Артур Пятницкий Вячеслав Игрунов в настоящее время – директор Института гуманитарно-политических исследований. Но больше он известен как участник диссидентского движения советской поры, один из создателей «Мемориала» и «Яблока». Его взгляды на политические перспективы России в контексте культуры не могут не быть интересны.
– Вячеслав Владимирович, политика и культура – какова диалектика их взаимодействия?
– Культура – это трансляция знаний и навыков, осуществляемая не генетическим путем. Это означает, что практически все, о чем мы говорим, подпадает под понятие культуры. Выращивание хлеба – культура, общение – культура. Все то, что переходит от поколения к поколению, передается от сознания к сознанию, все, от мифологии до мелкой конкретики, – культура. И потому невозможно сказать, что культура определяет рамки для политики, для экономики или еще для чего-то. Эти сферы – составные части, ипостаси культуры. Соответственно недостатки, которые мы видим, – это недостатки самой культуры. Нельзя винить культуру в том, что у нас плохая политика, в том, что у нас не так работает экономика. И политика, и экономика – это внутренние проблемы культуры. На культуре мы можем основывать политические системы. Ни на чем другом.
Часто на культурные традиции ссылаются, когда хотят доказать, что нельзя построить политику на «чужих» основаниях. Импортировать чужую политическую систему невозможно. Вот великая страна с тысячелетними традициями – Китай. Они импортировали западноевропейские представления о демократии, произвели свою революцию в 1911 году – и получили распад государственности, затяжную гражданскую войну и в итоге не очень симпатичный маоистский режим. И только к концу века начали выходить из чужой парадигмы, опираясь на свои собственные основания и как-то более или менее гармонизируя систему.
В нашей стране, где отсутствует демократическая культура, где у населения не было ощущения ответственности за свое собственное поведение, в конце 80-х – начале 90-х решили ввести демократическую форму правления. В советский период за всех решал мудрый вождь и учитель – КПСС; до того, на протяжении многих веков, ответственность за то, что происходило в стране, существовала в узкой прослойке – дворянство, духовенство, собственно и все.
– Бродель показывает, что наши представления о забитости российского крестьянства далеки от истины.
– Ответственность крестьянства – экономическая, и не только – касалась локального уровня. Крестьянин отвечает за свою общину, за свой мир. Достаточно узкий. Дальше решает царь-батюшка.
– Изгнание поляков из Москвы, которое будет отмечаться 4 ноября, стало возможно потому, что произошла самоорганизация общества снизу, что привело к окончанию Смутного времени.
– Самоорганизация действительно некоторое время имела место. Избрали монарха, и на протяжении приблизительно века население участвовало в решении государственных вопросов. Самый яркий пример общественной активности – раскол. Произошло разделение общества на две части, и каждый для себя принимал решение, которое было сверхответственным, поскольку касалось жизни и смерти. Но с приходом Петра I вовлеченность общества в жизнь государства уменьшается, и расслоение культур, начавшееся с раскола, останавливается. Масса крестьян живет в рамках своего мира, в который крепостничество вносит массу искажений, чем дальше, тем больше; а стратегические решения, касающиеся страны как целого, принимаются в чрезвычайно тонкой прослойке населения. Остальные не ощущают себя за эти решения ответственными. Великая реформа 1861 года – дальнейшее разрушение общины, исход населения в города, где оно люмпенизируется, выпадает из общего культурного контекста, затем Столыпинская реформа и, наконец, революция, которая атомизирует общество окончательно. Во главе государства – один человек, группа людей вокруг и население, которое боится шелохнуться.
– Хайек в книге «Дорога к рабству» пишет, что коллективное руководство неизбежно ведет к безответственности и конформизму┘
– Коллективное руководство имеет большие недостатки. Я не являюсь его безоговорочным сторонником. Но посмотрите, как мучительно сегодня в Германии консерваторы договариваются с либералами. Они шли на выборы с идеей коалиции, казалось бы – все решено. Но в рамках грядущего коллективного руководства никто из них не потеряет индивидуальности и не начнет пропускать через фильтры исключительно послушных. Нынешний относительный упадок немецкой социал-демократии во многом связан с тем, что яркие личности «растаскивали» партию.
Все формы политической организации – от монархической до самой демократической – обладают своими преимуществами. Каждая из них подходит для решения соответствующего комплекса проблем. Жесткие вызовы требуют жестких ответов, здесь автократическая система может быть полезной. Но она не может существовать долго. На длинной дистанции она начинает разрушать самое себя. Необходимо постепенно переходить к более диверсифицированной политике, общество должно становиться более разнообразным. В долгосрочной перспективе системы тем устойчивее, чем они сложнее устроены. А сложное устройство требует большого количества интеллектов, воль, желаний, и здесь вырисовывается общественная среда. Если есть широкая прослойка интеллектуалов, волевых и энергичных людей, то согласования становятся неизбежны; и даже если во главе государства стоит монарх – он не может не считаться со своей элитой.
– Ну и откуда взять такую элиту? Как ее выращивать?
– Когда президент страны говорит, что он желает перемен, то он должен понять, что прежде всего нужна большая команда, на которую он мог бы интеллектуально опираться. Нужны люди со стратегическим мышлением. Сегодня в Кремле готовы работать с исполнителями. А здесь нужны не исполнители, а клуб партнеров, людей с собственным достоинством, обладающих смелостью сказать лидеру: «Ты не прав».
Иногда странам выпадает шанс изменить свою судьбу. Происходит это совершенно неясным образом. Выдвижение Горбачева в известном смысле закономерно, а с другой стороны – очень смахивает на чудо. Ведь на его месте мог оказаться человек гораздо более косный и ограниченный, и тогда сценарий распада страны был бы гораздо более катастрофическим и печальным.
– Разрушение все равно бы произошло.
– Да, элита была такова, что она не могла адаптироваться к современности, она все равно выпустила бы руль управления. Однако дело в том, что мы пошли не по лучшему пути, но и далеко не по худшему. Горбачев каким-то чудом оказался у власти – для этого было не так уж много предпосылок. Удивительно, как в николаевской России вырос Александр II, так сильно отличающийся от предшественника. Но говорить о том, что, оставаясь в инерционном русле, Россия раньше или позже сможет преодолеть ту катастрофическую тенденцию, которую мы наблюдаем, не приходится. Если это осознают те люди, которые могут принимать решения, то возникает шанс что-то переломить.
