«Пошли, Боже, хорошо петь...»

Два знаменитых тенора ХХ века – Марио дель Монако и Иван Козловский. Справа Рубен Симонов. 1959 г.

- Анна Юрьевна, среди многочисленных мемориальных досок, установленных на вашем знаменитом доме, мы не нашли доски вашему деду. Почему?

– Действительно, ее до сих пор нет. Надгробный памятник на Новодевичьем кладбище уже установили. Кстати говоря, это произошло благодаря активной помощи Владимира Викторовича Васильева, в бытность его директором Большого театра, и известного тенора Большого театра Зураба Лаврентьевича Соткилавы. А вот вопрос с мемориальной доской на доме повис в воздухе. Уже в 1994 году, через год после смерти дедушки, мы начали обращаться по этому поводу в разные инстанции, но доску до сих пор так и не установили.

– С какого времени вы помните своего деда?

– Пожалуй, с 1970 года, когда дедушке было уже 70 лет, а я была еще маленькой. И с тех пор до последних дней его жизни мы были очень дружны. Он очень на меня повлиял за те двадцать лет, что мы были рядом. И чем дольше я живу, тем больше понимаю, насколько важным было для меня его влияние. Мы очень о многом с ним разговаривали. Дед относился ко мне доверительно и потому говорил со мной откровенно. Я была у него единственной внучкой.

Мы жили неподалеку отсюда, поэтому я могла часто бывать в доме деда. Особенно когда стала ходить в школу. Она была здесь, рядом, за углом. В школе нас кормили плохо, и я почти ежедневно старалась зайти к дедушке повидаться и вместе с ним пообедать. Хотя в то время, когда я приходила, дедушка только садился завтракать.

Позже, во время учебы в университете, я заходила к нему реже. Но все равно мы виделись с дедом по нескольку раз в неделю. Для меня это были очень хорошие времена. Дедушка часто ходил на концерты в консерваторию. Многие этому удивлялись, потому что обычно музыканты редко ходят на концерты, в которых они не заняты. А он обязательно два-три раза в неделю бывал в концертных залах. Один ходить не любил и часто брал меня с собой. Иногда мы ходили вместе гулять по вечерним московским улицам. Дедушка был умным, интересным собеседником.

– А каким, по вашему мнению, был характер деда?

– Чтобы точнее ответить на этот вопрос, нужно вспомнить его детство. Ведь когда ему было немногим более семи лет, он перенес сильное душевное потрясение – мать отправила его из родной деревни Марьяновка в Киев, в церковно-приходскую школу при одном из монастырей. Там он жил, учился, пел в церковном хоре, но очень страдал от обиды, что его отлучили от родного дома. Эта обида всю жизнь бередила его душу и, видимо, повлияла на формирование характера. Он был сложным ребенком, и его отношения в обителях складывались не просто. Религия же стала его убеждением, потребностью души. Он всегда ходил в храм, искренне соблюдал православные обряды, постился. Правда, нужно заметить, что он никогда не пел в храме на клиросе и ходившие в свое время слухи по этому поводу не соответствовали действительности. Дед всегда молился перед едой, только читал не традиционную, а составленную им самим молитву.

– Вы ее помните?

– Помню! Она звучала так: «Пошли, Боже, хорошо петь, прославлять род свой, долго жить на свете». Жизнь показала, что Бог услышал его молитвы.

Он был человеком строгих нравов и умел высоко нести свое человеческое достоинство. Он прекрасно понимал, что голос – дар Божий и, чтобы его сохранить, нужно обладать большим терпением и самодисциплиной. Например, после спектакля или концерта, а также после принятия горячей пищи или чая он как минимум час или полтора не выходил на улицу. А выходя из дома, непременно заматывал горло длинным теплым шарфом. На улице не разговаривал, если была плохая погода, тем более зимой. Никогда не целовался в губы, оберегаясь от случайной инфекции. Поэтому, насколько я помню, у него никогда не было насморка, не болело горло.

По своим душевным качествам он был человеком отзывчивым и добрым, но та самая детская обида породила в нем настороженность в отношении к людям. Это сказалось не только на его личной жизни, но и проявилось в решительном поступке, когда в 1954 году он ушел из Большого театра.

– Иван Семенович покинул оперную сцену, когда ему было всего лишь 54 года. В чем же была причина его ухода?

– В тот год дедушка был в длительной гастрольной поездке по стране. Желающих послушать «самого Козловского» оказалось так много, что он согласился давать по два концерта в день вместо одного, установленного правилами. Сейчас бы этот порядок вызвал недоумение, но тогда его непослушание сыграло плохую роль. В «Комсомольской правде» появился фельетон модного тогда газетчика Нариньяни, в котором автор обвинял Козловского в стяжательстве. Якобы певец требовал за концерты двойную ставку! Заканчивался фельетон оскорбительной фразой: «Как не стыдно человеку зарабатывать столько денег?» И это бросили в лицо человеку, который во время войны добровольно, как истинный христианин, построил на свои деньги танк, а позже в своем родном селе построил и оборудовал детскую музыкальную школу.

Наверное, сейчас, прочитав об этом, люди будут смеяться или возмущаться, вспоминая обстановку в стране в 50-е годы. Но тогда деду было не до смеха. Его, уважаемого народом ведущего певца оперной сцены, фактически публично облили грязью. Он обратился за помощью в администрацию Большого театра, но не получил должной поддержки. И тогда пришло решение: уйти из театра.

После этого он не выступал два года, хотя сохранил прекрасную форму. И только позже, когда обида немного утихла, стал записываться на студии, петь в отдельных концертах.

Жить без пения он просто не мог. Я уверена, что его призвание было предопределено свыше. Ему это было написано на роду, потому-то и судьба складывалась так, как было угодно Богу.

– А когда, по-вашему, он осознал, что его призвание быть певцом?

– О его раннем детстве мы уже говорили. А позже, когда у него начал ломаться голос, он вернулся в Марьяновку и, понимая, что петь ему нельзя, ушел в соседнюю деревню и там уединился, вел аскетическую жизнь. Чтобы прокормиться, работал в конюшне. Дед с детства любил лошадей. Он хорошо держался на лошадях, умело ими управлял и с удовольствием за ними ухаживал. Свою привязанность к лошадям он пронес через всю жизнь. Был такой занимательный случай. Для деятелей культуры организовали скачки на ипподроме. Дед принял участие в этих скачках и даже выиграл заезд. На него из всех присутствующих поставил ставку в тотализаторе только один человек, который и получил большую по тем временам сумму.

Его любовь к лошадям передалась по наследству моей маме и дальше моей дочери Соне, которая обожает ездить на лошадях.

Юность деда пришлась на годы революции и Гражданской войны. В 1919 году его мобилизовали в Красную Армию. Он, естественно, попросился в кавалерию, но прослужил в ней недолго. Однажды, когда кавалеристы запели в строю, командиру настолько понравился голос рядового Козловского, что, для того чтобы сохранить его, деда перевели в тыл, в инженерные войска, а оттуда послали учиться пению в Киев.

А уже в 1924 году дед приехал на прослушивание в Москву, в Большой театр. Но, как он рассказывал, волнение помешало ему в первый же раз показать себя как следует. Вскоре он стал ведущим солистом Свердловского оперного театра. А в 1926 году его приняли в Большой театр, где он пел почти 30 лет.

– Среди старшего поколения ходили досужие разговоры о его неравнодушном отношении к женщинам?

– На ваш вопрос можно ответить так. Дед, как и другие творческие личности, был натурой артистической. И, естественно, ему нравилось производить хорошее впечатление на его почитателей и почитательниц, приятно было сознавать, что он нравится женщинам. Он любил делать женщинам комплименты, и его радовала их реакция. Но ведь в цивилизованном обществе это – часть светского этикета. Дедушка всегда был очень скромным, деликатным человеком и джентльменом по отношению к женщинам. По современным меркам – просто пуританин. Никогда не позволял себе даже намека на вульгарность и тем более циничность. Богемность была ему чужда. После того как он расстался с моей бабушкой – актрисой Галиной Ермолаевной Сергеевой, вся его жизнь сосредоточилась на творчестве. В делах ему помогала секретарь Нина Феодосьевна Следина, домашнее хозяйство вела Ольга Николаевна Андрианова. Они долго вместе прожили в этом доме, и между ними были очень теплые отношения. Ну, и я уже говорила, что дедушка любил нашу семью.

– А за рубежом Иван Семенович ни разу не гастролировал?

– Насколько я знаю, деда за рубеж не выпускали. Он как-то рассказывал мне, что однажды попросил Сталина отпустить его на гастроли за рубеж, и якобы вождь народов то ли в шутку, то ли всерьез сказал ему: «Проси что угодно, только не это».

Тогда мы не знали, да и не смогли бы разгадать, чем был мотивирован ответ Сталина. Оставалось лишь предполагать, что невыездным деда сделали из-за его старшего брата, однако мы старались не обсуждать этот вопрос, так как дедушка очень любил своего брата.

Старший брат, как и он, тоже был в детстве отправлен матерью в Киев, в монастырскую школу, где получил религиозное воспитание и учился пению. Позже он даже пел в известном тогда хоре Кошица. Но в 1918 году эмигрировал в Америку. Там он жил долго, собрал свой хор и успешно выступал с концертами. Но в конце жизни полностью ушел в религию, служил в одном из православных храмов недалеко от Нью-Йорка и умер в чине протоиерея.

Иван Семенович нравился сильным мира сего, в том числе и Сталину, и я думаю, что это избавило его от жестких преследований за «грехи» брата; все ограничилось тем, что его не выпускали, как раньше говорили, за «железный занавес». А в конце 80-х он уже никуда не мог поехать. Так что показать себя в Европе ему, к сожалению, не довелось.

– А музыкальность братьев Козловских передалась ли следующим поколениям? Проявились ли у кого-нибудь вокальные способности?

– Нет, ни у моей мамы, ни у ее сестры больших вокальных способностей не выявилось.

А меня дедушка сам учил пению. Он садился за рояль, и мы начинали вместе распеваться. Доходили до ноты «ми», и дальше у меня ничего не получалось. Дедушка говорил мне, что не нужно сосредотачивать внимание на трудностях и тогда получится само собой. Я пыталась следовать его совету, но из этого все равно ничего не вышло. Позже я однажды попала на мастер-класс Галины Вишневской и убедилась, что существует определенная техника для разработки голоса. Вот тогда я поняла, что дедушка не смог поставить мне голос, поскольку никогда не преподавал и не знал этой техники. Но, кроме того, виноват был и мой настрой – я не хотела быть певицей. Меня интересовала психология, и эту специальность я получила, окончив МГУ.

– Иван Семенович, как говорят, был очень радушным и остроумным человеком.

– Да, действительно! Когда к нам приходили гости, дедушка оживлялся, улыбался, много шутил, даже кого-то разыгрывал. А во время прогулок он иногда подговаривал меня разыграть кого-нибудь из знакомых прохожих. Например, подобраться к шедшему впереди мужчине, обнять его за шею и радостно крикнуть: «Здравствуй, папа!» Представляете, какова была первая реакция на эту шутку?! Но деду это нравилось, тем более что он умело сглаживал ситуацию. Или, например, за столом он потихоньку клал свою ложку в карман сидящему рядом, а потом поднимал шум и «находил» ее у соседа.

Были у него и свои чудачества. Хотя он не был по-настоящему суеверным человеком, но входил и выходил из помещения в одну и ту же дверь. С этим, помню, был один курьезный случай. Однажды он приехал в Большой театр и, как всегда, вошел через служебный подъезд (кажется, номер 16). Пока шел спектакль, рабочие начали класть у этого подъезда новый асфальт. Когда перед окончанием спектакля у этого подъезда стали собираться поклонницы Козловского, их предупредили, что асфальт не успеет остыть и потому певец выйдет через другую дверь. Но поклонниц это не убедило. «Мы знаем его привычки лучше вас», – заявили они и не расходились. Это смутило рабочих. Они куда-то сходили и вскоре начали делать помост из досок поверх подсыхавшего асфальта, по которому после окончания спектакля и вышел дед.

Нужно сказать, что его поклонниц обмануть было трудно. Они знали все: и где он живет, и когда и по каким дорожкам гуляет. Некоторые фанатки пытались даже залезать к нему в окно квартиры по водосточным трубам. Дело доходило до того, что вызывали пожарных, чтобы их снять с этих труб. А одну пришлось смывать брандспойтом.

– Поклонниц у Ивана Семеновича было много. А друзей?

– Дедушка был человеком общительным, но разборчивым в людях. За этим столом сидели многие известные люди: и солисты Большого театра, и актеры МХАТа, музыканты и композиторы, дети Федора Ивановича Шаляпина, известный шахматист Василий Смыслов. Однажды дед пригласил нашу примадонну Аллу Пугачеву. Имея в виду ее опыт организации и субсидирования больших культурных акций, он обсуждал с ней проект постановки оперы «Снегурочка» на одном из стадионов. У него были очень хорошие отношения с нашими знаменитыми басами Максимом Михайловым и Марком Рейзеном.

А друзей у деда было немного: Борис Шаляпин и Павел Массальский.