Востребованные знания

Николай Лаврентьевич Кладо. Фото из "Военной энциклопедии" (изд. И.Д. Сытина, 1913 г.)

Рассуждения автора о роли Н.Л. Кладо не учитывают, что в Николаевской Академии Генерального штаба все было сделано за 50 лет до него. Просто в теоретическом плане флот отставал от армии, что и пытался восполнить Н.Л. Кладо. Честь ему и хвала за это.

У автора нет никаких оснований заявлять, что «в нашей стране такой раздел знаний, как история военно-морского искусства, отсутствует. Уж точно не существует такой учебной дисциплины». Напомню читателю, что до 2000 года существовала кафедра истории военно-морского искусства и военно-морской географии (ее включили в состав кафедры оперативного искусства), преподавалась учебная дисциплина «История военно-морского искусства». После восстановления кафедры в 2003 году и она, и учебная дисциплина назывались «История военно-морского искусства». А вот учебная дисциплина «История военного искусства» появилась в последние годы с введением федеральных государственных образовательных стандартов.

Переходя к категориям собственно военно-морского искусства, автор в качестве базовой предлагает «опыт применения сил флота». Но когда военачальник планирует операцию, он не рассуждает об истории военно-морского искусства, но, успешно проведя ее, приобретает свой собственный опыт (как и подчиненные ему силы), который и учитывается в дальнейшем ходе вооруженной борьбы на море. Некоторое время назад автор статьи утверждал в качестве базовой категории только «опыт» как результат анализа множества сходных событий, синтеза их элементов, доведенного до эмпирических закономерностей. Забыто, что во время Великой Отечественной войны опыт обобщался и учитывался сразу, не успев стать «базовой» категорией. И главными тут были не военные историки, их время еще не пришло. Современное военно-морское искусство должно базироваться не на опыте предшественников, а на современной военной науке, которая и разрабатывает современные теории, учитывая опыт предшественников.

Особенно интересен вывод в статье, что военачальник, не знающий историю военно-морского искусства, никогда не станет флотоводцем (полководцем). Но это совершенно неверная постановка вопроса. Современный флотоводец должен в совершенстве владеть современным военно-морским искусством, которое включает и знание истории военно-морского искусства. Иначе может возникнуть соблазн у некоторых «теоретиков» назначить командующим доктора исторических наук, который только тем и хорош, что глубоко знает историю военного (военно-морского) искусства. Часть таких докторов сегодня на телевидении старательно искажают нашу историю.

Далее Андрей Платонов пытается подтвердить свои мысли на примере выявления опыта применения сил флота в борьбе с силами противника в море. Но такой анализ совершенно не состоятелен. Кому нужен вывод «проснувшегося» через 80 лет историка, «забывшего», что все это изучено и в ходе войны, и в послевоенные годы. В одну кучу смешаны и бои артиллерийских кораблей, и сражения авианосных группировок, и аналогичные действия, проводимые в рамках других операций. Какими бы идеальными ни были боевые порядки и планы огневого поражения, все может определиться крупными ошибками командования более высокого уровня. Вспомним июнь 1941 года.

Другая иллюстрация – из гражданской войны в Испании, где были отмечены атаки надводных кораблей самолетами-истребителями, в частности эсминцев, а далее рассуждения о зенитном вооружении наших кораблей. Совершенно странный пример о 20-летнем «тугодумии» наших кораблестроителей, когда вся Вторая мировая и Великая Отечественная война продемонстрировали способность ведущих стран в условиях войны такого тугодумия не допускать. И тут же: «Опыт завершается вместе с событиями. Завершились военные действия, и опыт применения сил в них тоже как бы замер». Как же добиться (при замершем опыте) «изучения и освоения на практике совокупности тенденций и эмпирических закономерностей развития военно-морского искусства»?

Удивляют и выводы о любых учениях и военных играх, где постоянно побеждают «красные». Но была и стратегическая военная игра в январе 1941 года, когда «синий» Г.К. Жуков переиграл «красного» Д.Г. Павлова. И сегодня после каждого крупного учения проводят специальные разборы, где речи не всегда приятные вплоть до кадровых решений.

Не состоятельны и рассуждения о негативных факторах, которые по каким-то причинам не учтены руководящими документами. Руководящие документы разрабатываются, предполагая возможные действия противника, исходя из нашего его знания и понимания. Потенциальный противник при этом нас не просвещает о будущих неизвестных для нас факторах. Никакие новые факторы в вооруженной борьбе мы не пропускаем, стараясь минимизировать их негативное влияние. Другое дело, что может и не получиться по разным причинам. В ходе продолжающейся, несмотря на негативные факторы, вооруженной борьбы реагировать должны не специалисты по истории военно-морского искусства, а органы управления всех уровней. В ходе проявления этих факторов время историков еще не пришло, а к анализу современных военных действий на оперативном и стратегическом уровнях они могут оказаться и неподготовленными.

Далее выражено сомнение: «Ведется ли сегодня у нас целенаправленная работа по систематизации причин неуспешности военных действий? Похоже, что нет. Во всяком случае, в рамках ВМФ». Автору пора прочитать материалы по учету опыта военных действий еще в ходе войны, без чего не могла наступить Победа. Все это давно выявлено и учтено, в том числе и с помощью истории военно-морского искусства, но ВМФ многие десятилетия в реальной вооруженной борьбе в послевоенный период не участвовал. У нас были полководцы и флотоводцы, которые в самые первые месяцы войны действовали неудачно, терпели поражения. Позже эти же генералы и адмиралы стали побеждать и громить врага. Значит, все-таки проанализировали предыдущие неуспешные действия? Вообще странная мысль, что до сих пор все историки спали.

В порядке новации подается и мысль, что «методология истории военно-морского искусства позволяет выявлять эмпирические закономерности практически во всех областях военного дела, включая и боевое применение оружия». Не напрашивается ли вывод, что до сих пор все это не выявлено? Тогда уместно поставить вопрос: «А зачем нам такая история военно-морского искусства (со всеми кафедрами, институтами, учеными), которая до сих пор эти закономерности еще (уже 80 лет с начала Второй мировой войны) не выявила и не спешит это делать, лишь «мечтая» о методологии этой области знания»?

Следующий тезис: «История военно-морского искусства – дисциплина прежде всего аналитическая. Она требует не описания событий, а их исследования, показывает навязчивость идеи автора, что наши офицеры не способны понять простой разницы между историей войн и историей военного искусства, она оскорбительна для большинства старших офицеров флота, окончивших училища и академию. К тому же учебная дисциплина должна не исследовать события, а на основе уже проведенных исследований дать необходимые знания слушателям с упором на изучение практического боевого опыта.

Следует понимать, что заявленный автором исследовательский и познавательный потенциал присущ истории военно-морского искусства, а не одноименной учебной дисциплине. А если он не востребован широкой офицерской общественностью и органами военного управления, при чем тут проблемы преподавания дисциплины? В ВМА учится меньшая часть выпускников военно-морских институтов и училищ, а историю военно-морского искусства изучают в процессе службы. С другой стороны – если исследовательский и познавательный потенциал истории военно-морского искусства не востребован, нужно ли ее преподавать? Или автор в очередной раз ошибается?

Создается впечатление, что автор статьи не хочет видеть разницы между исследованиями в области истории военно-морского искусства и преподаванием одноименной дисциплины. Не случайно все эти «новые» мысли в ВУНЦ ВМФ не приняты и сторонников среди преподавателей профильной кафедры не имеют.