Григорий Кертман
Социальные проблемы становятся политическими, когда не решаются местными властями по закону.
Фото Натальи Преображенской (НГ-Фото)
Общественный запрос на стабильность возник в бурные 90-е (потеснив запрос на радикальные перемены). Идея стабильности превратилась в общезначимую ценность, «обросла» упованиями и фобиями, обрела ностальгический привкус и политический потенциал.
В обозримом будущем нет серьезных оснований опасаться повторения потрясений, аналогичных тем, которые породили запрос на стабильность.
И все же: существуют ли сегодня серьезные угрозы стабильности в России, и если да, то откуда они исходят?
Оправдание зла
═
Ответ представляется очевидным – особенно после событий в Кондопоге. Точнее, после ознакомления с результатами общероссийского репрезентативного опроса (1500 респондентов), проведенного фондом «Общественное мнение» 9–10 сентября, в ходе которого эта тема обсуждалась с респондентами.
Осведомленность относительно событий в Кондопоге проявила ровно половина опрошенных. Остальные о происшедшем не слышали, и с ними данный сюжет не обсуждался.
Осудили жителей Кондопоги, принимавших участие в «волнениях», лишь 20% респондентов, с которыми этот сюжет обсуждался, не осудили – 50% (10 и 25% числа всех участников опроса соответственно). Остальные затруднились с ответом. Типичные высказывания тех, кто участников волнений не осуждает: «их достали»; «сам бы так поступил»; «зачем вообще принимают нерусских к нам?»; «все заполонили неруси»; «вызывающе ведут себя черные». Примерно три четверти высказываний – в таком ключе.
Почти половина респондентов, знающих о событиях в Кондопоге (22% всех участников опроса), заявляют, что в их городах и селах возможны подобные волнения; считающих такое развитие событий невозможным – 19% участников. В Москве и других крупных городах первых значительно больше; в малых городах – примерно поровну; в селах преобладают вторые.
Уже без «привязки» к карельским событиям обсуждались общие вопросы взаимоотношений между местным населением и «приезжими других национальностей». Опрашивали всех, безотносительно к тому, знают ли они об инциденте в Кондопоге. Почти треть респондентов заявили, что там, где они живут, существуют «противоречия, конфликты между приезжими других национальностей и местными жителями». Об отсутствии таких конфликтов заявили 53% опрошенных. Еще 6% участников опроса (почти исключительно сельские жители) сказали, что у них «инородцев» нет, остальные ответить затруднились. Если в селах о наличии конфликтов между «аборигенами» и «пришлыми» заявили 8% опрошенных, а в малых городах – 20%, то в крупных городах – почти половина, а в Москве – 83%. Примерно треть числа признающих наличие таких конфликтов (11% всех опрошенных) убеждены, что вина за их возникновение обычно лежит на «приезжих других национальностей»; впрочем, следует отметить, что чаще звучит иное мнение – в конфликтах виновны обе стороны (18% опрошенных), и совсем изредка – мнение о виновности местных жителей.
Респонденты, заявляющие о наличии подобных конфликтов в их городах, повсеместно считают, что местные власти ничего не делают для разрешения противоречий. Именно это побуждает оправдывать действия тех, кто берется «решать проблему» своими средствами – данный мотив отчетливо звучал в высказываниях опрошенных.
Наконец, респондентов спросили: «Как вы считаете, тот факт, что в России живут люди многих национальностей, приносит ей в целом больше пользы или вреда?» По мнению 34% опрошенных – больше пользы, по мнению 39% – больше вреда. Этот же вопрос мы задавали в 2002 году, и тогда соотношение мнений было иным: 41% респондентов согласились с первой точкой зрения, 34% – со второй. А ведь в то время ситуация в Чечне была гораздо более напряженной, чем сейчас, что должно было накладывать отпечаток на суждения россиян.
Обстоятельства места и времени
═
Опрос показывает, какой потенциал межнациональной нетерпимости накоплен в обществе. А впереди – парламентские и президентские выборы, и очевидно, что опять найдутся политические силы, которые будут строить свои предвыборные кампании, играя на массовой неприязни к «понаехавшим».
Есть и реальные социальные проблемы, связанные с пребыванием приезжих в крупных российских городах. Приезжие поселяются в общежитиях, студенты проводят акции протеста – ксенофобия растет. Подобные проблемы становятся политическими, когда не решаются местными властями в рамках закона.
Учтем также, что бытовая ксенофобия обретает новые «обоснования» с возникновением повседневной террористической угрозы.
Наконец, ситуацию усугубляют особенности исторического момента. Ватикан извиняется за цитирование средневекового теолога, телевизор показывает толпы возмущенных мусульман, террористические организации делают грозные заявления┘ На таком фоне стычка между местными жителями и «лицами кавказской национальности» в ресторане интерпретируется как эпизод в конфликте цивилизаций.
Вряд ли сегодня можно поручиться, что кондопожские события не вызовут цепной реакции насилия. Как будут действовать власти? Вот где коренится непосредственная и реальная угроза стабильности.
