через Проливы военных кораблей черноморских государств и их закрытие для военных кораблей других стран, а также установление гарантий для беспрепятственного прохода торговых судов.
При полном закрытии Проливов для военных кораблей Москва теряла бы возможность перебрасывать свои ВМС из других морей – и соответственно не могла усилить Черноморский флот, обескровленный в гражданскую войну иначе, как строя корабли на черноморских верфях.
А при открытии Проливов для всех военных флотов СССР утрачивал исключительное положение самой сильной черноморской державы, теряя возможность эффективно воздействовать на Турцию, при этом увеличивалась угроза нападения со стороны нечерноморских, не дружественных государств. Соответственно открытие Проливов требовало создания более сильного военно-морского флота.
7 мая 1931 года состоялось подписание протокола, предусматривавшего обязательство СССР и Турции не увеличивать свои ВМС в Черном море без уведомления другой стороны за шесть месяцев.
А 24 марта 1933 года на заседании Генеральной комиссии Конференции по сокращению и ограничению вооружений турецкий представитель поставил вопрос о необходимости пересмотра статей Лозаннской конвенции, предусматривавших демилитаризацию Проливов. Аргументировалось это тем, что, учитывая возросший уровень военной техники, Турция не может обеспечить безопасный режим Проливов.
В условиях начавшейся гонки вооружений в Европе после прихода А. Гитлера к власти турки в 1934 году вновь поставили вопрос о ремилитаризации Проливов. Введение немецких войск в демилитаризованную Рейнскую зону 7 марта 1936 года обострило международную обстановку. И 20 июля 1936 года во французском городе Монтре главы делегаций Болгарии, Франции, Великобритании, Греции, Японии, Румынии, Турции, СССР и Югославии подписали новую Конвенцию о режиме Проливов.
В первой статье конвенции подтверждался принцип свободы прохода через Проливы и свободы мореплавания. Торговые суда как в мирное, так и в военное время, когда Турция не являлась воюющей стороной, пользовались правом полной свободы плавания в Проливах независимо от флага и груза, лишь соблюдая необходимые санитарные и таможенные правила. Во время войны, когда Турция принимала в ней участие, торговые суда, не принадлежавшие странам, находящимся в состоянии войны с Турцией, пользовались свободой прохода через Проливы в дневное время при условии, что они не оказывают содействия противнику.
Во втором разделе конвенции устанавливался порядок прохода через Проливы военных и вспомогательных кораблей судов; определение классов.
По решению Лозаннской конференции Турция
осталась в пределах ныне существующей границы. Фото 1923 года |
В мирное время для нечерноморских государств вводились следующие правила: 1) через Проливы могло пройти одновременно не более девяти легких надводных судов (водоизмещением не свыше 10 тыс. т) общим тоннажем не выше 15 тыс. т (в тоннаж не включались корабли, наносящие визит в один из портов Проливов); 2) военные силы нечерноморских государств, одновременно находящиеся в Черном море, не могли превышать тоннаж в 30 тыс. т; если тоннаж наиболее сильного флота в Черном море превысит на 10 тыс. т тоннаж наиболее сильного флота к моменту подписания конвенции (советский Черноморский флот), этот лимит пропорционально мог быть увеличен, но не более, чем до 45 тыс. т. При этом ни одна нечерноморская держава не могла иметь в Черном море военный флот, превышающий по тоннажу 2/3 лимита. Отступление допускалось только для судов, направляемых в Черное море для гуманитарных целей (помощь при стихийных бедствиях), общим тоннажем не более 8 тыс. т. Военные корабли нечерноморских государств не могли оставаться в Черном море дольше чем 21 день.
Черноморские государства могли проводить через Проливы надводные корабли любого тоннажа, но линейные корабли черноморских держав должны были проходить через Проливы поодиночке в сопровождении не более чем двух миноносцев, а легкие надводные суда – подчиняться правилам, установленным для нечерноморских государств.
О проходе через Проливы военных кораблей соответствующие государства должны были извещать турецкое правительство: нечерноморские – за 15 дней, черноморские – за 8.
Черноморские государства имели право проводить через Проливы подводные лодки, построенные или купленные, требующие ремонта или возвращающиеся к месту приписки после ремонта, в случае если Турция заблаговременно получит соответствующее уведомление.
Военные корабли, проходящие через Проливы, не имели права пользоваться авиацией.
В военное время – при нейтралитете Турции в войне – на корабли невоюющих стран распространялись те же правила. Проход через Проливы кораблям воюющих стран запрещался, если речь не шла об оказании помощи жертве агрессии в соответствии с Уставом Лиги Наций или основанных на нем пактов о взаимопомощи.
В случае участия Турции в войне проход военных кораблей зависел от усмотрения турецкого правительства. Это же правило действовало, если присутствовала угроза войны для Турции, но тогда вопрос рассматривался Лигой Наций.
БЕЗОПАСНОСТЬ ЧЕРНОМОРЬЯ
Новая конвенция принесла Турции дипломатический успех, были восстановлены суверенитет Турции над Проливами и ее право вооружить эти стратегически важные морские дефиле.
Распоряжение Проливами, особенно в самые ответственные моменты, оказалось в руках Турции. Это вытекало из принятого на конференции принципа суверенитета Турции над ними. Хорошо это или плохо?
На момент подписания конвенции для СССР – черноморского государства, полностью не восстановившего военный флот, скорее хорошо. Для Турции – безусловно хорошо. Но конвенция не оговаривала ситуацию, когда государство-хранитель Проливов вступал в военно-политический блок – такой, например, как НАТО. Имея членом альянса государство-хранитель, блоку и не нужно было вводить свои корабли в Проливы.
Однозначно решить проблему безопасности Черного моря и черноморских берегов достаточно тяжело, так как Проливы обладают следующими особенностями: они очень узки и их легко «запереть»; оба берега принадлежат одному государству – Турции; они соединяют открытое море (Средиземное) с закрытым (Черным). Турция имеет фактически двойной статус – это черноморская и средиземноморская держава.
Вопрос об обеспечении безопасности Проливов, имевших для СССР колоссальное стратегическое и торговое значение (через Проливы перед Второй мировой войной проходило более половины экспорта СССР), в результате конференции так и не был окончательно решен.
10 ноября 1938 года скончался президент Турции Мустафа Кемаль Ататюрк, который называл СССР другом Турции.
Но…
Когда в Турции получили сообщение о германском нападении на СССР, наступила атмосфера всеобщего праздника. Люди поздравляли друг друга с этим событием, и «все сердца, памятуя о пяти веках истории, начали биться в унисон с немецкими победами».
Тем не менее вступать в войну на чьей-либо стороне Турция не собиралась. После нападения Германии на Советский Союз она в тот же день объявила о нейтралитете. Пакт о дружбе и ненападении между Германией и Турцией был заключен еще 18 июня 1941 года (но сохранялся и союз с Англией, оформленный в мае 1939 года).
Уже в июле 1941 года имела место дипломатическая переписка между советской и турецкой сторонами относительно несоблюдения Турцией конвенции Монтре. В советской ноте от 12 июля 1941 года обращалось внимание на пропуск турецкими властями 9 июля в Черное море через Проливы германского военного катера. Случаи нарушения Германией конвенции продолжались и позже вплоть до изгнания немецких войск из советских черноморских портов в 1944 году.
Несмотря на нейтралитет и стремление правящих кругов Турции избежать вовлечения в новую мировую войну, они были едины в одном – когда демонстрировали открытую враждебность к СССР, особенно в самые трудные для него месяцы Великой Отечественной войны.
Дело не ограничилось Проливами, были вскрыты попытки турецких политических группировок спровоцировать раскол СССР. Так, при общении с немцами в начале августа 1941 года турецкий посол завел разговор о «пограничных советских племенах тюркского происхождения», обратив внимание на возможность полезной немцам антисоветской пропаганды через эти племена. Прозвучала мысль и о том, что можно объединить кавказские народы в буферное государство. А на восток от Каспийского моря также могло бы возникнуть самостоятельное тюркское государство. 10 октября 1942 года глава турецкого правительства заявил, что Турция не остается равнодушной к судьбе 40 миллионов советских граждан тюркского происхождения.
Фактически речь шла о «тюркском нацизме» – неудивительно, что турецкий нейтралитет был прогерманским.
ВТОРАЯ МИРОВАЯ
В отдельные периоды войны наблюдались и попытки Турции спровоцировать СССР. Так, 22 апреля 1942 года НКВД СССР информировал ГКО, что командование турецкой армии приступило к переброске войск из Анатолии на восточную границу, а воинские части, расположенные в районе г. Битлис, перебрасываются в район г. Карс. В июне-июле 1942-го Турция провела военные маневры на своей кавказской границе, увеличив численность сосредоточенных там войск.
24 августа 1942 года в Закавказье было введено военное положение, а на бакинском направлении 28 августа стала формироваться 58-я армия. Создавалось три оперативных района – Бакинский особый, Грозненский и Владикавказский. По сути, Турция оттягивала на себя советские войска, содействуя нацистской Германии. Закавказский фронт частью сил был вынужден прикрывать Черноморское побережье и границу с Турцией.
Напрашивается прямая параллель с Японией, также проводившей в 1941–1945 годах маневры на границе, оттягивавшей войска и устраивавшей провокации. Разница лишь в том, что Турция не была официальным союзником Германии. Но почему нельзя было признать ее политику фактически враждебной СССР и поступить с ней, как с Японией? Силы, средства и принципиальная поддержка союзников для этого имелись. А стратегический результат был бы куда большим, чем после советско-японской войны.
Военно-политическому руководству СССР впоследствии пришлось пожалеть, что в 1943 – январе 1945 года не появился новый Кавказский фронт и не довелось раз и навсегда снять все русско-турецкие противоречия.
В течение всей войны предпринимались неоднократные и безуспешные попытки привлечь Турцию на сторону антигитлеровской коалиции.
Так, после конференции в Касабланке 30 января 1943 года У. Черчилль уговаривал турецкого премьер-министра вступить в войну на стороне антигитлеровской коалиции до августа 1943-го. Целью Анкары мог стать Рим, чья армия не отличалась высокой боеспособностью, а при поражении Италии ослаблялась и мощь Германии на Балканах.
Но турки не изменили своему нейтралитету.
В послании Сталину 30 января 1943 года У. Черчилль сообщал, что турки «откликнулись бы на любой дружеский жест» со стороны СССР, на что Иосиф Виссарионович ответил: «Я считаю уместным напомнить, что с нашей стороны по отношению к Турции как за несколько месяцев до начала советско-германской войны, так и после начала этой войны был сделан ряд заявлений, дружественный характер которых известен британскому правительству. Турки не реагировали на эти шаги, опасаясь, видимо, разгневать немцев... С одной стороны, Турция связана с СССР Договором о дружбе и нейтралитете и с Великобританией – Договором о взаимопомощи для сопротивления агрессии, а с другой стороны, она связана с Германией Договором о дружбе... Мне неизвестно, как Турция думает... совместить выполнение своих обязательств перед СССР и Великобританией с ее обязательствами перед Германией».
Предчувствуя «спинным мозгом» разрушительные последствия своего возможного участия в войне на стороне Германии, Турция воздержалась от этого, на первый взгляд заманчивого для себя шага (но на заключительном этапе Второй мировой войны нейтралитет Турции был еще более выгоден Германии). До последнего она не вступала и в антигитлеровскую коалицию, стремясь максимально долго усидеть на двух стульях.
На Тегеранской конференции впервые за время войны был поднят вопрос о Проливах. Во время беседы глав правительств 30 ноября У. Черчилль сказал, что России необходимо иметь выход к незамерзающим морям – на что англичане раньше возражали, а теперь не имеют никаких возражений. Иосиф Сталин заметил, что надо пересмотреть и вопрос о режиме Проливов: «Такая большая страна, как СССР, оказалась запертой в Черном море... Если теперь англичане не хотят душить Советский Союз, то необходимо, чтобы они облегчили режим Проливов».
Участники беседы согласились, что еще будет время обсудить вопрос о портах в теплых морях и проливах. На заседании глав правительств 1 декабря 1943 года Уинстон Черчилль отметил, что режим Проливов следует пересмотреть хотя бы потому, что участником Конвенции Монтре является Япония, а Франклин Рузвельт выдвинул принцип свободного прохода проливов военными и торговыми судами всех стран и установления над ними контроля великих держав.
Не сумев уговорить Турцию реально вступить в войну против Германии, осенью 1944-го и зимой 1945 года западные союзники добивались хотя бы ее формального присоединения к антигитлеровской коалиции.
На Крымской конференции 4–11 февраля 1945 года был затронут вопрос и о статусе Проливов. Тогда Сталин заявил: «Невозможно согласиться с тем, что рука Турции лежит на горле России». А Уинстон Черчилль согласился с тем, что «Россия, обладающая крупными интересами в Черном море, не должна зависеть от узкого прохода… Турок следует уведомить, что возможен пересмотр конвенции Монтре…»
Советский лидер подчеркнул применительно к конвенции: «Этот договор устарел и изжил себя... Турции дано право закрывать Проливы, когда она этого пожелает. Необходимо изменить... порядок…»
Речь шла о необходимости свободного прохода через Проливы советских военных кораблей. Черчилль и Рузвельт согласились с предложением Сталина о том, что министры иностранных дел трех держав рассмотрят, «какие изменения должны быть внесены в условия, касающиеся Проливов, изложенные в Конвенции Монтре».
Обсуждая вопрос о приеме государств в ООН, Иосиф Сталин отметил, что наряду с государствами – участниками войны, перенесшими тяготы и страдания, есть государства, в войне не участвовавшие, но спекулятивно желающие оказаться рядом с теми, кто станет победителем.
Эта характеристика относилась именно к Турции, объявившей войну Германии 23 февраля (!) 1945 года. Произошло это сразу после предупреждения английского посла, высказанного министру иностранных дел Турции, что на конференцию в Сан-Франциско будут приглашены только те государства, которые объявят войну Германии до 1 марта 1945 года.
Этим шагом Турция убивала нескольких зайцев сразу – как участник конференции в Сан-Франциско участвовала в создании ООН и сохраняла отношения с союзниками, на поддержку которых надеялась в грядущем противостоянии с СССР.
СССР не имел формальных оснований вступать в конфликт с Турцией, тем более что между двумя странами с 1925 года существовал периодически продлевавшийся Договор о дружбе и нейтралитете. В последний раз он продлевался на 10 лет в 1935-м, и срок его действия должен был истечь 7 сентября 1945 года. Но 19 марта 1945-го, за шесть месяцев до окончания срока действия, СССР, как и было предусмотрено в тексте договора, уведомил турецкое правительство о намерении не продлевать его. Турками это было расценено как начало конфронтации.
Новая империя – СССР возвращала себе прежние геополитические интересы. Москва требовала наличия баз в Средиземноморье и Атлантическом океане, точно так же, как в свое время эти базы нужны были Российской империи. Действующий режим Проливов империю уже не устраивал.
Но именно войны с Германией были наиболее благоприятным моментом для пересмотра статуса Проливов и вновь момент был упущен – советско-германская война закончилась, а с ней исчезла и благоприятная внешнеполитическая конъюнктура.
комментарии(0)