Сергей Волков
Нынешняя власть ведет преемство от большевистского режима.
Александр Осмеркин. Взятие Зимнего дворца. 1927. Государственный Русский музей
Перспективы всякой власти зависят не только и не столько от внешних и внутренних вызовов, сколько от того, что она собой представляет и в какую сторону способна эволюционировать. Вопреки распространенным представлениям, никакой революции в 91-м не произошло; власть осталась прежней, только вступила в стадию полураспада.
Туземцы в эполетах
Основное противоречие современной жизни – противоречие между востребованными «белыми» идеями и устремлениями и «красным» происхождением тех, кому приходится их проводить. Все основополагающие установки и лозунги, которые сейчас приняты государственной властью – культ российской государственности, идеология национального единства, озабоченность территориальной целостностью страны, отрицание «классовой борьбы», экономическая свобода, – чисто «белые». Однако власть ведет преемство не от исторической России, а от большевистского режима.
Все особенности развития РФ проистекают именно из этого обстоятельства. У нас все ненастоящее – как будто туземцы разграбили потерпевший крушение корабль и нацепили на голые тела мундиры с эполетами.
Вместо нормальной экономики, 60–80% которой составляет средний и мелкий бизнес, мы имеем структуры олигархов, заменивших собой прежние промышленные министерства. Ими власти удобно управлять, а что бы она делала, имея вместо 7 «назначенных» олигархов 7 миллионов или хотя бы 700 тыс. настоящих предпринимателей?.
Нынешняя полусвободная экономика при политическом господстве апологетов советизма есть то же самое, что пресловутый НЭП, – временная уступка обстоятельствам, чтобы с помощью «неправильных» людей обеспечить сохранение «правильной» власти. Только наши «молодые реформаторы» на роль «буржуазных спецов» не годятся – те были настоящими, а эти сами «родом из Октября».
Мумии и орлы: отсутствие правой мысли
Неудивительно, что до сих пор в политическом спектре отсутствует настоящая правая партия. Речь не о носителях традиций реально существовавших в России партий – хотя бы октябристской, хотя бы кадетской: даже хоть какого-то аналога консервативных (демохристианских и т.п.) партий, существующих в современных западных странах, у нас нет.
Соответственно и нынешний патриотизм не имеет ничего общего с идеологией исторической российской государственности (великодержавие без национализма и ксенофобии) и представлен либо национал-большевизмом, либо ущербным этническим национализмом. А «имперские» взгляды выражаются в призывах к восстановлению СССР (который вообще не имеет отношения к российскому патриотизму: его существование было лишь шагом к торжеству дела коммунизма во всем мире). Любопытно, что даже в условиях, когда против нынешней власти стал образовываться объединенный фронт антигосударственных либералов, национал-большевиков и коммунистов, она вместо обращения к традиции исторической России строит свой патриотизм именно на советском наследии, возбуждая настроения, усиливающие ее противников.
При этом нынешней власти (с ее реальной социально-экономической практикой) в любом случае приходится играть на «чужом поле», подлинными и законными хозяевами которого являются коммунисты и национал-социалисты. Сохраняя советскую государственную традицию (от соответствующих атрибутов, символики и топонимики до школьных учебников, по-прежнему сочувственных большевикам и недоброжелательных к «буржуазии»), власти сохранили ту идеологическую основу, которой подпитываются прокоммунистические настроения и без ликвидации которой невозможен перелом в массовом сознании. Да и бессмысленно пытаться строить нормальную экономику, пропагандируя абсолютно несовместимые с ней советские ценности.
Нельзя не коснуться того, какой забавный довод приводится путинской властью, чтобы обосновать сохранение советского идейного наследия. Ликвидация такового (в виде ленинских истуканов, самой мумии и т.п.) наведет, видите ли, старшее поколение на мысль, что его жизнь прожита зря, и ему будет обидно. Но если смысл жизни этого поколения заключался исключительно в построении социализма и коммунизма, то оно действительно прожило ее напрасно, и скрыть этот факт совершенно невозможно – коль скоро социализма больше нет, а все принципы, во имя искоренения которых трудилось это поколение, восстановлены.
По этой логике для утешения ветеранов следовало бы раскулачить олигархов, передать под дома отдыха коттеджные поселки на Рублевке, вернуть пресловутую колбасу по 2,20, поставить в отдаленной перспективе цель строительства коммунизма и т.п. Ничего такого, однако, власти делать не собираются, а «в порядке возмещения морального ущерба» предлагают любоваться советско-коммунистической символикой. Получается совсем смешно (а для того поколения просто издевательски) – выходит, они жили даже не для строительства «светлого будущего», а всего лишь ради того, чтобы в стране были понастроены изваяния вождям большевизма. Нормальная власть, сама свободная от советских комплексов, просто объяснила бы людям, что жизнь их самоценна и вовсе не сводится к реализации советских утопий.
Забвение vs. возвращение
Двух поколений, выросших при советской власти, оказалось более чем достаточно для того, чтобы представление о старой России было полностью утрачено и заменено типичными для полуграмотной либерально-интеллигентской среды вульгарными аналогиями с советскими реалиями. Характерно, что при думских спорах об изменении законодательства по земельному и иным вопросам никому не приходило в голову вместо ссылок на «цивилизованные страны» и мифические «русские традиции» обратиться непосредственно к дореволюционному российскому законодательству и хотя бы посмотреть, как на самом деле обстояло дело и не следовало бы восстановить ту систему. Как-никак, а от исторической России дошло обширное наследие тщательно разработанной законодательной базы для всех без исключения сфер государственной и общественной жизни, обеспечившее, между прочим, в конце ХIХ–начале ХХ столетия такие темпы экономического развития, какие не снились никаким «цивилизованным странам». Казалось бы, что может быть естественнее при декларируемом возвращении к нормальным правилам экономической жизни, чем обращение к собственному и весьма успешному опыту в этом отношении?
Но сколь бы противоестественной по существу ни была позиция власти, она достаточно адекватна состоянию общественного сознания, и в этом источник ее устойчивости: ей ничего не стоит поворачиваться в зависимости от обстоятельств то левой, то правой стороной.
Ближнесрочные перспективы нынешнего режима представляются поэтому вполне безоблачными. Ни оранжевая, ни вообще какая-либо революция ему не грозит. Он успешно пройдет и парламентские, и президентские выборы. Поскольку реальную силу оппозиции составляют такие же, как в правящей партии (но менее стыдливые), сталинисты – коммунисты и национал-социалисты, то даже при ее активизации власти не составит труда в нужный момент перехватить их лозунги (что она, собственно, уже и так с успехом делает), а примкнувшие к красной оппозиции демократы вновь сядут в лужу.
Поэтому направление развития и долгосрочные перспективы власти зависят исключительно от нее самой, и простор для маневра здесь огромный. Если будет осознана необходимость отказа от поисков величия страны на путях реанимации советчины и обращения к нормальной государственной традиции, то либо будет назначен соответствующий преемник, либо при преемнике «допустимо» левом Путин возглавит правящую партию, придав ей правую окраску, с которой в 2012 г. и вернется к власти. В дополнение к этому может быть инициировано создание и действительно правой партии (некоторый потенциал для этого имеется – в стране есть деятели гораздо более адекватные «правизне», чем лидеры СПС), которая при соответствующей информационной поддержке могла бы уже в 2007 г. пройти в Думу.
При более радикальном варианте Путин (или по договоренности – преемник) в принципе мог бы, совершив решительный поворот, сделать опору на до сих пор третировавшиеся настоящие предпринимательские слои в лице малого и среднего бизнеса и непосредственно возглавить полноценную правую партию, соединяющую в своей доктрине лозунги государственного величия и экономической свободы. Но этот вариант (ввиду идеологических пристрастий президента) маловероятен.
Однако преобладающее настроение в правящих кругах таково, что предполагает как раз обратный вариант – попытку с запозданием повторить китайский опыт. В этом случае преемник будет либо всерьез левым (с перспективой на два срока), либо «ряженым» правым – чтобы взять на себя болезненные и непопулярные реформы; Путин же вернется в 2012 г., чтобы «исправить допущенные перегибы».
Это может продолжаться довольно долго. Но не исключено, что за полтора-два десятилетия даже при продолжении нынешнего курса успеет сформироваться критическая масса «настоящих» людей как среди предпринимательского слоя, так и в политических кругах, которая окажется способной вести собственную игру без оглядки на идеологические комплексы «внуков Октября».
