Гибридные угрозы в повестке ОБСЕ

В современной войне существенно выросла роль сил СО и различных иррегулярных формирований. Фото с сайта www.army.mil

В предыдущем номере «НВО» мы уже коротко рассказали о том, что в рамках диалога Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), имеющего целью поиск новых подходов к обеспечению кооперативной безопасности в Европе, создана неформальная рабочая группа, которая ставит перед собой задачу проведения дискуссий по проблемам восприятия угроз, трендам в развитии военных доктрин, состоянию вооруженных сил, военным учениям, контактам между военными и снижению рисков. По инициативе этой группы 19–20 сентября с.г. в Вене состоялась панельная дискуссия по теме «Понимание гибридных угроз и их влияние на пространстве ОБСЕ». Эта тема выносилась на обсуждение впервые. Приглашенные эксперты из стран – участниц организации (России, Италии, Норвегии и Голландии) в присутствии около 200 дипломатов и военных государств – членов ОБСЕ изложили свое видение гибридных угроз, их возможных объектов, источников и стратегий применения. Дискуссия носила подчеркнуто деполитизированный академический характер, что позволило сосредоточиться на сущностных аспектах тематики гибридных угроз (ГУ) и гибридных войн (ГВ).

ЗЫБКОСТЬ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ

Генеральный секретарь ОБСЕ Томас Гремингер недавно отметил опасный характер развития событий в мире, грозящий появлением очагов новых конфликтов. Разделительные линии между состоянием мира и войны уничтожены, система, основанная на праве, рухнула, а взамен получает развитие использование в качестве оружия практически всего – торговли, миграции, информации и кибервозможностей. Соперники все чаще скрываются в трудно определяемых регионах, в киберпространстве или используют в качестве инструментов преступные и террористические группировки. Создание подобного «тумана гибридной войны» не позволяет отделить истину от лжи и приводит к непредсказуемости и нестабильности, создает замкнутый круг, в котором недоверие порождает переход к односторонним действиям, что, в свою очередь, усиливает недоверие.

На этапе подготовки к дискуссии в процессе предварительного обмена мнениями между экспертами стал очевидным достаточно широкий разброс представлений о том, что такое ГВ и ГУ. Зыбкость международного консенсуса в отношении понятия «гибридная война» емко отражает фраза эксперта доктора Патрика Куллена из Норвежского института иностранных дел: «Пока нет общего понимания, что представляет собой этот вид конфликта, но все, включая НАТО и ЕС, считают, что проблема существует».

В интересах дальнейшего изучения феномена норвежский эксперт предложил определить базовое понимание термина с опорой на свежие публикации и эмпирические свидетельства, разработать согласованную терминологию для описания концепции.

Он определяет ГВ как «синхронизированное использование многих элементов мощи, нацеленных на специфические уязвимости в рамках полного спектра общественных функций для получения синергетического эффекта». Гибридная война ассиметрична, а ее стратегия предусматривает осуществление горизонтальной эскалации гибридных угроз, за счет выбора последовательности, места и времени их использования, а также вертикальной эскалации интенсивности каждого вида угроз.

Для ГВ характерно интегральное и скрытое использование сил и средств в рамках единой стратегии, включая дипломатию, военное и экономическое воздействие, цифровые технологии, дезинформацию, влияние на сознание. Целью является решение стратегических и геополитических задач. Для выработки определения ГВ необходимо получить представление о стратегии конфликта, определяющей порядок и последовательность применения способов воздействия на объект. Задачу формулировки единой стратегии затрудняет тот факт, что в национальных стратегиях государства преследуют собственные интересы, в том числе обманным путем, и не готовы это признать.

Стратегические цели ГВ включают поддержание внутренней стабильности собственного государства, сохранение или достижение государством статуса глобального или регионального субъекта, источника мощи и влияния, а также создание благоприятного международного окружения для продвижения собственных норм и ценностей. Для достижения целей участники ГВ стремятся ослабить или подорвать социальную систему противника, иногда не имея в виду какие-либо специфические результаты. Ставится задача нарушить стабильность и единство системы в целом за счет создания атмосферы недоверия и хаоса, в том числе путем распространения недостоверной информации и пропаганды через СМИ и компьютерные сети, а также оказания поддержки негосударственным организациям и политическим партиям. В политических целях широко используются экономические санкции. ГВ ведется в серой зоне, расположенной между конвенциональной войной и традиционным дипломатическими и экономическим противостоянием.

«АВАТАР» ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ

Оригинальную точку зрения на ГВ высказал модератор панельной дискуссии профессор Алессандро Полити, директор Фонда оборонного колледжа НАТО в Риме. По его мнению, она сочетает в себе черты имевших место в прошлом революционных войн и современных конфликтов низкой интенсивности. В качестве примера революционной войны он сослался на кампанию генерала Джузеппе Гарибальди, нерегулярные войсковые формирования которого в 1860 году способствовали созданию объединенного Королевства Италия.

Разница заключается в том, что сегодня ГУ нацелены на слом и разрушение политического режима, в то время как революционные войны велись с целью разрушения старого общества и замену его принципиально новой структурой. Использование и развитие кибертехнологий приспособляется к новым условиям и приведет к появлению новых факторов влияния, как это произошло с технологиями предсказания результатов выборов и финансовых кризисов на основе автоматизации и новых алгоритмов. Двумя менее используемыми измерениями ГВ являются оргпреступность и финансовые войны. В любом случае эта форма войны основана на невиданном доселе смешении регулярных и нерегулярных элементов при доминировании последних и имеет целью ослабить власть государства и правительства.

В терминах восприятия (исследователями, военными и политиками) ГВ является символическим сочетанием (неким аватаром, то есть маской, скрывающей истинную сущность феномена) революционной войны в период холодной войны и сегодняшнего конфликта низкой интенсивности. Здесь просматривается определенная связь с теорией «Всемирной мятежевойны», выдвинутой в 70-х годах прошлого века русским военным теоретиком Евгением Месснером. Наш соотечественник отмечал, что в таких полувойнах воюют партизанами, «добровольцами», подпольщиками, террористами, диверсантами, массовыми вредителями, саботажниками, пропагандистами в стане врага и радиопропагандистами. Правительства понимают необходимость иметь «пятые колонны» в земле враждебной и нейтральной, а пожалуй – и в союзной. Поэтому в эпоху великого смятения душ война может легко приобрести форму мятежевойны. В прежних войнах важным почиталось завоевание территории. Впредь важнейшим будет почитаться завоевание душ во враждующем государстве.

Конкуренция между могущественными государствами в холодной войне породила спектр нетрадиционных операций (включая терроризм и поддержку его), которые использовались внутри и за пределами территорий, охваченных ядерным сдерживанием. Фактически терроризм (независимо от того, были ли это «черные», «красные» или «националистические» бригады) присутствовал в нескольких странах НАТО и спонсировался странами с различной политической ориентацией именно потому, что ядерное сдерживание сделало невозможной регулярную войну. Государственные перевороты, партизанские и контрпартизанские войны, контрас в Латинской Америке и революционная война были обычным явлением для стран, находящихся за пределами сферы сдерживания и служили дополнением к некоторым обычным войнам.

Разница между революционной и гибридной войной заключается в идеологической силе и политических условиях: первая хочет разрушить и заменить общество совершенно новой структурой, вторая – делает ставку на раскол или замену политического режима и перевод страны под внешнее управление. При этом ГВ, как и все иные формы войны, обусловлена необходимостью политических изменений и направлена на то, как достичь политической (тактической или стратегической) цели, не прибегая к открытому конфликту высокой, средней интенсивности или терроризму. Терроризм после событий в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 года получил политическое клеймо в мировом масштабе, которого не было во время холодной войны, что делает его относительно менее привлекательным вариантом (хотя манипуляции с джихадизмом сегодня являются вопиющим примером противоположного).

Несмотря на отсутствие явной идеологической ориентации, ГВ представляет собой политическую деятельность, расширенную форму ведения войны: ее приоритетом является нападение на социально-политические уязвимости государства или правительства; она предпочитает невоенные инструменты, ориентированные на все общество, политическую систему и их информационную сферу; ее стратегия построена на манипуляции пороговыми представлениями, чтобы замедлить или парализовать реакцию местных и внешних участников; она использует насилие на самом низком экономически эффективном уровне.

Киберсфера, цифровое, виртуальное измерение являются видимыми отличительными признаками этой современной формы войны от прежних стратегий и тактики. В дальнейшем возрастающая роботизация войны будет включать применение искусственного интеллекта, как это уже происходит в экономической области, где высокочастотный трейдинг или высокочастотная торговля (high-frequency trading – HFT) превратился в основную форму алгоритмической торговли на финансовых рынках, в которой современное оборудование и алгоритмы используются для быстрой торговли ценными бумагами. В HFT используются специальные торговые стратегии, при которых компьютеры без участия человека совершают операции в течение долей секунды. По мнению некоторых экспертов, именно такой вид торговли привел к финансовому кризису 2008 года.

Управление электоратом – это еще один эффект, который достигается киберинструментами, и современные алгоритмы уже используются в анализе и прогнозировании тенденций на выборах.

Существуют еще как минимум два других менее изученных инструмента ГВ: организованная преступность и финансовая война. Первая из них обеспечивает не только основу для нерегулярных формирований, незаконную логистику и финансирование, но и создает площадку для успешных операций в области информационной или кибервойны (например, хакеров и/или организации кибербеспорядков). Финансовая война также может быть формой ненасильственного конфликта, который используется для достижения политических и социальных целей.

Тот факт, что государства прибегают к использованию стратегий ГВ, отражает в конечном счете ослабление монополии государства на применение силы, поскольку в этом виде военного конфликта преобладают нерегулярные элементы.

НОВИЗНА ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ

Относительная новизна ГВ связана со способностью субъекта одновременно и целенаправленно использовать многие инструменты мощи с опорой на творческий подход, неоднозначность принимаемых решений, современные технологии воздействия на сознание и с учетом нелинейности конфликта этого вида.

По мнению эксперта Минке Муйндерс из Нидерландского института международных отношений Клингендайл, гибридный конфликт представляет собой «конфликт между государствами, который стремятся удержать ниже порога открытого вооруженного конфликта, при интегрированном применении средств и различных участников. Цель конфликта состоит в решении определенных стратегических задач».

Генеральный секретарь ОБСЕ Томас Гремингер (третий слева) знакомится с ситуацией в Донбассе. Фото с сайта www.osce.org

Существует некоторая неопределенность, связанная с использованием терминов «война» и «конфликт», что порождает ошибочное представление, что подобные стратегии применяются только в ходе войны или конфликта. На самом деле очевидные цели акторов заключаются в получении преимуществ, не прибегая к войне, они стараются остаться ниже порога, определяющего современную войну. Таким образом, ГВ представляет собой часть внешней политики государства в его отношениях с другими странами, новый вид межгосударственного противостояния. Одновременно негосударственные акторы являются ключевым инструментом гибридных войн.

Частота и масштабы применения различных ГУ сегодня имеют беспрецедентную новизну. Развитие виртуальных и цифровых технологий дает в руки государств новые и мощные инструменты с относительно невысокой стоимостью их использования. Глобализация и цифровизация существенно повышают эффект применения экономических и цифровых средств. В будущем развитие новых технологий (например, искусственного интеллекта, разведывательных и ударных дронов) предоставит дополнительные возможности для совершенствования стратегий и тактики ГВ.

В гибридной войне координированно используются военные, политические, экономические, гражданские и информационные инструменты, что выводит ее за пределы чисто военной сферы. Соответственно необходима расширенная оценка угроз с подключением нетрадиционных политических, экономических, гражданских и международных средств и возможностей. Стратегия ГВ строится на синхронном и системном использовании этих средств и возможностей, такой же должна быть и контрстратегия.

Однако очень немногие государства располагают необходимыми ресурсами для анализа и организации противодействия ГВ, хотя весьма желательно регулярно осуществлять на государственном уровне самостоятельную оценку критических функций и уязвимостей в сферах общественной жизни. В целом ГВ служит не только национальным интересам, но имеет международное измерение, следовательно, и ответ должен быть координированным и международным в рамках существующих организаций обеспечения международной безопасности.

С учетом различных национальных интересов государств – членов ОБСЕ гибридные войны несут угрозу не только европейской безопасности, но и воздействуют на возможности сотрудничества, подрывая тем самым базовые основы организации.

Гибридная война, которую ведут государственные и негосударственные структуры, позволяет оставаться ниже порога очевидного обнаружения и ответных действий за счет скорости, объема и вездесущности цифровых технологий, характерных для современного информационного века. Сегодня ГВ превалирует в межгосударственных отношениях, ведется государствами и негосударственными акторами, что требует объединения международных усилий для понимания угрозы, формирования нового знания о том, как ее своевременно вскрыть, смягчить и противостоять.

Формирование гибридных угроз идет в русле тотальной «гибридизации» мира, в том числе и в сфере безопасности. Угрожающая реальность проблемы связана с усилением противостояния великих держав в сочетании с новыми технологиями, прежде всего в кибернетической сфере, а также грядущим использованием искусственного интеллекта. Недостаток совместного понимания всего, что касается ГУ, подрывает способность вскрывать угрозы и противостоять им, способствует повышению напряженности в межгосударственных отношениях, что может привести к конфликту.

В связи с этим эксперт из Нидерландов предложила провести совместное исследование проблемы гибридных угроз на основе соответствующих научно-исследовательских организаций с целью выработки понятийного аппарата и понимания, что именно мы называем гибридными угрозами. Такое исследование должно привести к созданию своеобразных «карт уязвимостей для гибридных угроз» внутри отдельных государств и сообщества в целом, обеспечить надежную ситуационную осведомленность и повысить способность противостоять угрозам.

Автор данной статьи, представлявший на указанном мероприятии Россию, изложил свое видение проблемы, известное читателям «НВО» по его публикациям в течение ряда лет. Было отмечено, что принципиально нового в понятии ГВ нет. «Гибридность» есть свойство любой войны, которая вследствие обязательных попыток применения воюющими сторонами всех имеющихся в их распоряжении сил, средств и способов ведения боевых действий обязательно является гибридной. Фактор «новизны» ГВ связан с лавинообразным развитием коммуникаций, расширением глобальных связей, что, с одной стороны, облегчает мобилизацию сторонников, с другой – позволяет в невиданных ранее масштабах осуществлять информационно-психологическое воздействие на противника.

Сегодня понятие «гибридность» отражает существенные изменения характера военных конфликтов, которые являются мультидоменными и ведутся как в уже привычных средах на суше, в море и воздухе, так и в новых сферах – космической и кибернетической.

Важной характеристикой современных войн является их многомерность, которая формируется за счет сочетания информационного, военного, финансового, экономического и дипломатического воздействия на противника в реальном масштабе времени.

Понятие «гибридные угрозы» объединяет широкий диапазон враждебных обстоятельств и намерений, таких как кибервойна, сценарии асимметричных военно-силовых конфликтов низкой интенсивности, глобальный терроризм, пиратство, незаконная миграция, коррупция, этнические и религиозные конфликты, безопасность ресурсов, демографические вызовы, транснациональная организованная преступность, проблемы глобализации и распространение оружия массового уничтожения.

ГВ представляет собой интегратор военных и невоенных форм, средств, методов и технологий борьбы, используемых в современных многомерных конфликтах для получения политических, экономических, военных, информационно-психологических преимуществ действий в период, который невозможно в чистом виде отнести ни к войне, ни к миру. ГВ после окончания холодной войны превратилась в новую форму межгосударственного противоборства, стала инструментом стратегического неядерного сдерживания.

На каждом этапе гибридного военного конфликта стратегия, выбранная инициатором агрессии, приводит лишь к предварительному результату, который может быть перечеркнут из-за экономического и дипломатического вмешательства других крупных держав или их коалиций, озабоченных ослаблением терпящей поражение стороны и стремящихся восстановить прежний баланс сил. Поэтому инициатор ГВ может пойти ва-банк и принять решение о массированном использовании сил и средств, включая ядерное оружие. Таким образом, гибридная война, ведущаяся в отдаленном уголке земного шара, может стать катализатором глобального военного конфликта.

Важным фактором, сдерживающим развитие международного сотрудничества по противостоянию ГВ, является не только «узкое» определение самого понятия «агрессия» в резолюции 3314 Генеральной Ассамблеи ООН от 14 декабря 1974 года, которое не охватывает всех аспектов ГВ. Еще одним фактором является отсутствие согласованного понимания, строгой дефиниции самих понятий «гибридная война» и «гибридные угрозы». В связи с этим назрела необходимость провести совместное экспертное исследование проблемы с целью выработки понятийного аппарата.

Одним из дальнейших шагов могла бы стать разработка предложений по следующим понятиям:

– дать международно-правовое определение термина «агрессия в кибернетической сфере», как предумышленные действия, направленные против критически важных объектов другого государства и повлекшие за собой человеческие жертвы, разрушения, нанесение экономического ущерба;

– дать определение «агрессия в информационной сфере» как использование информационно-коммуникационных технологий в подрывных действиях, направленных на свержение законных властных структур, дестабилизацию внутренней и международной обстановки, развязывание и эскалацию вооруженных конфликтов;

– о праве государства на самооборону в случае предпринятой против него агрессии в киберсфере.

С учетом того что определение понятия «агрессия» было согласовано в ООН лишь в 1974 году, экспертам предстоит длительная работа. Заметим, что за истекшие годы резолюция ООН «Об агрессии» практически не применялась для определения государства/коалиции-агрессора. Пример – агрессия НАТО против Югославии 24 марта 1999 года, которая так и не получила заслуженной международной оценки.

Эксперты считают необходимым усилить роль международных организаций, таких как ООН, в обеспечении безопасности.  Фото с сайта www.unmultimedia.org

При разработке вопросов совместного противостояния гибридным угрозам в национальном и международном формате главное внимание следует уделить анализу деятельности радикальных общественных объединений и группировок, использующих националистическую и религиозно-экстремистскую идеологию, иностранных и международных неправительственных организаций, финансовых и экономических структур, а также частных лиц, направленная на нарушение единства и территориальной целостности государств, дестабилизацию внутриполитической и социальной ситуации в стране, включая инспирирование цветных революций, разрушение традиционных духовно-нравственных ценностей. Предметом анализа должна стать деятельность преступных организаций и группировок, в том числе транснациональных, связанная с незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ, оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ, организацией незаконной миграции и торговлей людьми. Следует также обратить пристальное внимание на деятельность, связанную с использованием информационных и коммуникационных технологий для распространения и пропаганды идеологии фашизма, экстремизма, терроризма и сепаратизма, нанесения ущерба гражданскому миру, политической и социальной стабильности в обществе.

ВЫВОДЫ

Современная ситуация в Европе и мире продолжает находиться в фазе высокой турбулентности. Мир стал экономически и политически многополярным. Появление целого спектра новых рукотворных угроз, получивших объединяющее название гибридных, усиливает опасную неопределенность в отношениях между государствами и их объединениями. Испытаниям подвергается международное право и авторитет международных организаций. Множатся региональные конфликты, чему способствует опасная тенденция смотреть на регионы мира сквозь призму геополитической конкуренции, как на «игру с нулевым результатом».

Несмотря на реальную опасность ГУ, задача организации совместного отпора на международном уровне представляется достаточно иллюзорной. Гибридные угрозы создаются государствами для реализации собственных эгоистических и прагматических целей в русле защиты национальных интересов. В этом контексте говорить о международном консенсусе по глобальному противодействию угрозам этого вида было бы наивно.

Но в то же время необходимы серьезные усилия под эгидой ООН и ОБСЕ для формирования нормативно-правовой базы для дефиниции «гибридная война» и «гибридные угрозы» и возможных путей их локализации с целью не допустить расширения их масштаба, ограничить интенсивность. Очевидным приоритетом является выработка согласованного понимания агрессии в информационном и киберпространстве и права государств на защиту при одновременной разработке способов локализации источника кибернападения.

Значительная часть ГУ зарождаются на периферии ОБСЕ. Некоторые из этих пространств лишены всякой государственности и превратились в территории, где хозяйничают террористы и оргпреступность. Все это требует консолидации усилий на подлинно коллективной основе. Однако сегодня остается весьма слабым системное сотрудничество в зонах общих интересов: из-за этого простаивают важные ресурсы ООН и ОБСЕ, предназначенные для укрепления доверия и безопасности.

В результате комплексного применения современных подрывных технологий ГВ уже сегодня превратилась в новый вид межгосударственного противостояния и на протяжении многих десятилетий в будущем будет определять развитие мировых политических процессов и состояние международной безопасности. Более того, ГВ способна при определенных обстоятельствах выступить катализатором крупномасштабного конфликта, вплоть до глобального.

Таким образом, анализ феномена ГВ, связанного с изменением соотношения вкладов военных и невоенных видов борьбы в общий политический результат войны, выдвигает в число приоритетных задач изучение и тщательную проработку вопроса на уровне международных организаций (прежде всего ООН и ОБСЕ) с целью разработки нормативно-правовой базы для совместного противостояния ГВ. Сегодня важно продолжить диалог экспертов по этой проблеме, наладить обмен мнениями, включая специализированное издание (сайт) под эгидой ОБСЕ.

Такие же шаги назрели и в рамках ОДКБ. Проведенный в прошлом году Ситуационный анализ Аналитической ассоциации ОДКБ на тему: «Роль ОДКБ в укреплении коллективной безопасности в условиях возрастания угроз «гибридной войны» следовало бы продолжить и наладить взаимодействие по ряду вопросов с ОБСЕ.

По-видимому, на первое место в международных усилиях должны быть выдвинуты задачи борьбы с идеологией террора и феноменом иностранных террористов-боевиков. С терроризмом тесно связана проблема наркотрафика, доходы от которого идут на финансирование терактов. Серьезным общим вызовом является проблема миграции. Ресурсы ОБСЕ остаются востребованными в урегулировании конфликтов.

Необходимо способствовать наладке механизмов ОБСЕ с целью установления контактов и взаимной информированности, консультаций, средств профилактики возникновения гибридных угроз не только на пространстве ОБСЕ. Влияние внерегиональных факторов на состояние безопасности в зоне ОБСЕ будет только возрастать. Такие проблемы, как насильственный экстремизм, терроризм, незаконный оборот стрелкового оружия и легких вооружений, киберугрозы и большие потоки беженцев и мигрантов, являются общими вызовами для всех государств – участников ОБСЕ. Несмотря на существующие разногласия, Запад и Россия должны совместно отвечать на общие для них вызовы.

С этой целью необходимо в полной мере использовать «Платформу безопасности, основанной на сотрудничестве» и «Структурный диалог» в ОБСЕ для налаживания контактов между всеми государствами и организациями, действующими на пространстве организации. Нужны шаги в тех областях, где есть общие интересы, чтобы восстановить конструктивное общение, предсказуемость и доверие. Важно продолжать добиваться сопряженности интеграционных процессов в общих интересах, и ОБСЕ должна сыграть в этом свою важную роль.

Состоявшийся диалог экспертов при всем различии позиций продемонстрировал наличие определенного взаимопонимания, которое должно послужить основой для дальнейшей дискуссии.

Во-первых, позиции экспертов по определению ГВ оказались близкими. ГВ представляет собой многомерный ассиметричный конфликт с синхронизируемым в рамках единой стратегии использованием ГУ. Стратегия предусматривает балансировку силовых и несиловых действий, в силовых действиях используются иррегулярные и регулярные формирования. Координация используемых угроз осуществляется по горизонтали – по времени, географии их применения и видам угроз, по вертикали осуществляется регулирование интенсивности применения угроз каждого вида.

Во-вторых, новизна ГВ состоит в уникальном сочетании разнообразия угроз, включая киберугрозы и космос, скорости применения угроз и в возможности их оперативного сосредоточения на уязвимых местах по всей территории страны.

В-третьих, эксперты констатировали отсутствие согласованного на международном уровне определения понятий «гибридная война» и «гибридные угрозы», что не позволяет планировать скоординированные действия международного сообщества по противостоянию новому виду агрессии.

И наконец, все пришли к соглашению о необходимости продолжить экспертный диалог по выработке дефиниций.

В то же время следует отдавать отчет об ограниченности потенциала международных усилий по противодействию гибридным угрозам. Сегодня геополитические противники России соревнуются в измышлениях о «руке Москвы», якобы причастной к использованию гибридных угроз против коллективного Запада. Переломить эту тенденцию скоро не удастся.

Поэтому важно развивать двустороннее сотрудничество со странами, которые сами являются объектами гибридной агрессии. Это прежде всего Китай, с которым сотрудничество должно развиваться по вопросам противостояния целому спектру общих гибридных угроз (экономическая война, религиозный и национальный сепаратизм, киберагрессия, враждебные действия в космосе, угрозы от применения технологий искусственного интеллекта, подрывные информационные мероприятия и пр.), а также Иран, некоторые государства Ближнего и Среднего Востока и Африки, Венесуэла, Куба и ряд других латиноамериканских стран.

Однако упор необходимо делать на развитие собственных возможностей с опорой на мощь Вооруженных сил России, ее оборонно-промышленный комплекс, экономику, промышленность, науку и образование, дипломатию.