Первое космическое наступление США

Научная фантастика становится для американцев руководством к действию. Иллюстрация Pixabay

Одним из знаковых событий 2020 года стало создание в Соединенных Штатах нового рода сил – Космических войск, которые организационно входят в состав Министерства Военно-воздушных сил США и отвечают за использование космического пространства в военных целях.

В обеспечение деятельности американских «космосолдат» в прошлом году был также принят целый ряд военно-доктринальных и иных документов, определяющих основные цели и задачи той политики, которую Вашингтон намерен отныне проводить в отношении использования безвоздушного пространства, а также регламентирующих деятельность нового рода сил Вооруженных сил США.

Причем все делалось настолько внезапно и быстро, что эксперты едва успевали анализировать происходящие события и появляющиеся, словно грибы после дождя, документы. Однако на самом деле эти внезапность и быстрота были кажущимися, поскольку в действительности Америка уже многие десятилетия планомерно шла к созданию своих Космических войск, на базе которых в обозримой перспективе не исключено создание даже отдельного видового министерства – Министерства Космических сил. Первые же шаги в этом направлении были предприняты за океаном еще в 1940–1950-е годы.

Что же происходило в то время в Соединенных Штатах и почему вопросам военно-космической безопасности американские политики и военные стали так внезапно, едва успев отпраздновать разгром стран Оси, уделять столь важное внимание? Попытаемся ответить на этот вопрос.

«Мозговой трест» докладывает

Соединенные Штаты озаботились вопросом использования космоса в военных целях почти сразу после окончания Второй мировой войны. Уже в конце 1940-х – начале 1950-х годов известная американская аналитическая организация RAND Corporation, играющая роль своеобразного негосударственного центра стратегических исследований и изначально созданная в 1948 году на средства только что обретших свою самостоятельность ВВС США, выполнила ряд работ, в которых делался твердый вывод о несомненной целесообразности и перспективности применения в интересах ВС США систем космического базирования для решения задач разведки и связи.

Так, например, в аналитической работе «О пользе космического аппарата для разведки» (J.E. Lipp, Robert M. Salter, R. S. Wehner. The Utility of a Satellite Vehicle for Reconnaissance. RAND Corporation, R-217, April 1951), подготовленной в апреле 1951 года группой специалистов упомянутой корпорации, был максимально подробно рассмотрен «вопрос о целесообразности использования для разведки вращающегося вокруг Земли космического аппарата». В рамках этой работы специалистами RAND Corporation, в частности, был рассмотрен «спутник (первоначально выведенный на свою орбиту посредством энергии ракеты), который передает на Землю посредством телевизионных сигналов изображение земной поверхности и информацию о погоде».

«Главный вывод, который следует из доклада, заключается в том, что создание оснащенных телевизионной аппаратурой спутников вполне возможно и что они могут быть без особых проблем построены и переданы в эксплуатацию», – отмечалось в указанной работе и подчеркивалось: «разведка (общее определение расположения и определение соответствующих целей) и метеоразведка» не только вполне осуществимы на технологическом уровне того времени, но и «имеют растущее значение для Военно-воздушных сил по причине необъятных просторов России и затруднений, связанных с получением информации обычными способами».

Авторами исследования отмечалось, что, по их оценке, минимально необходимое разрешение изображения поверхности порядка 100 футов, то есть около 30,48 метра, могло быть обеспечено непрерывным покрытием большей части территории Советского Союза каждый день, а по всему комплексу расположенных на территории нашей страны целей – через день. В работе также указывалось, что за счет обеспечения ежедневного покрытия советской территории это разрешение можно было улучшить до значений не хуже 40 футов (12,19 метра) с тем, чтобы полное покрытие всей территории СССР было достигнуто не более чем через месяц работы перспективной системы космической разведки.

«При таком разрешении большая часть работы в интересах военной разведки может быть выполнена с помощью спутника в периоды, когда погодные условия позволяют вести наблюдения земной поверхности», – особо отмечалось в заключительной части указанного аналитического отчета.

Спутник и… бомбы!

С момента упомянутого доклада, наделавшего в Америке, надо сказать, много шума, прошло совсем немного времени, а космос уже получил статус стратегически важного направления в рамках общегосударственной политики национальной безопасности США. Произошло это во второй половине 1950-х годов – в бытность президентом США известного полководца Второй мировой войны генерала армии в отставке Дуайта Эйзенхауэра, который занимал президентское кресло с 20 января 1953 года по 20 января 1961 года.

В частности, 20 мая 1955 года Совет национальной безопасности США (National Security Council – NSC, далее – СНБ), ставший при Эйзенхауэре ведущим органом в вопросах формулирования и проведения в жизнь президентской политики в ряде ключевых сфер (военная и международная деятельность, внутренняя безопасность и др.), на основании запроса Пентагона тщательно изучил документы, подготовленные Национальным комитетом США по участию в мероприятиях Международного геофизического года 1957–1958 годов, и после консультаций с соответствующими специалистами утвердил «Проект постановления о политике в отношении научной спутниковой программы Соединенных Штатов» (National Security Council. NSC 5520. Draft Statement of Policy on US. Scientific Satellite Program. May 20, 1955).

В этом знаковом документе, разработанном специалистами комитета по планированию СНБ США, не только содержались основные направления работ с целью запуска «малого научного спутника» в рамках проведения предстоящего Международного геофизического года, но и подробно рассматривался тот положительный эффект, который эти работы будут иметь на ход разработки американских межконтинентальных баллистических ракет (МБР), систем противоракетной обороны и военных систем связи. Особо подчеркивалось, что та страна, которая первой запустит спутник, в конечном итоге сможет существенно повысить свой престиж на международной арене.

«Вывод о такой демонстрации передовой технологии и ее несомненной связи с технологией межконтинентальных баллистических ракет может иметь важные последствия для политической решимости стран свободного мира противостоять коммунистическим угрозам, особенно если СССР будет первым, кто создаст спутник», – подчеркивалось в документе и отмечалось, что Америка, согласно проведенным расчетам, вполне сможет запустить свой спутник в рамках Международного геофизического года. При этом далее указывалось, что сам американский спутник и «большая часть информации о его орбите станут достоянием общественности», а «средства запуска будут засекречены».

Примечательно, что в пункте 7 этого документа говорилось о невозможности применения со спутников каких-либо свободно падающих бомб, поскольку те в этом случае останутся на этой же орбите, но одновременно указывалось, что «большой спутник вполне мог бы служить для запуска управляемой ракеты по наземной цели» (можно считать, что это одно из первых проявлений будущей идеи «звездных войн»).

В нем также особо оговаривалось, что решение задач, определяемых подготовленным планом действий по запуску «малого научного спутника», не должно оказывать влияния на высокоприоритетные программы создания ракетного оружия, реализация которых осуществлялась в США на тот момент времени.

Пока Америка участвует в международной космической программе, но в скором времени планирует осваивать космос самостоятельно. Астронавт Кристина Кох на борту МКС.    Фото Nasa

«Проект постановления о политике в отношении научной спутниковой программы Соединенных Штатов» был принят на заседании СНБ США от 26 мая 1955 года, а уже 27 мая его подписал президент Эйзенхауэр. В последующем положения этого плана были реализованы заинтересованными американскими ведомствами на практике – как в части, касающейся участия США в мероприятиях Международного геофизического года, так и в части обеспечения «свободы использования космического пространства» и, самое главное, развития космического направления деятельности в интересах Пентагона.

Особо же примечательно то, что, как принято говорить в таких случаях, широкой американской общественности о том, что такой документ был подписан президентом, официально объявили только месяц спустя. Это сделал во время брифинга шестой пресс-секретарь Белого дома Джеймс С. Хэгерти, работавший в этой должности в 1953–1961 годы. Его официальное заявление датировано 29 июля.

Причем в заявлении господина Хэгерти как-то не нашлось места тому, что отправляемые на орбиту Земли спутники будут использованы Вашингтоном не только в сугубо научных и исследовательских целях, но еще и в интересах военной разведки.

Равно как не было ни тогда, ни когда-либо позже – вплоть до рассекречивания этой темы в середине 1990-х годов – упомянуто и о том, что уже в 1955 году в США осуществлялись активные работы по военно-космическому проекту WS-117L (Weapons System 117L, в дословном переводе с английского – «Система вооружения 117L»). Его целью являлось создание в интересах американских военных и разведывательного сообщества США целого роя спутников-шпионов.

Кстати, весь 5-й пункт «Проекта постановления о политике в отношении научной спутниковой программы Соединенных Штатов», а также ряд положений других пунктов не рассекречены до сих пор...

Впрочем, последующие события показали, что Вашингтон в буквальном смысле с треском проигрывает Москве космическую гонку. Один запуск знаменитого «Спутника», само имя которого с тех пор стало нарицательным и определяет собой целый класс орбитальных космических аппаратов, – чего стоит. Америка в буквальном смысле была в шоке от того, что укрывшийся за «железным занавесом» Советский Союз сумел раньше нее отправить такой аппарат в космос.

В этой связи срочно требовалось разработать и затем реализовать на практике амбициозную программу, которая позволила бы Соединенным Штатам не только наверстать утраченные позиции в деле освоения безвоздушного пространства, но и вывести страну в мировые лидеры в этом вопросе. А заодно создать особые агентства, которые смогли бы реализовать эту грандиозную по целям и масштабам работ программу.

В результате в 1958 году создаются сразу две организации:

– в феврале – военное Агентство перспективных научно-исследовательских программ (Advanced Research Projects Agency – ARPA), к названию которого позже добавили характерное слово «Defense» (Defense Advanced Research Projects Agency – DARPA),

– в июле – Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства, или НАСА (National Aeronautics and Space Administration – NASA).

Последнее заявлялось гражданским, но в действительности, как затем выяснилось, его деятельность самым активным образом была связана с Пентагоном.

Тогда же был образован и первый «космический» координационный орган – Национальный совет по аэронавтике и исследованию космического пространства (National Aeronautics and Space Council – NASC). Он должен был играть роль своеобразного связующего звена между двумя вышеуказанными ведомствами.

Наконец, в начале 1960 года появляется чрезвычайно амбициозный по провозглашаемым в нем задачам документ, который получил наименование «Политика Соединенных Штатов в отношении открытого космоса» (U.S. Policy on Outer Space) и на многие годы вперед определил основные направления деятельности Америки в области освоения и использования космического пространства. В том числе и в сугубо военных целях.

Фактически это была первая Национальная космическая политика США, официально введенная в действие. Впоследствии аналогичные документы стали регулярно разрабатываться и утверждаться главой администрации Белого дома, но они уже именовались именно как Национальная космическая политика США, в оригинале – US National Space Policy.

Фантазии Илона Маска в ближайшее время будут определять облик американской астронавтики. Фото Reuters

Разработку первого основополагающего «космического документа» осуществляли тоже специалисты СНБ США, а принят он был 12 января 1960 года на 431-м заседании совета (директива NSC 5918/1). Ну, а еще через две недели, 26 января, «Политика Соединенных Штатов в отношении открытого космоса» была утверждена президентом США Дуайтом Эйзенхауэром.

В чем же заключалась основная суть нового документа и почему он считается специалистами столь важным для космической деятельности Америки, в частности и для всей ее национальной безопасности в целом?

В первую очередь необходимо отметить, что завизированный Эйзенхауэром документ предписывал в кратчайшие сроки развернуть разносторонние и масштабные научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы по максимально возможному кругу «космических» проблем. При этом одной из конечных целей всех этих работ должны были стать не только и даже не столько вывод США в лидеры освоения космоса в мирных целях, сколько создание мощной и развитой научно-технической и промышленной базы, а также группировки сил, которые позволили бы обеспечить эффективные действия стратегических наступательных сил США в случае возникновения необходимости нанести массированный ядерный удар по СССР и его союзникам.

Решить эту непростую по характеру и объему решаемых вопросов задачу с заданной эффективностью пентагоновские стратеги намеревались с использованием всего спектра возможностей, которые могли предоставить системы космического базирования:

– ведение разведки территории потенциального противника, в первую очередь – вскрытие его систем государственного управления, стратегических наступательных и оборонительных вооружений, а также выявление интересующих Вашингтон объектов оборонно-промышленного комплекса Советского Союза;

– использование систем космического базирования в рамках единой системы навигационного обеспечения действий всех видов и родов войск ВС США;

– создание высокозащищенной системы связи и управления своими силами и средствами, в первую очередь – стратегическими наступательными силами.

Причем вопрос создания эффективных средств космической разведки, на первом этапе – на базе оснащенных специальной фотоаппаратурой спутников-шпионов, получил приоритетный статус. Значимость таких зорких космических аппаратов – настоящего всевидящего ока в небе – впоследствии хорошо охарактеризовал президент Линдон Джонсон, который, как говорят, заявил 17 марта 1967 года в Нэшвилле: «Благодаря спутникам, я знаю, сколько ракет есть у противника».

Следует, правда, отметить, что официальной записи того выступления в открытом доступе нет (по крайней мере никто из специалистов ссылки на нее не приводит), так что приходится верить американским исследователям на слово. Хотя авторы при этом даже упоминают разные варианты фразы, якобы сказанной президентом Джонсоном.

Впрочем, эти слова как нельзя лучше характеризуют то огромное значение, которое разведывательные спутники на протяжении десятилетий имеют для нацбезопасности США. Вот почему эту фразу с удовольствием используют в своих материалах, посвященных программе «Корона» и ряду других аналогичных программ, специалисты Национального управления воздушно-космической разведки США. Ее можно легко найти в различных информационных буклетах и иных материалах этого управления.

Еще через два года, 10 июля 1962 года, на очередном, 502-м по счету, заседании СНБ США утверждается еще один основополагающий документ в области военного использования космоса. Он получил порядковый номер NSAM 2454 и наименование «Space Policy and Intelligence Requirements», что можно перевести с английского как «Космическая политика и потребности разведки». Принять же его потребовалось в целях упорядочения деятельности всех американских силовых ведомств и спецслужб в области создания космических систем видовой и радиотехнической разведок.

Речь в данном случае идет о таких системах, как, например, спутник оптической разведки «Корона» (Corona), создававшийся совместно специалистами ЦРУ и ВВС США в рамках упомянутого выше проекта WS-117L и легендировавшийся как научно-исследовательский спутник «Дискаверер» (Discoverer), а также спутник радиотехнической разведки GRAB, работы по которому вели американские Военно-морские силы.

Фактически, если называть вещи своими именами, все это было началом самой настоящей космической гонки, которую Соединенные Штаты развернули в рамках противостояния с Советским Союзом и которая постепенно, но уверенно перешла к масштабному соперничеству в политической и военной сферах.

Фундаментальный характер документа, подписанного президентом Эйзенхауэром, подтверждается тем фактом, что следующая итерация Национальной космической политики США увидела свет только в 1978 году, то есть уже при президенте Джимми Картере, занимавшем этот пост в период с 1977 по 1981 год.

С другой стороны, безусловно, следует отметить, что в то время космос все же использовался преимущественно не как полноценное поле боя, а как в целом нейтральное пространство, которое недосягаемо для средств поражения противника, благодаря чему оно могло быть с высокой эффективностью использовано для обеспечения действий своих сил и средств в традиционных операционных средах – на суше, на море и в воздухе. В основном использование космоса тогда предусматривалось в целях разведки, связи и навигации, для чего на различные орбиты были постепенно выведены десятки, а затем и сотни спутников соответствующего назначения.

Ну, и, конечно, околоземное пространство являлось районом, скажем так, «транзитного пролета» межконтинентальных баллистических ракет, которые должны были в считаные минуты стирать с поверхности планеты важные военные, государственные и промышленные объекты противника в случае начала крупномасштабной войны между сверхдержавами и их союзниками.

Пик противостояния

Своего пика космическое противостояние двух сверхдержав достигло на завершающем этапе холодной войны. Достаточно сказать, что после прихода к власти в США ярого антикоммуниста Рональда Рейгана, решившего надавить на СССР с новой силой, в том числе и через околоземное пространство, были приняты аж две Национальные космические стратегии. Это не говоря уже о других документах сугубо военной направленности, которые при их полной реализации должны были постепенно превратить околоземное пространство в настоящее поле боя. Естественно, что Москва в долгу не оставалась и регулярно платила Вашингтону той же полновесной «военно-космической монетой».

Сегодня уже доподлинно известно, что в определенный момент времени – на самом пике противостояния двух сверхдержав – были предприняты попытки создания уже полноценных боевых средств и систем вооружения, самым непосредственным образом предназначенных для ведения войны в самом космическом пространстве. Ряд из них был доведен до стадии опытных образцов и даже испытан.

Впрочем, необратимой милитаризации космоса тогда все же не состоялось: с одной стороны, у политиков хватило ума не толкнуть мир в пропасть ракетно-ядерного и космического безумия, а с другой – на все эти мегапроекты банально не хватало ни финансовых, ни промышленных, ни человеческих ресурсов.

Ярким примером в этом плане может служить программа «Стратегическая оборонная инициатива» (СОИ; оригинальное название – Strategic Defense Initiative, или сокращенно SDI), запущенная в жизнь президентом Рейганом и завладевшая в последней четверти прошлого века умами многочисленных политиков, военных и экспертов по обе стороны Атлантического океана.

В конечном итоге, как теперь выясняется, этот заокеанский мегапроект чуть ли не вселенского масштаба едва ли не с самого своего начала был в значительной своей части настоящим и, возможно, хорошо продуманным блефом, целью которого фактически являлись дезинформация противника и принуждение его к активизации бессмысленных расходов на оборону, что в конечном итоге должно было подорвать его военно-экономическую мощь.

Реализовать же все положения программы СОИ на практике не позволял даже огромный оборонный бюджет, принятый во времена рейгановской администрации. В этой связи стоит напомнить, что Вашингтону даже не удалось осуществить в полной мере куда менее амбициозную программу «Флот в 600 вымпелов», которая предусматривала постройку для ВМС не каких-то там боевых космических станций, а всего-то шести сотен боевых надводных кораблей и подводных лодок основных классов. Пентагону на это банально не хватило ни денег, ни промышленных ресурсов.

Что уж тут говорить о какой-то там СОИ, в рамках которой предусматривалось создать такие системы вооружения и технического обеспечения боевых действий в космосе и через космос, которые даже сегодня, при существенно более высоком уровне развития науки и техники, представляют собой весьма серьезный вызов.

По большому счету от полного фиаско военную мегапрограмму президента Рейгана спасли лишь политика разрядки, начатая в конце 1980-х годов советским военно-политическим руководством, а затем – распад Советского Союза.

Впрочем, сегодня военное противостояние в космосе вновь становится актуальным и постепенно набирает обороты, но теперь к нему подключились новые игроки – такие, например, как Китай.