Военная косточка в литературной мякоти

Илья Виницкий. О чем молчит соловей. Филологические новеллы о русской культуре от Петра Великого до кобылы Буденного. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2022. 536 с.

В последние годы снискали известность «филологические расследования» Виницкого о сюжетах русской культуры. Сам автор пишет, что ему давно хотелось протыриться между «Сциллой академической статьи с ее узкой специализацией, тяжеловесным научным аппаратом и глубокомысленным тоном» и «Харибдой беллетризованной импровизации на научную тему, ни к чему не обязывающей». Впрочем, литературоведческие штудии с детективным ремеслом сближали самые разные авторы – от Борхеса до Ираклия Андроникова, так что и у этого жанра есть обширная традиция.

Какое отношение все это имеет к военной истории и военному делу? Самое прямое. Книжка начинается с четырех военных сюжетов подряд. А в общей сложности больше половины ее глав вращаются вокруг исторических баталий и шпионских игр, военных чинов и военной культуры.

В Оксфордской библиотеке выставлен экземпляр русского перевода «Замогильных записок Пиквикского клуба» Диккенса, обгоревший и запятнанный кровью. Он был обнаружен англичанами в захваченном Севастополе в 1855 году, во время Крымской войны. Виницкий задается вопросами: кто был тот русский офицер, который смеялся под грохот пушек над похождениями английского чудака? Вдруг это был подпоручик Лев Толстой, автор «Севастопольских рассказов»?

Розыски приводят автора в другую библиотеку – Морскую офицерскую, учрежденную в 1822 году в Севастополе на пожертвования флотских. В 1850-х она занимала прекрасное здание фасадом к морю, во время осады стала клубом для защитников города – хотя «бомбы и ядра лопались под окнами в саду». Перед сдачей Севастополя часть книг вывезли в Николаев, а здание сожгли вместе с другими городскими объектами. Книга, похоже (хайли лайкли, как говорят англичане), происходила именно оттуда. А Толстой в Севастополе и впрямь читал Диккенса, но другой роман – «Домби и сын».

Попутно Виницкий приводит обширный список подобных реликвий – от халифа Усмана до Вальтера Скотта. «Хорошо известны такие библиофильские реликвии в советскую эпоху – например, книга Лиона Фейхтвангера, принадлежавшая погибшему в марте 1942 года Герою Советского Союза краснофлотцу И.Г. Голубцу, первый том полного собрания сочинений Пушкина, простреленный осколком фашистского снаряда и спасенный секретарем дивизионной газеты лейтенантом Д. Онегиным (sic!) в декабре 1943 года, книга Николая Островского «Как закалялась сталь», «обагренная кровью Героя Советского Союза старшины Куропятникова, переданная в Музей флота»… Две такие «опаленные войною» (на этот раз Великою Отечественною) книжные реликвии («Под Щитом Севастополя» А. Лавинцева и «Севастопольская страда» Сергеева-Ценского) хранятся в современной севастопольской Морской библиотеке».

Есть анекдот о Петре I – будто бы он в Голландии водил своих бояр в анатомический театр и тех, кто выказывал отвращение, «заставлял разрывать мускулы трупа зубами». Колоритная история привлекла внимание многих беллетристов – от Даниила Мордовцева до Даниила Гранина. Виницкий показывает, что это обычный фейк и очевидный апокриф, выдуманный при жизни Петра во Франции и адресованный западной публике. Основан он на рассказах Геродота и Гая Юлия Солина о скифах-антропофагах, якобы разгрызавших на похоронах трупы своих родственников.

Еще одна новелла сближает геополитическую поэму «Скифы» Александра Блока с апокрифическим высказыванием царя Петра: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы должны повернуться к ней задом». Правда, к источнику этого высказывания ведет слишком уж неверная эстафета: записки одного, заметки другого, сплетни третьего, воспоминания четвертого. Высказанное в «Скифах» желание повернуться к Европе «своею азиатской рожей» (хотя с Европой у нас традиционно рифмуется другая часть тела), похоже, основано на словах, которых Петр никогда не говорил. Но эта избушка на курьих ножках продолжает вертеться.

«Герой нашего времени» Лермонтова начинается с повести «Максим Максимыч». (Известно, что Николаю I этот кавказский штабс-капитан очень понравился, но когда царь обнаружил, что Максим Максимыч не будет заглавным героем, он страшно разочаровался). Печорин походя сообщает Максим Максимычу, что едет «в Персию и дальше», но при этом отказывается пускаться с бывшим сослуживцем в долгие разговоры.

Виницкий обнаруживает тут след первоначального замысла: Печорин должен был исполнять миссию военного разведчика, и его намерение ехать в Персию «имело выраженную политическую окраску». Известно, что Лермонтов интересовался фигурой Грибоедова и собирался писать о нем. Грибоедов погиб в Персии, исполняя миссию посла в ранге министра. Но в свои предыдущие посещения этой страны он вел разведку под дипломатическим прикрытием. В новелле рассказывается также история поручика Ивана Виткевича – поляка по национальности и русского агента в Персии и Афганистане.

В книжке есть еще ряд военных сюжетов. Крепкие выражения героев Льва Толстого и его опыт искоренения матерной брани на батарее в Севастополе. Поэт Евтушенко на острове Пасхи и его общение с офицерами тамошней американской авиабазы. Образ Семена Буденного и песни Гражданской войны. И так далее.

Что стало причиной такой концентрации военных тем – личные пристрастия автора или просто время такое на дворе? А это не так уж важно. Главное – книжка Виницкого, кроме всего прочего, дает понять, сколь богата русская военная культура. Ничуть не меньше, чем словесная или музыкальная, коими Россия справедливо гордится. «Зато мы делаем ракеты и покоряем Енисей, а также в области балета…» Все так и есть: и ракеты, и балет, и энергетика, и география – наше культурное достояние всемирно-исторического значения. Хотя балет плодотворней сопоставлять с парадом, как это часто и делается.