Всё, что есть

На сцене актеры Максим Виторган и Леонид Барац. Фото РИА Новости

Длинные названия плохо запоминаются. Пушкин, например, это понимал и, когда совершил оплошность, назвав свою пьесу «Комедией о настоящей беде земли русской...», тут же и исправился – на «Борис Годунов». Гоголь умел придумывать названия – «Ревизор», например. Хорошее название – «Мертвые души». Чехов вот назвал пьесу «Три сестры». Запоминается, во-первых, а во-вторых, сразу понятно, что если у этих трех сестер есть брат, то пользы от него никакой, человек он скорее всего никчемный.

Я давно уже посмотрел новый спектакль «Квартета И», который называется длинно, даже несколько запутанно – «...в Бореньке чего-то нет». Вот так – с отточием в начале, с маленькой буквы дальше... Он мне понравился. Но писать о спектакле, который тебе понравился, очень непросто. Надо же ему соответствовать. А тут – мне что-то понравилось, а что-то – не совсем, хотя у «Квартета И» есть редкий талант, я бы даже сказал – уникальный: мы одновременно оканчивали ГИТИС, так что взросление и – отчасти – старение происходит параллельно, в итоге они все время говорят о том, что волнует меня, смеясь, они расстаются не только со своим, но и с моим прошлым. Поэтому я их люблю. Им прощаю сложно запоминаемые названия – «Разговоры мужчин о... – черт, опять не помню, но точно помню, что потом – ...о кино и алюминиевых вилках»! А ведь они умеют придумывать короткие названия, которые никому не забыть, ни при каких обстоятельствах. «День выборов», например. Мы дома разговариваем регулярно цитатами из этого фильма: «Ну, я себе примерно так это и представлял», «А гордиться, слава богу, есть чем, один фестиваль в Мончегорске чего стоит!», «Уходим». – «А гонорар?» – «Остаемся!», «Точно такой же миной, только меньше, но другой...», ну и так далее, можно сказать – до бесконечности, ребята нашутили уже на все случаи жизни.

«...в Бореньке чего-то нет» – их новый спектакль, который продолжает серию последних работ с длинными, плохо запоминающимися названиями, но сильно отличается от них тем, что этот новый спектакль – снова не на четверых, а на большую компанию артистов, в том числе звезд, то есть в этом качестве как бы возвращающий нас к прежним работам квартета – «Дню радио» и «Дню выборов», но на них он совсем не похож, поскольку тут... Нет, тут тоже чувствуется такая близкая «Квартету» стихия сцен-реприз, сменяющих друг друга, но есть тут и своя большая история, важная история. Коротко можно сказать, что этот самый «Боренька» – их «8 1/2», это очевидно, это лежит на поверхности. Некий водораздел, желание и готовность поговорить о серьезном, если можно так сказать – отсмеявшись. Отсмеявшись – поговорить всерьез. Но не скучно – так серьезно, что скулы сводит от тоски, а со свойственной им интонацией самоиронии. Хочется же иногда разобраться в себе, но только не до самоистязания. А когда «Квартет И» разбирается в себе, они, как я сказал уже, разбираются и во мне тоже. 

Есть, значит, упомянутый в названии Боренька, Борис Наумович, он – директор фильма, его играет Ростислав Хаит. И вот эта первая важная подробность позволяет сказать о первой заметной победе этого спектакля. «Квартет И» умел играть, не заглубляясь, что ли, они замечательно умели создавать характеры-маски – в одно-два касания, как умелые художники-шаржисты. В новом спектакле характеры, может быть, не все, но некоторые точно, удается сыграть в деталях, в подробностях, свойственных той портретной живописи, где характер героя интересен в разных проявлениях и в разных ситуациях. Глядя на Хаита в роли Бориса Наумовича, вспоминалось стихотворение Маяковского «Мне рассказывал тихий еврей Павел Ильич Лавут...» – Лавут был концертным администратором Маяковского и, известно, был недоволен определением «тихий» в этом стихотворении. 

Спектакль, кстати, совсем не про Бореньку, но Боренька же – в названии, он не раз выходит на сцену, так что, получается, и про него. Эта история – я же не зря сказал про «8 1/2»! – про кинорежиссера, который снял очередное кино и вот между «шапкой» – банкетом перед началом съемок и банкетом после окончания как бы зависла эта история, в которой, как и в нескольких предыдущих спектаклях «Квартета» есть место киновставкам, которые в этом спектакле – сны героя, Максима, которого играет Максим Виторган. Хорошо, кстати, тоже играет, – узнаваемо, мятущийся такой герой, такой большой, может быть, кажущийся неповоротливым даже и неловким, мучается, переживает, обладая тонкой нервной организацией, конечно, сильно мешающей жить. В снах своих – где он встречается, к примеру, с умершим отцом, герой этот – как буквальное, материальное воплощение стихотворения Евтушенко про «Со мною вот что происходит, ко мне мой старый друг не ходит... и он не с теми ходит где-то...». На том свете всё как будто проще: «Что делать?» – «Снимай штаны и бегай!» Господи, как же у них «там» всё просто. У нас – не так...

Понятно, что за «Квартетом» уже тянется шлейф почти наверняка гарантированного успеха, поэтому, наверное, разные известные актеры легко соглашаются на их приглашения, но в «Бореньке» они дают больше, чем обычный «парад-алле», где у каждого – свой звездный выход, свой бенефисный номер, в новом спектакле даже у Алексея Макарова – характер, роль с продолжением, – короче говоря, «Квартет И» продолжает строить неантрепризную антрепризу, частный театр с художественно-публицистическими амбициями... Любимая моя фраза, когда-то услышанная из уст Зюганова: «Всякие амбиции должны быть подкреплены амуницией», – на мой взгляд, это – лучшее из всего им сказанного. У «Квартета И» амбиции соразмерны амуниции и растут пересекающимися параллельными линиями (так бывает? – ну, вот у них так).

Дом, который возникает в киноснах героя, как в детской сказке про варежку, есть место не только отцу, который умер, – тут место есть для всех, кинофрагменты «отбиты» сценами с диалогами, а те, в свою очередь, регулярно перебиваются музыкальными вставками в исполнении группы «Бобры». Они хорошо играют! Кризис среднего возраста, как будто бы говорят нам создатели спектакли, как ремонт – он начинается, но его невозможно закончить, и вопрос «правильно ли я живу?» не имеет не только ответа, но и конца. Тут впору придумывать не длинное, а бесконечное название, потому что спектакль об этом – о бесконечности, казалось бы, короткого и легко запоминающегося вопроса... Живите в доме, и не рухнет дом! – вот самый простой ответ на прямо поставленный вопрос. Простой такой поэтический ответ, который никому не поможет.

Мучается режиссер, мучаются актеры, мучается Боренька... Короче говоря, всем хорошо, все выпивают и закусывают между двумя банкетами – снятый и уже показанный фильм и, в общем, вся жизнь. Любимая женщина – Елена Ксенофонтова, Гриша, сценарист (Александр Демидов), совершенно пародийно представленная журналистка (Ирина Гринёва) – наверное, жестокая месть кому-то конкретному, но заодно и всем остальным, чтоб неповадно было, Галя-гример (Арина Маракулина), Юра-оператор (Алексей Агранович)... Алексей Макаров, который играет известного актера, вступившего в «Единую Россию», – из этого складывается целая сцена с продолжением... Конечно, Камиль Ларин и Леонид Барац. «Ты долго...» – «Я тщательно... Комплекс маленького человека. У меня большая машина, я долго писаю...» – это герой Бараца. О Бараце, как, впрочем, и о Ксенофонтовой, как и об Аграновиче так не хочется двумя-тремя словами, – хочется рассказать поподробнее, потому что каждый успевает вывалить о себе немало подробностей, за каждым – длинная и узнаваемая история. История жизни, характера и даже, извините, судьбы. «Актер умело ведет свою роль», – прочитал недавно в одной рецензии... Наверное, так тоже можно и играть, и писать. «...в Бореньке чего-то нет» – живой спектакль, о котором и писать хочется так же искренне, как он задевает и трогает. И радует, и печалит. Словами Леонида Бараца, Сергея Петрейкова и Ростислава Хаита, они – авторы пьесы. Режиссеров в этот раз целых двое – Петрейков и Максим Виторган. 

Мгновенно – добавлением нескольких важных штрихов – пространство меняется, был туалет – теперь уже снова дом героя, банкет за кулисами первого показа фильма, который – мы так и не узнаем – получился у Максима или нет. Скорей всего нет. К концу – даже жалко, лучше бы получилось, ему так этого хочется... И видно – что он художник, по натуре – художник, а вот получается у него или нет – неизвестно. Художник, потому что, столкнувшись в очередном сне со своей не родившейся, но где-то в другом измерении растущей дочерью, узнав, что и там он снимает кино, он первым делом, как жаждущий припадает к источнику, спрашивает: «И как фильм? Хороший?» Это – до слез. Так в эту секунду хочется, чтобы дочь обрадовала его... Что хоть там.

Как у хорошего спектакля (а со спектаклем сомнений меньше, чем у Максима по поводу своего фильма), у «Бореньки» есть странное свойство поселяться в тебе надолго и выныривать то мыслью, то цитатой, то вдруг тем, что ты ловишь себя на физическом ощущении, что в тебе сейчас Боренька говорит, не ты, а он, в твоей – в моей – голове, и плечи поэтому тоже сутулые, как у него, и то же ощущение, что и тебе кто-то когда-то подрубил крылья, как папа Бореньке, папа, который ни в чем, конечно, не виноват. Да у Бореньки все не так плохо, зря он жалуется. Максиму хуже. Наверное. 

Финал статьи очевиден, автор должен наконец сказать, что и в спектакле тоже чего-то нет. Конечно. Чего-то нет. Но редкий случай, после него хочется долго рассказывать о том, что в нем есть.