Ничего личного

Друзей среди балканских народов России приобрести не удалось..
Гравюра неизвестного художника: Великий князь Николай сообщает своим частям, что в Сан-Стефано подписан мирный договор, 3 марта 1878 г Опубл.: Штерненгарц Р.Я. История России ХIХ в. в зеркале графического искусства. М.: Прогресс-Традиция, 2004

Суть политики и морали близка – то и другое призвано сделать возможным сосуществование индивидов в обществе и уберечь их от взаимного уничтожения. Но с точки зрения содержательных и функциональных особенностей эти феномены существенно различаются. Суть морали – в укрощении эгоистической природы человека в пользу альтруизма исходя из стремления соответствовать некоторым незыблемым нормам, идеалам. В политике же константой является понятие «интерес», а не «идеал». Отсюда – необходимость постоянных изменений политики в соответствии с изменениями интересов.

Это не значит, что политика по определению безнравственна: просто базовый критерий нравственности здесь иной, не совпадающий с критериями «приватной» морали. При этом нравственная состоятельность конкретного политика как частного лица – вопрос второстепенный (даже в разгар сексуальных скандалов рейтинг Клинтона не опускался ниже 60%: для граждан США были важнее результаты его деятельности в качестве президента).

По-другому аморальность политики может быть описана как неэффективное сопряжение интересов разного уровня – в частности, в тех случаях, когда интересы общие приносятся в жертву личным интересам политика. Защитный механизм против подобного неэффективного сопряжения в европейском и североамериканском политическом процессе - активное взаимодействие различных групп интересов. Оно и препятствует доминированию какого-то одного лобби.

Реализм и идеализм

В свою очередь, в концептуализации политики традиционные оппоненты - парадигмы политического реализма и политического либерализма (идеализма).

Согласно постулатам политического реализма важнейшей движущей силой мировой политики и политики вообще является интерес, в мировой политике – национальный интерес, а межгосударственное взаимодействие имеет анархический характер столкновения несовпадающих и конфликтных интересов государств. Основная форма взаимодействия участников мировой политики – конфликт; главный принцип поведения государств на арене мировой политики – «помоги себе сам». Решающим фактором политического успеха в мировой политике выступает сила. Наиболее последовательное выражение парадигма реализма нашла в рамках подхода Realpolitik.

Сторонники либеральной (идеалистической) парадигмы трактуют политику как сферу сотрудничества, взаимопомощи, безопасности, права. Таким образом, они привносят в понимание политики категории приватной морали.

История с моралью: смешение критериев

Для отечественной истории всегда было характерно перманентное и широкомасштабное использование принуждения и насилия, которое нашло институциональное выражение в доминировании политических систем и режимов жесткого – преимущественно авторитарного – типа.

Монополия государства как субъекта управления была всеобъемлющей; подобную систему управления можно назвать политической лишь условно. По сути она представляет собой систему управления административного. Согласно одному из сущностных определений, политика есть система взаимодействия различных субъектов и центров власти по поводу распределения власти. Исходя из этого, мы лишь условно можем определять в качестве политической такую систему управления, в рамках которой существует монополия государства на власть и отсутствуют отличные от государства субъекты и центры власти, а значит – и отношения по поводу распределения власти.

Отметим, что в постсоветской России, несмотря на радикализм происшедшей политико-экономической и социальной трансформации, традиционный авторитарный формат лидерства оказался устойчивым; подтверждением могут служить не только случаи использования силы в качестве аргумента в спорах с политической оппозицией, но и особенности восприятия населением образов политических лидеров. Так, в октябре 1993-го политические психологи изучали изменение рейтинга Ельцина в Москве после трагических собыий 3-4 октября. Логично было ожидать, что он рухнет независимо от идеологических симпатий респондентов, ибо применение военной техники в городе резко снижает уровень безопасности. И результаты исследования показали, что рейтинг Ельцина действительно снизился – но незначительно. Если бы Конгресс США был расстрелян из танков по приказу президента, последний мгновенно превратился бы в политический труп. Одно из возможных объяснений устойчивости рейтинга Ельцина заключается в том, что на уровне российского массового сознания настоящий лидер ≈ это тот, кто в критической ситуации не прочь «употребить силу».

Ментальность властных групп в отечественной истории, как правило, адекватно описывается в терминах политического реализма. Заметим, что имевшие место в истории России попытки этих групп перейти на позиции политического идеализма завершались политическим поражением практически всегда – независимо от побудительных мотивов.

Примером неоправданного смешения норм политики и морали может служить Русско-турецкая война 1877–1878 годов. Известно, что эта война велась за пределами Российской империи за освобождение славянских народов Балканского полуострова от османского ига. Известно также, сколь упорно противился император Александр II давлению общественного мнения (славянские комитеты и т.д.), справедливо полагая, что эта война не соответствует возможностям страны. Однако в конце концов уступил. Итог: военные расходы Российской империи в этой войне вдвое (!) превысили годовой бюджет страны и стали причиной тяжелейшего финансового кризиса. Более того, плоды военных побед России были утрачены ею на Берлинском конгрессе 1878 года. Подтверждением неуместности смешения «приватной» и «политической» морали стал вердикт Александра III, вынесенный уже через несколько лет после окончания войны. Император страны, которая была вправе рассчитывать если не на благодарность освобожденных ею народов, то как минимум на их лояльность, вынужден был признать: «В Европе у России друзей нет» – и предложил тост за князя Черногорского как единственного союзника России в Европе.

Знаменательное фиаско потерпел политический идеализм в постсоветский период. Далеко не во всем оправдала себя концепция «нового мышления для нас и всего мира» эпохи перестройки и политика открытости 1990-х годов. Эти идеи стали спусковым механизмом геополитического краха не только советской империи, но и всей Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений, а с нею – и системы глобальной стратегической стабильности. Морализаторский фетишизм времен перестройки и постперестройки стал провозвестником крушения и эффективной политики, и морали. Стенания о засилье государства послужили прологом к его разрушению.

Любопытно отметить, что в конце 1980-х годов была предпринята попытка теоретически обосновать целесообразность и благотворность отказа от насилия в политике. Именно на рубеже 1980–1990-х авторитетнейшими учеными-этиками была инициирована дискуссия о сущности и возможностях ненасилия в политике. Ее смысл заключался в теоретическом обосновании возможности отказа от традиционной для мировой политики ставки на силу. Но парадоксальным образом именно в это время – в 1989–1990 годах – политическая жизнь СССР ознаменовалась чудовищными всплесками насилия. Именно тогда началась череда жесточайших межнациональных конфликтов, которые прошли в ряде областей СССР по сходному сценарию и порой приобретали чудовищные формы.

Население, в рамках авторитарной модели, выступало не столько в качестве граждан (объект политического управления), сколько в качестве объекта административного управления, что определяло вытеснение населения из сферы политических (властных) отношений. Вследствие исключения из политики массовые группы населения не имели возможности выработать адекватное понимание специфики этой сферы деятельности и, в частности, политической морали. В результате в сознании политического класса и массовых внеэлитных групп формировались существенно различные представления о стандартах морали в политике.

В отличие от ментальности властных групп, ментальность массовых групп по преимуществу вращалась в рамках парадигм политического идеализма. На уровне массового сознания моральные представления о должном в политике характеризовались неоправданным смешением норм политики и «приватной» морали, вследствие чего регуляция массового политического сознания осуществлялась именно посредством норм обыденной морали.

Действительно, смешение критериев частной и политической морали создает благоприятную почву для политического манипулирования посредством нравственной риторики. Один из последних примеров – события в Украине 2004–2005 годов. Собственно базой оранжевой революции был массовый импульс протеста населения против неэффективного и коррумпированного режима. Однако этот социальный протест был технологично аккумулирован людьми, которые были ядром кучмовского режима, но представляли себя как его высоконравственная оппозиция.

Что касается властных групп западного социума, то политический реализм есть перманентная характеристика их сознания. Рассекреченные и опубликованные к настоящему времени документы косвенно свидетельствуют, что Франклин Рузвельт был заблаговременно информирован о грядущей атаке на Пирл-Харбор, однако не предпринял никаких мер, чтобы предотвратить ее, ибо был убежден, что агрессия японцев обеспечит мобилизацию американского общества для борьбы с государствами оси Берлин–Токио–Рим. При этом, если говорить о западном политическом сознании, то политический реализм характеризует не только властные, но и массовые группы. Истоки столь солидарного мышления коренятся именно в том, что обе эти категории причастны к миру политики, ибо политика здесь не поглощена административным управлением.

Потери и приобретения

Сегодня то и дело звучат алармистские суждения, суть которых в том, что политика в современном российском обществе становится все более безнравственной. Действительно, повседневная реальность дает к тому множество поводов. Однако идущий сегодня процесс изменений наряду с очевидными негативными моментами содержит и несомненный позитив. Сфера жизнедеятельности общества, подлежащая моральной регуляции, сужается за счет ограничения использования «приватной» морали в качестве регулятора политических отношений, что в целом можно оценить как рациональный процесс.

Легко предвидеть острую негативную реакцию на высказанное суждение, ибо традиционным стал тезис о том, что привнесение в политику норм нравственности есть условие эффективности политики. Это действительно так. Но проблема глубже и обусловлена тем, что, как отмечалось выше, критерии нравственности в политике специфичны и весьма существенно отличаются от норм и ценностей «приватной» морали. Именно поэтому процесс кристаллизации специфически политической нравственности и освобождения политики от неоправданно широкого применения критериев «частной» морали рационален, хотя и чреват существенными издержками политического и этического характера. Массовое политическое сознание постепенно освобождается от излишнего морализаторства, становится более прагматичным и проникается тем разумным эгоизмом, без которого общество легко обыграть под аккомпанемент разговоров о приоритете общечеловеческих моральных ценностей. Перефразируя украинскую пословицу, можно сказать: «Если политики много говорят о дружбе, становится понятно: сало нужно перепрятать. А если много говорят о братстве, нужно проверить, на месте ли кошелек».