Андрей Кокошин
Верховный главнокомандующий Иосиф Сталин и начальник Генерального штаба РККА Борис Шапошников. Фото с сайта www.mil.ru
В предыдущем номере (см. «НВО» от 05.10.2023) мы говорили об Александре Андреевиче Свечине – самой значительной фигуре среди военных теоретиков, причем не только своего времени. А также о Георгии Самойловиче Иссерсоне, чьи предвидения и исключительно важные оценки Второй мировой войны, сделанные еще в 1940 году, можно поставить в один ряд с трудами Свечина. Упоминали и других выдающихся отечественных военных теоретиков того времени. Сегодня поговорим о них подробнее. Следует сказать и о совершенно необходимых трудах по военной теории и истории, которые так и не были написаны.
«МОЗГ АРМИИ»
Фундаментальный труд Бориса Михайловича Шапошникова «Мозг армии» увидел свет в 1929–1931 годах (были последовательно изданы три тома этого труда). Борис Михайлович, работая над ним, занимал должность начальника Штаба РККА (предтеча Генерального штаба РККА).
1920–1930-е годы – это время, когда наши крупные военачальники писали свои труды сами. (Это относится не только к Борису Шапошникову, но и к Александру Егорову, Михаилу Тухачевскому, Владимиру Триандафиллову, Иерониму Уборевичу, Роберту Эйдеману и др.). Шапошников был, конечно, очень загружен текущей работой. Поэтому, как мне представляется, ему оказалось проще погрузиться во многие детали, интересные ему самому и еще небольшому числу столь же образованных и знающих бывших генштабистов царской России, нежели работать над их агрегированием.
В этом Борис Михайлович практически признался в своих пояснениях к тому, как рождался «Мозг армии».
Одной из примечательных для меня особенностей этого труда были многочисленные (десятки раз!) ссылки автора на Свечина. Александр Андреевич в это время – главный руководитель военных академий РККА по истории военного искусства и по стратегии. Очевидно, что он в служебной иерархии находился значительно ниже Шапошникова. Но это не помешало Борису Михайловичу вести со Свечиным высокопрофессиональный диалог как с интеллектуально равным автором и единомышленником. В этом отношении данный труд Шапошникова при всех других своих достоинствах – образец интеллигентности, соблюдения научной этики.
Книга Шапошникова – непростой для восприятия плохо подготовленным читателем труд. Он действительно требует соответствующего уровня образования и знаний. Таким уровнем образования и знаний подавляющая часть командиров РККА в 20-е и 30-е годы не обладала, и обилие приведенных фактов и соответствующих рассуждений Шапошникова для многих из них были ничего не значащими.
Вообще говоря, труды подавляющего большинства ведущих русских и советских военных теоретиков, прилагавших огромные усилия для интеллектуального обеспечения РККА и РККФ, были весьма сложны для должного восприятия слушателями советских военных академий, которые часто не имели и полного среднего образования.
Кстати сказать, несмотря на многие поклоны разных отечественных военачальников и военных теоретиков послевоенного периода в адрес «Мозга армии», до сих пор мало кто из них обратился хотя бы к основным положениям этого действительно весьма и весьма неординарного труда. Почти не обращаются к этому труду, к величайшему сожалению, и современные теоретики и историки войн и военного искусства – как военные, так и гражданские. Между тем он крайне поучителен для понимания и реальных механизмов политико-военного и оперативно-стратегического уровня руководства войной, и подготовки к войне. Думаю, стоило бы написать о «Мозге армии» специальное исследование – компактное, соотносимое с современными актуальными проблемами стратегического руководства (управления). А также специальное учебное пособие для слушателей наших военный академий, особенно Военной академии Генерального штаба.
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ И ГРАЖДАНСКАЯ В ВОЕННОЙ НАУКЕ
Крупной проблемой для нашей науки 1920–1930-х годов было то, что так и не появилось сколько-нибудь значимых комплексных трудов по истории Первой мировой войны. Александр Свечин и Андрей Снесарев сетовали, что по истории Первой мировой войны у нас имелись почти исключительно «оперативные очерки». Были отдельные интересные попытки сопоставить опыт Гражданской и Первой мировой войн, но, как представляется, весьма ограниченные. Сетования эти были вполне обоснованны, прежде всего с учетом того, как складывалась война на Западном фронте, особенно в 1917–1918 годах. На этом фронте, в отличие от российско-германского и российско-австрийского фронтов, в этот период наблюдалось массовое использование разнообразных новых средств ведения вооруженной борьбы, позднее в трансформированном виде определивших военно-технический облик Второй мировой войны. Проявили себя и новые тактические формы, которые в определенной мере были, в частности, приспособлены гитлеровским вермахтом к условиям Второй мировой войны.
Приходится констатировать, что и в последующие десятилетия у нас не было и до сих пор нет достаточно объемного комплексного исследования Первой мировой войны. Между тем оно было бы исключительно важно с точки зрения понимания долгосрочных тенденций и закономерностей развития и военного дела, а также понимания политико-военных процессов в международных отношениях. Именно в Первую мировую зародились многие тенденции, которые оказывают влияние на развитие военного дела и в современных условиях (появление танка, штурмовой авиации, тяжелой полевой артиллерии и контрбатарейной борьбы, радиосвязи, криптографии, мощных полевых инженерных оборонительных сооружений, тактики штурмовых групп и др.) Выявление и полномасштабный учет такого рода тенденций имеют большое значение для стратегического планирования, практической деятельности по укреплению обороноспособности нашей страны.
В 20-е и 30-е годы ХХ века, вскоре после завершения Гражданской войны, подавляющее большинство участников Первой мировой войны в офицерских чинах были уволены из РККА в порядке обеспечения «классовой чистоты» командного состава. Многие из бывших офицеров «старой армии» были незаконно репрессированы. Утрата этих кадров среди прочего не могла не сказаться отрицательно на боеспособности Красной армии накануне Великой Отечественной войны. Мы лишились десятков тысяч командиров (при огромном общем дефиците командных кадров в условиях резкого роста численности РККА в преддверии войны), в подавляющем большинстве значительно превосходивших по совокупному боевому опыту и образовательному уровню командиров из числа рабочих и крестьян. Между тем в Гражданской войне боевые офицеры «старой армии», перешедшие на сторону новой власти (или просто мобилизованные ею) внесли огромный вклад в победу красных. Отечественный историк Сергей Волков в своей фундаментальной работе «Трагедия русского офицерства» привел подсчеты, в соответствии с которыми среди тех, чье прошлое известно, бывшие офицеры составляли 92,3% командующих фронтами, 100% начальников штабов фронтов, 91,3% командармов, 97,4% начальников штабов армий, 88,9% начальников дивизий, 97% начальников штабов дивизий. В большинстве своем даже батальонные командиры были бывшими офицерами. Бывшими офицерами были все начальники артиллерии, связи соединений, командиры инженерных и саперных частей (Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М.: Центрполиграф, 2001. С. 326–327).
Известно, что Сталин после тяжелой для нашей страны Советско-финляндской войны 1939–1940 годов обоснованно обрушился на приверженность командного состава Красной армии исключительно опыту Гражданской войны и потребовал «расклевать» этот опыт. Но времени для творческого и продуктивного пересмотра этого опыта уже оставалось крайне мало. И вообще надо было не отвергать опыт Гражданской войны полностью, а сопоставить его с опытом Первой мировой войны и с опытом уже развернувшейся Второй мировой.
Усилиями Александра Свечина, Михаила Тухачевского, Николая Какурина, Иоакима Вацетиса, Роберта Эйдемана, Андрея Бубнова, Сергея Каменева и других был выпущен труд «Гражданская война 1918–1921» в трех томах (том I – «Боевая жизнь Красной армии» (1928), том II – «Военное искусство Красной армии» (1928), том III – «Оперативно-стратегический очерк» (1930). Большая часть его авторов позднее была незаконно репрессирована, и этот трехтомник практически исчез из обращения. Мне это уникальное издание из своих букинистических раритетов подарил наш выдающийся писатель, автор многих исторических романов Валентин Саввич Пикуль, о котором я писал в «НГ». В этом трехтомном труде отмечены основные политические аспекты Гражданской войны с ее быстро меняющейся политической обстановкой, оказывавшей огромное воздействие и на военную стратегию, и на оперативные решения. В трехтомнике содержится множество ценных подробностей хода военного противоборства на различных фронтах. В нем представлен адекватный анализ особенностей политики различных государств, осуществивших интервенцию в отношении Советской России, в том числе под воздействием внутриполитических факторов в этих государствах. Учет этих особенностей Лениным и советским руководством играл подчас немаловажную роль в борьбе РСФСР не на жизнь, а на смерть в условиях почти исключительно враждебного окружения. Были приведены многие очень важные свидетельства участников Гражданской войны, а также данные, позднее на многие десятилетия исчезнувшие из научного оборота (и до сих пор не полностью вернувшиеся в этот оборот).
В этом весьма основательном и многоплановом труде уже ничего не говорилось о роли Льва Троцкого (как председателя Реввоенсовета РСФСР и наркома по военным и морским делам в годы Гражданской войны, роль которого в эти годы всемерно пропагандировалась в Советской России). Но нет еще безудержного цитирования и восхваления Сталина. Роль Ленина обозначена довольно скромно. Некоторые видные участники Гражданской войны уже не упоминаются – например, погибший при загадочных обстоятельствах командарм 2-й Конной армии Филипп Кузьмич Миронов.
Констатирую с величайшим сожалением, что до сих пор – через 100 лет после завершения этой исключительно важной для судьбы нашего Отечества войны – у нас так и не появилось ее фундаментального исследования.
ОПЫТ АЛЬТЕРНАТИВНОЙ ИСТОРИИ
В военно-научных исследованиях важен анализ не только того, что реально имело место в истории, но и того, что при определенных обстоятельствах могло бы быть. В наши дни это называют альтернативной историей. Исключительно важные в этом отношении размышления Александр Свечин представил, например, в своей оценке того, что произошло бы, если бы был реализован изначальный план Шлиффена, а не его радикально искаженный вариант, который был разработан преемником Шлиффена на посту начальника генштаба Германской империи Хельмутом Мольтке-младшим. Александр Андреевич писал, что если бы не искажения, допущенные последним в плане стратегического развертывания 1914 года, наличие соответствующих пяти корпусов на правом фланге германской армии осенью того года (что предполагало бы полное выполнение заветов Шлиффена), «без сомнения, изменило бы ход мировой истории». Как писал Свечин, «есть основания предполагать, что мир мог быть заключен французами уже в сентябре 1914 года».
Георгий Иссерсон в не менее ярко выраженной форме (но без выводов политико-военного уровня) представил наброски альтернативного варианта трагического для России сражения в Восточной Пруссии в 1914 году, в котором потерпела поражение 2-я армия генерала Самсонова (Иссерсон Г. Канны мировой войны (гибель армии Самсонова). М.: Госвоениздат, 1926). Иссерсон блестяще показал, как армии Самсонова и Ренненкампфа могли бы избежать такого поражения от армии Гинденбурга и Людендорфа. Это, возможно, сказалось бы на всем ходе Первой мировой войны, на судьбе Российской империи, уменьшив вероятность ее трагического распада в 1917 году и кровавой, тяжелейшей Гражданской войны, последствия которой для нашей страны сказывались и сказываются на протяжении многих десятилетий. Можно заметить, что в современных условиях разработка альтернативной истории, в том числе отечественной военной истории, довольно активно ведется в нашей стране, особенно усилиями такого автора, как Сергей Борисович Переслегин. Она нередко имеет дискуссионный характер, но в целом заслуживает внимания. Весьма обстоятельно тема альтернативной истории представлена в труде одного из крупнейших современных историков войн и военного искусства Алексея Валерьевича Исаева (Исаев А.В. Великая отечественная альтернатива: 1941 в сослагательном наклонении. М.: Яуза-ЭКСМО, 2011).
ОБ ОСВОЕНИИ НАУЧНОГО НАСЛЕДИЯ
Труды, методологические принципы замечательных российских военных ученых советского периода должны быть частью нашего культурного наследия в целом. Они призваны стимулировать свежую, неординарную мысль всех тех соотечественников, кто серьезно занимается проблемами национальной безопасности России, вопросами обеспечения ее обороноспособности. Особенно это касается военных профессионалов, работающих на стратегическом и оперативном уровнях. Не могу не вспомнить с удовлетворением о том, что большой интерес к творчеству отечественных военных историков и теоретиков проявляли видные отечественные военачальники, с которыми мне в той или иной степени доводилось общаться. Это начальники Генерального штаба Вооруженных сил СССР и РФ Маршалы Советского Союза Виктор Георгиевич Куликов и Николай Васильевич Огарков, генералы армии Михаил Петрович Колесников, Анатолий Васильевич Квашнин, Юрий Николаевич Балуевский и др. С Колесниковым мне, например, доводилось спорить о том, кто является более значимой фигурой – Свечин или Снесарев. Я при всем уважении к Снесареву отдавал предпочтение Свечину, Михаил Петрович – Снесареву.
Исключительно важно и то, что наши военные ученые были истинными патриотами своей страны и своего дела, наших Вооруженных сил, демонстрировали научную честность и глубокую достоверность своих изысканий. Полагаю, что вопрос о полном освоении отечественного военно-теоретического наследия 1920–1930-х годов остается весьма актуальным и в наши дни, несмотря на неоднократные предшествующие обращения к этой теме. Использование этого выдающегося наследия должно быть вкладом в обеспечение интересов национальной безопасности России в условиях той масштабной «гибридной войны», которую ведет против нас «коллективный Запад».
