Разбойничьи Штаты Америки

Джозеф и Хантер Байдены представляют характерный пример олигархического клана в Новом Свете. Фото Reuters

Теоретики марксизма зачастую заблуждались – например, в отношении перспектив развития России (возможно, потому, что их субъективность базировалась не на фактах, а на русофобии). Но порой бывали удивительно прозорливы, характеризуя другие страны и вешая на них весьма точные ярлыки.

Речь идет, в частности, о характеристике США, данной Владимиром Лениным в статье «Письмо к американским рабочим», опубликованной в газете «Правда» более 100 лет назад в августе 1918 года. Ильич пишет:

«Америка стала… одной из первых стран по глубине пропасти между горсткой обнаглевших, захлебывающихся в грязи и роскоши миллиардеров, с одной стороны, и миллионами трудящихся, вечно живущих на грани нищеты, – с другой. Американский народ, давший миру образец революционной войны против феодального рабства, оказался в новейшем, капиталистическом, наемном рабстве у кучки миллиардеров, оказался играющим роль наемного палача, который в угоду богатой сволочи в 1898 году душил Филиппины под предлогом «освобождения» их, а в 1918 году душил Советскую Россию под предлогом «защиты» ее от немцев».

Отечественные либералы, преклоняющиеся перед американскими образцами демократии, не видят ничего зазорного в том беспределе, который благодаря их политике царил в нашей стране в 1990-е годы. Они оправдывают его «неизбежностью начального этапа накопления капитала». Которого не минули и образцовые с их точки зрения Соединенные Штаты столетием прежде. И которому в России «всего лишь подражали». Нашли, с кого брать пример.

Кому война…

Гражданская война в США (1862–1865) увенчалась победой не столько противников расовой сегрегации над заядлыми рабовладельцами, сколько победой хорошо оплачиваемых наемников, обслуживавших сосредоточенный в северных штатах финансовый капитал (кстати, преимущественно британский), над «бесперспективными» (с точки зрения тех же финансистов) и, таким образом, заранее обреченными на поражение плантаторами Юга. Которых к тому же северянам так не терпелось «пощипать».

Последствия той войны были вполне закономерными. Как указывает в своем исследовании известный американский историк-экономист Бен Барух Селигмен, «в то время когда молодежь проливала кровь… другие предпочитали заниматься конфликтами иного рода: войной на фронте бизнеса».

Начавшиеся после войны экономические перемены необратимо изменили облик американского общества. В течение всего лишь двух-трех десятилетий страна мелкой буржуазии и независимых фермеров превратилась в державу, в которой разорившиеся мелкие собственники и постоянно прибывающие из Европы обездоленные люмпены пошли в города работать на преуспевших в результате «послевоенного дележа» бизнесменов.

Это явление, кстати, не было уникальным. То же самое, но несколько раньше происходило и на прародине американцев – в Британии. Уникальным здесь было, пожалуй, лишь то, какими беспардонными методами формировались капиталы новой заокеанской элиты.

Бароны-разбойники

Вдруг на политико-экономической сцене США появились магнаты, которым отныне было суждено управлять страной. Это Даниэл Дрю, Джей Гулд и, конечно же, ставшие олицетворением Америки конца XIX века Эндрю Карнеги, Уильям Вандербильт, Джон Рокфеллер и Джон Морган. Именно их позднее назвали «баронами-разбойниками» (robber barons), памятуя о весьма нечистоплотных методах накопления богатств. С подачи прикормленных писак типа популярного в те годы историка Джеймса Траслоу Адамса эти магнаты стали символами «американской мечты».

Однако, как бы сглаживая негативный оттенок их бурной деятельности, следует признать, что первоначально «американская мечта» не сводилась всецело к миллиардам долларов. Поначалу сверхбогачей в США было относительно немного: еще в XIX – начале ХХ века американские толстосумы, как правило, были намного беднее британских аристократов.

В первые годы бурного роста американской экономики после Гражданской войны число миллиардеров было совсем небольшим: всего двое. Кстати, заметим, что даже и через 100 лет их стало только 16.

И только в середине 1990-х годов, на волне финансово-экономической экспансии, последовавшей за устранением с политической сцены главного препятствия Америки на пути к всемирной гегемонии – Советского Союза, число американских миллиардеров перевалило за 100 (точнее – 132).

Столпы Америки

Но вернемся в пору процветания сомнительных методов, сопутствовавших росту благосостояния отдельных индивидуумов в «разбойничьих» Соединенных Штатах – какими, по сути, они были в последней трети XIX века.

В это время в американском бизнесе доминировали четыре человека. И каждый из них контролировал свою сферу деятельности.

Сталь принадлежала Карнеги, железные дороги – Вандербильту, нефть – Рокфеллеру, а Уолл-Стрит (то есть финансы) – Моргану. Отец последнего, кстати, заложил основу семейной финансовой империи, сотрудничая с лондонскими банками.

Эти люди стали приобретать лоск и замашки аристократов – британских, естественно. И даже по примеру последних превратились в филантропов – но, конечно же, не себе в убыток.

Влияние этой четверки в стране было настолько велико, что и исполнительная, и законодательная ветви власти были просто бессильны соперничать с ними. Скорее наоборот. Когда в начале ХХ века финансовая империя Морганов из-за криминальных методов ведения дел оказалась на грани банкротства, правительство поспешило прийти ей на помощь – чтобы, не дай бог, не пострадал ни сам олигарх, ни его семья. А на простых американцев, потерявших свои сбережения, чиновникам было откровенно наплевать.

К концу XIX века в США сформировался конгломерат бизнесменов «крупного пошиба», почти на 100% состоявший из выходцев из штатов Новой Англии. Это была довольно сплоченная группа людей, чьи предки – а следовательно, и они сами – относились к влиятельной прослойке американцев, позже получивших наименование WASP. То есть к белым протестантам англосаксонского происхождения, считавшим себя «коренными американцами» и хозяевами этой страны.

Фактически сформированному к этому времени «новому классу» захотелось иметь и надлежащих предков. Эти потомки борцов с британской аристократией и ее привилегиями ринулись добывать себе документы официального вида и гербы. Которые позволили бы им вести свое происхождение, как с сарказмом пишет упоминавшийся Бен Селигмен, от короля Артура и его рыцарей.

При этом самым большим достижением считалось породниться с кем-либо из членов английской королевской семьи. Именно так с подачи своего отца, известного маклера с Уолл-стрит, сделала Дженни Джером, вышедшая замуж за лорда Рандольфа Черчилля и родившая от него отпрыска Уинстона, будущего всемирно известного британского премьера.

Вообще же к началу ХХ века уже более 500 богатых американок категории WASP нашли себе мужей среди британских принцев, герцогов и прочих носителей титулов. Тем самым еще прочнее скрепив нерушимый союз англосаксонских элит по обе стороны Атлантики.

Железнодорожный магнат Уильям Генри Вандербильт.  Карикатура XIX века. Иллюстрация библиотеки Конгресса США

Между тем к тому времени меняющийся характер американской экономики неизбежно должен был произвести переворот в характерных для американцев способах зарабатывать средства к существованию. Фермерство и ремесла окончательно стали легендой, которую, как подметил Бен Селигмен, люди вспоминали с жалостью и тоской.

Власть в стране оказалась насквозь пропитана коррупционными отношениями, внедренными туда представителями большого бизнеса. Власть делала все в интересах укрепления позиций этого бизнеса, откровенно подавляя движущую, казалось бы, силу капитализма – конкуренцию.

Сменявшиеся у кормила власти президенты Уильям Маккинли, Теодор Рузвельт, Уильям Тафт и Вудро Вильсон (кстати, открыто презиравший одного из отцов-основателей страны «либерала» Томаса Джефферсона) беззастенчиво потворствовали коррупции. И фактически тормозили любое расследование, связанное с нарушением той или иной группировкой бизнесменов законодательства – в том числе и антитрестовского.

В этот период, непосредственно предшествовавший Первой мировой войне, а также в годы войны и после нее – вплоть до биржевого краха 1929 года – на политико-экономической сцене страны появились дельцы, которым в очередной раз суждено было изменить «предпринимательское лицо Америки». Причем изменить на долгие годы вперед. И, естественно, не без сомнительных методов в бизнесе.

То, что впоследствии будет названо «революцией в торговых услугах», приведшей к появлению так называемой сетевой торговли, появилось в Соединенных Штатах именно в этот период времени. Считавшаяся доселе непрестижным делом розничная торговля, попав в руки таких дельцов, как Фрэнк Вулворт, Роуленд Мэйси, Ричард Сирз и им подобные, стала приносить баснословные прибыли.

При этом никого не беспокоил тот факт, что объединение в крупные торговые сети не просто напрямую противоречило антитрестовскому законодательству, но и разоряло поначалу десятки, а затем сотни и тысячи мелких предпринимателей-индивидуалов. Под напором оборотистых бизнесменов они были вынуждены фактически за бесценок продавать или вообще бесплатно уступать им свой бизнес. А сами стали пополнять постоянно растущие ряды безработных.

Новые «торговые короли» также стали перенимать манеры европейской – главным образом опять-таки британской – аристократии. Окружать себя роскошью, строить дворцы (как это тут же сделал на «заработанный» капитал Вулворт) и заниматься меценатством по примеру своих «старших товарищей» от промышленности.

Революция Форда

Но, пожалуй, наиболее ярким примером бесцеремонного бизнеса в те годы было быстрое обогащение ставшего автомобильным королем Америки Генри Форда.

К началу ХХ века Европа во главе с ведущей в автомобильной отрасли Францией уступила первенство Соединенным Штатам. В которых, в свою очередь, развернулась ожесточенная борьба за приоритеты в изготовлении и сбыте автомобилей.

После нескольких попыток захватить автобизнес в стране – или по крайней мере его значительную часть – Генри Форду с компаньонами в 1906 году удалось стать владельцем контрольного пакета акций очередной автокомпании. Чтобы победить конкурентов, Форду нужно было сделать производство автомобилей сверхрентабельным. И это ему удалось – но и усилия были сверхъестественными.

На заводах Форда впервые в американской промышленности был установлен настоящий тоталитарный режим. Рабочие получали относительно неплохие деньги – но ни о каких профсоюзных правах, льготах и прочих «поблажках» не могло быть и речи. Существовала настоящая потогонная система производства, которую выдерживали далеко не все. Благодаря постоянно вводимым усовершенствованиям росла производительность труда, резко увеличивался выпуск автомобилей, а вместе с ним быстрыми темпами росло богатство Форда. Ему совершенно не были свойственны ни меценатство, ни тем более благотворительность. Это был жесткий и циничный «производственник», подчеркивавший свои симпатии к «делу гуннов» (германскому нацизму) и антисемитизму (он отождествлял евреев с «нестабильным финансовым климатом»). Генри Форда побаивались конкуренты, да и правительство предпочитало не связываться с этим «типичным американским мечтателем».

Новые горизонты

После окончания Первой мировой войны Америка самоустранилась от мировых дел и всецело «погрузилась в себя».

В течение 10 с лишним лет, вплоть до начала Великой депрессии, потрясшей основы американского общества, страной руководили последовательно сменявшие друг друга три республиканские администрации во главе с президентами Уорреном Гардингом, Калвином Кулиджем и Гербертом Гувером. Эти лидеры, исповедовавшие традиционные республиканские ценности, демонстративно устранялись от вмешательства государства в дела бизнеса, тем самым потворствуя разгулу поистине диких и необузданных отношений внутри мира предпринимательства.

Дельцы разного пошиба, нутром почувствовав перспективность рынка коммуникаций, прежде всего радио- и телефонной связи, устремились в новую сферу, расталкивая друг друга локтями и затаптывая неудачников. Талантливые изобретатели и конструкторы, поднаторевшие в технической стороне дела, были довольно быстро оттеснены с бурно растущего рынка. В дело, как и следовало ожидать, вмешались бизнесмены с капиталами. Рокфеллеры, Уайденеры, Маккеи и, конечно же, Морганы не могли остаться в стороне от дела, обещавшего баснословные прибыли.

Аналогичная ситуация имела место и в другой относительно новой с точки зрения предпринимательства сфере – в мире кино, получившего беспрецедентное развитие именно в эти годы и сулившего крупные дивиденды.

Ключом к получению абсолютного контроля над кинопроизводством являлась организация и захват сферы проката. Удачливые энтузиасты этого нового дела, такие как Цукор, Фокс, Лэв, Майер и некоторые другие, создавали киностудии, нанимали режиссеров и актеров, строили кинотеатры и питали иллюзии относительно успеха дела, в которое был вложен их труд и деньги.

Но не тут-то было. В борьбу за кинорынок вмешался «серьезный капитал». На удивление быстро были созданы гигантские корпорации, сложная структура которых была аналогична финансовым и промышленным компаниям. Индивидуалы и независимые безжалостно устранялись, а членами директоров сформированных корпораций стали представители известных банкирских и промышленных семей. Круг в очередной раз замкнулся.

Новая элита

Но олицетворением «американской мечты» в эти годы были другие дельцы. Прочно привязавшие себя к правящей элите страны, независимо от того, какую партию они формально поддерживали или представляли. Речь идет прежде всего о Дюпонах, Меллонах и некоторых других семействах Америки.

Судьба клана Дюпонов в этом плане весьма характерна для искусственно созданного заокеанскими пропагандистами мифа «американской мечты». То есть истории об изгое и бедняке, добившемся успеха и богатства благодаря одному только самоотверженному труду. Биографы главы клана Дюпонов, ставшего фактически одним из столпов Америки в «мутные» 1920-е годы, старались не выпячивать тот факт, что их предок, французский аристократ Пьер Сэмуэль Дюпон, еще до Великой французской революции 1789 года имел приличное состояние, часть которого из опасений экспроприации еле-еле успел вывезти за океан. Что помогло ему мало-помалу развернуться на новом месте, дав тем самым весомый толчок потомству для последующего продвижения к вершинам богатства и власти на новой родине.

«Правильная позиция», занятая сыновьями Пьера Дюпона в годы Гражданской войны, позволила им в конце концов увеличить семейный капитал до таких размеров, что никакие катаклизмы, включая бесконечные проблемы с антитрестовским законодательством в годы депрессии (конец 1920-х – начало 1930-х) нисколько не повлияли на процветание семьи.

Дюпоны, даже не будучи англосаксами (исключение подтверждает правило), тем не менее не стеснялись своего аристократического происхождения. Наоборот, они демонстративно кичились им, как бы забыв, что их новая родина формально строилась на принципах равенства граждан, забвения титулов и отказа от любых привилегий, прежде всего аристократических. Личные музеи мировых шедевров живописи и скульптуры, персональные симфонические оркестры, поистине княжеские поместья и дворцы семейства затмили завистливых европейских аристократов, уходящих с политической сцены. Но не британцев, которым в открытую подражали Дюпоны и советами которых они руководствовались.

Под стать им было семейство Меллонов. Правда, в отличие от Дюпонов, аристократов и выходцев из Франции, Меллоны взрастили свои богатства в результате Гражданской войны. Сыновьям удачливого основателя империи Томаса Меллона достались в наследство капиталы, которые позволили им иметь не только процветающий банк, но и охватить бизнес-щупальцами такие прибыльные сферы, как угольные копи, сталелитейная и особенно перспективная (авиация!) алюминиевая промышленность. Меллоны прославились тем, что постоянно оказывались под следствием из-за нарушения антитрестовского законодательства. Но их поистине царские щедроты в отношении обеих попеременно правящих партий каждый раз выводили семью из-под «притеснений следствия».

Великая депрессия

Несмотря ни на что, главе семейства Меллонов удалось руководить финансовым департаментом страны при трех президентах-республиканцах – Гардинге, Кулидже и Гувере. И лишь начавшаяся спекулятивная лихорадка и всеобщий биржевой крах чуть было не обрушили карьеру этого нечистоплотного дельца, которого законодатели вознамерились подвергнуть импичменту и отдать под суд.

Но президент Гувер выручил «лицо американского бизнеса», направив его в качестве посла – да не куда-нибудь, а в Великобританию. Примечательно, что на пике банковского кризиса 1933 года, приведшего к тотальному закрытию финансовых учреждений по всей стране, только меллоновский банк успешно продолжал свои операции. А его владелец – глава семейства демонстративно и даже вызывающе, как отмечала пресса, внес некоторую сумму в фонд благотворительности.

Многочисленные исследования в Соединенных Штатах и за их пределами относительно причин и последствий финансово-экономической катастрофы в этой стране в конце 1920-х – начале 1930-х годов достаточно точно установили ее причины и поименно назвали виновников беспрецедентного в истории кризиса. Надо отдать должное самим американцам – в частности, законодателям, которые еще в 1932 году провели расследование и вскрыли механизмы, благодаря которым владыки мира капитала до поры до времени удачно занимались манипуляциями на рынках ценных бумаг, проводили жульнические спекуляции на биржевых курсах в стране. Которую те же конгрессмены-следователи открыто и не без горечи назвали «вотчиной не людей, но богачей».

Выигравший на волне народного негодования в том же году президентские выборы Франклин Делано Рузвельт сразу принял меры для преодоления кризиса, провозгласив «новый курс» для восстановления национальной экономики. Ныне хорошо известно, что взращенный в стране и прочно укоренившийся разбойничий бизнес пребывал в твердой оппозиции к намерениям президента и его команды.

Неизвестно, кто бы в конце концов победил в этой казавшейся неизбежной схватке и каким образом. Но вскоре начавшаяся Вторая мировая война внесла свои коррективы и иначе расставила акценты.