Юрий Юдин
Юрий Яковлев в роли поручика Дмитрия Ржевского. Кадр из фильма «Гусарская баллада». 1962
Поручик Ржевский – один из немногих истинно народных, то есть фольклорных, военных героев ХХ века. Наряду с комдивом Чапаевым, майором Прониным, штандартенфюрером Штирлицем и командиром партизанского отряда Буратино. (Были другие кандидаты – скажем, бравый донской казак Козьма Крючков, герой Первой мировой войны, персонаж кинолент и газетных карикатур. Но слава его была продуктом скорее официальной пропаганды и скоро сошла на нет.)
Ржевского по пьесе и кино зовут Дмитрием, но в анекдотах его имя опускается, к нему обращаются просто «поручик». Дмитрий Ржевский – герой 1812 года, но фольклор сохранил лишь его связь с Наташей Ростовой, героиней «Войны и мира»; в анекдотах Ржевский боевых действий не ведет и полностью погружен в полковой быт. Но в основе образа все же были пьеса и кино, и о них нужно сказать несколько слов.
РОДИТЕЛИ ПОРУЧИКА
Александр Гладков был профессиональным драматургом, киносценаристом и театральным деятелем. Но героическая комедия в стихах «Давным-давно» так и осталась его единственным шедевром (кроме нее, переиздаются лишь мемуары Гладкова о Мейерхольде и Пастернаке, прочие его опусы забыты). К тому же в стихах Гладков более ничего не писал, сохранилось лишь нескольких стихотворений на случай.
С другой стороны, рождение пьесы «Давным-давно» нельзя считать случайным. В 1930-х годах стихотворная комедия как раз переживала ренессанс. Пьесы Демьяна Бедного, Ильи Сельвинского, Виктора Гусева («Свинарка и пастух», «В шесть часов вечера после войны») ставились во многих театрах.
К тому же власти как раз дозволили историко-патриотическую тему (Константин Симонов, например, тут же разразился поэмами «Ледовое побоище» и «Суворов»).
Комедия Гладкова пришлась ко двору и ко времени и стала весьма популярной. Этому способствовали стихи, которыми она написана, – легкие, острые, слегка стилизованные под пушкинскую эпоху (автор вдохновлялся прежде всего стихами Дениса Давыдова).
Постановка 1942 года в театре Красной армии была увенчана Сталинской премией (хотя драматург в число лауреатов не попал, поскольку успел испортить себе анкету судимостью за кражу книг – Гладков был страстным библиофилом). А в 1948 году Гладков схлопотал уже реальный срок – оказался в лагере в Каргополе. Но отделался по тем временам легко – работал в лагерном театре, вышел на свободу в 1954-м.
Эльдар Рязанов поставил кинокомедию по пьесе Гладкова в 1962 году. Рязанов уже был автором знаменитой «Карнавальной ночи» (1956). Затем последовали две малоудачные комедии «Девушка без адреса» и «Человек ниоткуда». Теперь Рязанову нужен был беспроигрышный вариант.
Он поставил пьесу Гладкова к юбилею войны 1812 года – и снова снискал оглушительный успех. А поручик Ржевский стал героем анекдотов, которые набирали популярность постепенно – пик пришелся на конец 1970-х (благо комедия Рязанова вошла в золотой фонд советского ТВ и ее повторяли ежегодно).
Конечно, победительный герой, сыгранный Юрием Яковлевым, мало похож на анекдотического поручика. Но кое-что фольклорный Ржевский от экранного прообраза унаследовал. В анекдотах он то и дело перевирает чужие эпиграммы и стихотворные каламбуры – это несомненные рудименты поэтической стихии Гладкова.
Позднее Гладкова пытались обвинить в плагиате: дескать, присвоил чужую пьесу (причем неизвестно чью). Но такие слухи возникали вокруг многих популярных сочинений – от «Тихого Дона» до «Золотого теленка», и мы их всерьез рассматривать не будем.
ПОЛКОВЫЕ ТРАДИЦИИ
Поручик Ржевский – гусар (непонятно какого полка – то ли Ахтырского, то ли Павлоградского, то ли Мариупольского; создатели фильма не гнались за исторической точностью). Основная характеристика анекдотического поручика – любострастие и циническое волокитство на грани маниакальной сексуальной озабоченности.
Эта черта Ржевского вступает в некоторое противоречие с обычаями родов войск и гвардейских полков обозначенной эпохи. Гусарам, по замечанию Юрия Лотмана, было свойственно ритуальное пьянство (как конногвардейцам – ритуальное мужеложество). Но на практике совмещать постоянное пьянство и сексуальные эскапады можно лишь эпизодически – ведь мало какая барышня или дама захочет иметь дело с вечно полупьяным кавалером.
Повышенную любвеобильность традиция приписывает скорее уланам, другим представителям легкой кавалерии. Существовало даже понятие «сбежать с уланом». Это можно объяснить, во-первых, тем, что форма улан была весьма эффектной, ничуть не уступающей гусарской. А во-вторых, уланские полки были дислоцированы по большей части у западной границы империи – и на провинциальных красавиц уланы производили неизгладимое впечатление.
Что же касается цинических выходок Ржевского – анекдотическая стихия могла заимствовать их, например, из практики кавалергардов. Кавалергарды, цвет столичной гвардии, усердно совмещали гомерическое пьянство с дерзкими шалостями. Примеры в изобилии приводятся в воспоминаниях будущего декабриста Сергея Волконского. Или в жизнеописаниях другого декабриста – Михаила Лунина.
Буквально поручик Ржевский их выходки не повторяет, но дух этих безудержных кутежей в анекдотах узнается. Скажем, Лунин мог на пари проскакать голым при лунном свете через весь Петербург. Зато на учениях мог залезть в воду «в полной форме, в кивере, мундире и ботфортах» – чтобы освежиться, причем на глазах у немца-генерала.
Гладков писал, что «весь Ржевский вышел из стихотворения Дениса Давыдова «Решительный вечер» (1818), лирический герой которого то планирует овладеть возлюбленной, то собирается как следует напиться. Однако и здесь вакхическое начало в итоге берет верх над эротическим.
«Сегодня вечером увижусь я с тобою, / Сегодня вечером решится жребий мой, / Сегодня получу желаемое мною – / Иль абшид на покой! / А завтра – черт возьми! – как зюзя натянуся, / На тройке ухарской стрелою полечу; / Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся, / И пьяный в Петербург на пьянство прискачу! / Но если счастие назначено судьбою / Тому, кто целый век со счастьем незнаком, / Тогда… о, и тогда напьюсь свинья свиньею / И с радости пропью прогоны с кошельком!»
Возможно, стоит напомнить, что абшид – это отставка, а прогоны – плата за проезд на почтовых лошадях.
ОТКУДА ВЗЯЛАСЬ НАТАША РОСТОВА
Михаил Алексеевский пишет: «Персонажами анекдотов про Ржевского неожиданно стали герои романа Льва Толстого «Война и мир»: прежде всего Наташа Ростова, которая становится главным объектом сексуальных притязаний развратного поручика. Дело в том, что в то же самое время режиссер Сергей Бондарчук работал над четырехсерийной киноэпопеей по роману Толстого... В обоих фильмах действие разворачивается во время войны 1812 года (при съемках «Гусарской баллады» даже использовалась часть костюмов, сшитых для «Войны и мира»). Серии эпопеи Бондарчука выходили в кинопрокат сразу после «Гусарской баллады», и герои разных фильмов вместе перенеслись в пространство анекдота».
Вообще-то четыре серии экранизации Бондарчука вышли на экраны только в 1965–1967 годах. Но приступил режиссер к работе над эпопеей еще в 1961-м. Так что в отношении костюмов все похоже на правду, а в рассуждении зрительского восприятия дело несколько сложней.
«Давным-давно» и «Войну и мир» связывает прежде всего фигура уже упомянутого Дениса Давыдова – гусара, партизана, поэта. В пьесе Гладкова и в фильме Рязанова он выведен как полковник Давыд Васильев – старший товарищ Дмитрия Ржевского. А в эпопее Толстого он предстает как Василий Денисов – товарищ Николая Ростова, между прочим, делающий его сестре Наташе предложение.
В общем, готовое и очевидное передаточное звено.
С другой стороны, Александр Гладков, говорят, набрасывал и пьесу «Наташа Ростова» – то ли театральную инсценировку, то ли очередную киноверсию романа «Война и мир».
Лет двадцать назад мне довелось видеть, как в доме-музее Льва Толстого в Хамовниках некий румяный толстяк возмущался стендом, посвященным Наташе Ростовой (кадры экранизаций и театральных постановок, прообразы, цитаты и пр.).
«Но где же поручик Ржевский? Какая же Наташа Ростова без поручика Ржевского? Уму непостижимо! Да что же вы за люди такие?» – выговаривал он служительнице.
Мне показалось, что это он серьезно.
ПРЕДКИ ПОРУЧИКА
Дворянский род Ржевских – весьма древний и многочисленный. Ржевские – Рюриковичи, потомки удельных князей Смоленска и Ржева. Позднее род захудал, и его потомки князьями уже не именовались.
Среди Ржевских было три десятка воевод, правивших городами – от Пскова до Енисейска. Один из них был убит в Куликовской битве. Были дипломаты, ездившие с миссиями в Литву и Польшу, в Данию и в Крым. Были крупные дьяки, как Алексей Ржевский, управлявший приказом Большой Казны.
Один из Ржевских, Юрий Алексеевич, был предком Пушкина по материнской линии. Другой, Николай Григорьевич, был товарищем Пушкина по Царскосельскому лицею, позднее служил в Изюмском гусарском полку.
Вот на одного из многочисленных Ржевских, Алексея Андреевича (1737–1804), хочется обратить внимание. Он был сыном отставного мичмана, участника осады Очакова. Сам отдал дань военной службе, но карьеру сделал по гражданской линии – дослужился до сенаторского кресла и чина тайного советника. Был вице-директором Петербургской академии наук, президентом Медицинской коллегии, приятелем Гавриила Державина.
Алексей Ржевский и сам писал стихи, причем авангардистские. Вот его «Ода, собранная из односложных слов»:
Как я стал знать взор твой,
С тех пор мой дух рвет страсть;
С тех пор весь сгиб сон мой;
Стал знать с тех пор я власть.
Хоть сплю, твой взор зрю в сне,
И в сне он дух мой рвет;
О коль, ах, мил он мне!
Но что мне в том, мой свет?
Он мил, но я лишь рвусь:
Как рвусь я, ты то знай.
Всяк час я мил быть тщусь;
Ты ж мне хоть вздох в мзду дай.
Александр Гладков, книгочей и библиофил, скорее всего эти стихи знал. Возможно, они также сказались на образе его героя – галантного гусарского поручика, в то же время не лишенного профессионального цинизма.
ЮРИЙ ЯКОВЛЕВ И ДМИТРИЙ РЖЕВСКИЙ
Юрий Яковлев – исполнитель роли Ржевского в экранизации Рязанова – был актером огромного дарования и мог сыграть все что угодно.
Грозного царя Иоанна Васильевича – и трусливого управдома Буншу. Мягкотелого идиота князя Мышкина – и чопорного Ипполита из «Иронии судьбы». Авиаконструктора Игоря Сикорского – и благодушного Стиву Облонского.
В галерее образов, созданных Яковлевым, немало людей в погонах.
Первая же роль в кино – безымянный боец из фильма «Великий воин Албании Скандербег» (1953). Затем целый выводок царских белогвардейских поручиков (эти роли едва не стали в пятидесятых его постонным амплуа).
Затем последовали мерзкий немецкий офицер. Генерал-фельдмаршал великий князь Николай Николаевич. Милицейский полковник и французский комиссар полиции. Еще ряд генералов – царских и советских... Это только в кино – а были еще роли в Театре Вахтангова и многочисленных телеспектаклях.
Этот огромный актерский диапазон – память и контекст образа, его бессознательная изнанка – как-то сказался и на парадоксальной фигуре анекдотического поручика.
С виду поручик Ржевский – простодушный правдоруб, который себя не помнит и других не щадит, носитель цинического разума и здравого смысла, доведенного до абсурда.
Но кинизм – от древних Антисфена с Диогеном до Вольтера и бравого солдата Швейка – вовсе не простая философская доктрина. Не надо забывать, что гусарами были и неконвенциональный патриот Петр Чаадаев, объявленный сумасшедшим, и Александр Грибоедов, написавший «Горе от ума».
В то же время поручик Ржевский – образ вечный и нарицательный, потому что отшлифован народным творчеством. Он глубоко укоренен в парадоксальной русской действительности и в абсурде военной службы, который так любят подчеркивать армейские байки.
Зато такую державу покорить невозможно. Как ее воевать, когда у нас в огороде бузина, в июне снег, в церкви ледовый каток, в кинотеатре мечеть, в бакалее женская консультация. Когда мы себя не помним и других не щадим.