Moi non plus

У России на постсоветском пространстве есть конкурентные преимущества.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)

Географически ближайшее к России пространство постсоветского ареала в ходе тектонических трансформаций двух последних десятилетий не утратило для нее своего особого значения, несмотря на укрепление США и ЕС в качестве приоритетных ориентиров. Впрочем, такая оценка разделяется в российском политическом классе не всеми: ряд влиятельных политиков и экспертов убеждены, что постсоветское пространство в системе приоритетов РФ – «уходящая натура». Особенности современного этапа отношений России с ее соседями – ближним зарубежьем – лучше других формул выражает парадоксальная игра слов во французской песне «Je t’aime – moi non plus», условно переводимая как «я тебя люблю – и я тоже нет».

Многовекторность – главный вызов.

Конкурентные преимущества

Пространство СНГ (или, как его чаще определяют, ННГ – новые независимые государства), как в прошлом, так и настоящем, – пестрое, гетерогенное образование во всех измерениях, включая значительную диверсификацию и даже поляризацию внешнеполитических ориентаций. Однако, несмотря на значительную культурно-цивилизационную и политико-культурную специфику и диверсификацию внутриполитического дизайна и внешнеполитических установок стран, ранее входивших в состав СССР, последние даже по прошествии двух десятилетий после распада общего государства сохраняют сходство по целому ряду значимых параметров. Общими являются и большинство проблем, стоящих перед странами. Наиболее острой из них, очевидно, является нахождение эффективных формул модернизации. Родившись как «цивилизованная форма развода», союз ННГ воплотил стремление к выходу из системы жесткого централизованного управления; по умолчанию предполагалось, что экономическое процветание станет автоматическим следствием свободы. Однако довольно быстро новая реальность – частичная деиндустриализация (и шире – социальная ре-традиционализация) в сочетании с немногочисленными анклавами технологических успехов, острые социальные и внутриэлитные конфликты и бедность населения – опровергла эти ожидания, а модернизация предстала существенной частью социально-экономической повестки этих стран. Немногие из постсоветских стран смогли пройти некоторую часть пути в этом направлении и добиться определенных – пусть скромных и фрагментарных – успехов, другие рискуют в перспективе пополнить круг мировых аутсайдеров. Перспективы модернизации постсоветских стран во многом зависят от целого ряда факторов, среди которых – и исходные стартовые экономические позиции, и степень развитости инфраструктуры, и фактор политического лидерства, и, конечно, нахождение эффективных моделей внешнеполитических взаимодействий. Что касается последнего аспекта, то сегодня наиболее общим выражением этих поисков стала многовекторность внешней политики постсоветских государств (последней по времени в этот вагон вошла Белоруссия). «Поливалентность» ориентаций рассматривается как инструмент обеспечения благоприятных внешнеполитических условий для решения внутренних задач. Пришедшая на смену преобладавшему в первые постсоветские годы пророссийскому вектору, эта внешнеполитическая данность видится определенным вызовом российской внешней политики, ообусловливающим потребность в переосмыслении ряда ее прежних установок в отношении ННГ.

Прежде всего представляется желательным попрощаться с отношением к ННГ как к адресату политики «второй или третьей свежести». Даже благожелательно настроенные постсоветские партнеры России нередко с обидой отмечают, что, декларируя приоритетность зоны ННГ в системе внешнеполитических ориентиров (что отражено в том числе и в утвержденной в 2008 году Концепции внешней политики РФ), де-факто российские политики нередко продолжают относиться к руководителям из ННГ как «меньшим братьям», будучи уверены: «все равно никуда не денутся». Отношение РФ к своим соседям, партнерам, союзникам (реальным и потенциальным) и союзническим обязательствам – не только в СНГ, но в том числе и там – на протяжении двух последних десятилетий было далеким от эффективного, порой неоправданно идеологизированным в угоду жестким схемам. России еще долго придется встречаться с эхом своей недальновидной политики в этом отношении. Нынешним соседям по ННГ сегодня есть «куда податься»: это геополитическое пространство уже не менее десяти лет является сферой интенсивной конкуренции внерегиональных политических акторов – США, ЕС, Китая, ряда азиатских стран, активно осваивающих пространство, которое и по сей день некоторые российские политики числят своим «задним двором». Активная игра ведущих мировых центров сил на постсоветском пространстве получила и концептуализацию – в европейской политике соседства (ЕПС) в ЕС, пару лет назад отредактированной в формате «Восточного партнерства»; в объявлении данного пространства сферой жизненно важных интересов США, которые – надо отдать им должное – куда как более последовательно и эффективно реализуют данные установки, чем аналогичные – Россия.

Такое положение вещей тем более удивительно, что, несмотря на остроту конкуренции на постсоветском пространстве, Россия вовсе не обречена здесь на поражение – она по-прежнему располагает многочисленными конкурентными преимуществами. Тут и общее историческое прошлое, и русский язык как средство поликультурного общения (который, впрочем, почти повсеместно в ННГ – хотя и с разной скоростью – вытесняется из официального и бытового оборота). Россия востребована в сфере обеспечения безопасности стран ННГ; она является эксклюзивным поставщиком энергоресурсов для ряда стран ареала (причем даже после перехода на рыночные принципы – по конкурентным ценам); российский рынок труда поглощает избыточные демографические ресурсы соседей, что снижает остроту социально-экономических противоречий. РФ – по-прежнему источник экономической помощи, хотя далеко не всегда с политической выгодой для себя, что заставляет задуматься о востребованности умения конвертировать экономические затраты в политические приобретения... Ничего подобного конкурирующие структуры – ни США, ни ЕС, ни Китай – предложить не могут или не хотят.

Больше чем классическая дипломатия

Не в последнюю очередь низкая эффективность использования перечисленных преимуществ определена несводимостью палитры инструментов влияния к арсеналу средств классической дипломатии. Российские эксперты (И.Зевелев, В.Никонов, Э.Соловьев и др.) неоднократно отмечали недооценку фактора мягкой силы в реализации российских интересов на постсоветском пространстве, предлагая использовать как уникальный опыт России в области межцивилизационного диалога, так и традиционные в данном отношении направления деятельности государства и негосударственных организаций. Востребована широкая палитра мер – привлечение на учебу в России перспективных кадров, разработка совместных программ в области науки, культуры, СМИ, других гуманитарных областей. В этом направлении в последние годы делается немало (упомянем, в частности, активность Межгосударственного фонда гуманитарного сотрудничества СНГ, недавно организовавшего очередной – уже пятый по счету – Форум творческой и научной интеллигенции стран СНГ; есть и другие примеры), однако этого мало не только для простого восполнения пробелов политики прошлого (когда проблематика СНГ фактически ушла с повестки внешней политики как на государственном уровне, так и из пространства публичной дипломатии) – этого недостаточно также в связи с аналогичной обширной и многоплановой активностью десятков акторов, представляющих интересы иных центров влияния (США, ЕС, Китая, Турции и др.). Эксперты подчеркивают важность обеспечения многоцелевой ориентации подобной деятельности, которая должна быть адресована как элитам, так и общественности; нацелена как на аудиторию соотечественников, так и на разнообразные иные сегменты аудитории ННГ, особенно наиболее влиятельные и ресурсно обеспеченные. В поколенческом аспекте очевидна востребованность адресованной молодежи политики как ориентированной на восполнение грядущего ухода когорты действующих лидеров ННГ, социализировавшихся в рамках общего с Россией государства. Перспективно еще одно направление – деятельность РПЦ, которая после избрания Кирилла предстоятелем обрела принципиально новые качество и масштаб. Собственно, никаких новаций в перечисленном нет – речь идет об использовании мирового опыта, в том числе опыта участия церкви в общественной жизни: так, Католическая Церковь традиционно политически активна, в том числе и на постсоветском пространстве. И, конечно, необходимы систематические, на постоянной основе научные исследования многообразных сложных процессов на постсоветском пространстве. Показательно отсутствие в РФ академических институтов, занятых целенаправленным изучением проблематики ННГ.

Роль бизнеса

Конечно, такая политика требует затрат, однако мы не так богаты, чтобы позволить себе дешевую внешнюю политику. При всей важности продвижения интересов отечественного бизнеса средствами внешней политики (о чем также немало говорится в последние годы) последняя не должна сводиться к обслуживанию интересов «Газпрома»: все то, что невыгодно «Газпрому», совсем не обязательно вредит всем остальным┘ Нефтегазовая труба – сильный аргумент в политике, но она явно не исчерпывает весь регистр. Напротив, российским монополиям, и прежде всего «Газпрому», не грех инвестировать часть прибыли в формально затратные социальные проекты – мировой опыт свидетельствует, что подобного рода инвестиции в конечном счете окупаемы и в экономическом смысле – хотя и в отдаленной перспективе. Если бы Россия в 90-е годы уделяла внимание строительству отношений с Украиной, возможно, «Газпром» не потерял бы около 1,5 млрд. долл. в ходе газового российско-украинского конфликта в январе 2009 года (хотя реальные потери «Газпрома», в том числе репутационные, превышают даже эту огромную сумму), а возможно, и не возникла бы необходимость строительства дорогостоящих, в обход Украины, газопроводов.

Кстати, об участии бизнеса во внешней политике, в том числе в ННГ. В период президентских выборов 2004 года в Украине и сразу после в российских СМИ преобладал «обвинительный уклон» по отношению к руководству соседнего государства. Однако кажется, в этом случае было бы не лишним и «на себя оборотиться». В тех событиях проявилась несогласованность позиций российской стороны, в частности расхождение интересов политиков и бизнеса. Часть политического истеблишмента России (именно часть, а не вся политическая элита) поддерживала Януковича (который ни тогда, ни сейчас не был пророссийским кандидатом – он был и остается украинским политиком, и в этом его сила, а не слабость) и его поддержка отвечала стратегическим интересам России. Российская экономическая элита была еще менее единодушна в поддержке данного кандидата, поскольку опасалась, что донецкие предприниматели в случае победы их кандидата способны потеснить российский бизнес в украинской экономике. Поэтому часть российских предпринимателей финансировала проект «Ющенко». Возникало впечатление, что взаимодействие российских политических и экономических игроков в стратегически важной сфере происходило по схеме «лебедя, рака и щуки». Конечно, государство не вправе определять приоритеты бизнесу, но зададимся вопросом (при очевидной спорности данной аналогии): как сложилась бы судьба тех американских компаний, которые исходя из своих бизнес-интересов рискнули бы спонсировать противостоящие американским войскам в Ираке повстанческие группировки┘ Между тем ряд российских спонсоров Ющенко в период его президентства получили весьма ощутимые преференции в ведении бизнеса на Украине, а стратегическим интересам РФ в этой стране был нанесен весьма ощутимый ущерб.

Если взглянуть шире на проблему соотношения политики и экономики, то укрепление экономических позиций России является важным фактором усиления и ее внешнеполитических позиций на постсоветском пространстве. Вряд ли Россия может рассчитывать на привлекательность, если, несмотря на существенно более благоприятные стартовые позиции, она по экономическим показателям уступает менее обеспеченным соседям. Так, заявив в начале нулевого десятилетия умножение ВВП в качестве своего экономического приоритета, даже в предкризисном, 2007 году Россия занимала лишь шестое место в СНГ по темпам промышленного роста с показателем 7,4%, пропустив вперед Азербайджан (36,1%), Украину (12,1%), Таджикистан (8,4%), Казахстан (8,1%), Белоруссию (7,7%).

Бедных не любят┘ Располагая значительными энергетическими ресурсами, Россия порой больше похожа не на энергетическую сверхдержаву с обоснованными геополитическими и геоэкономическими интересами, но на petrostate, а проще – на керосинку, борющуюся за то, чтобы прибрать к рукам шланги от бензоколонки┘ Малопочтенный образ. И щедрые вливания в «продвижение положительного имиджа» страны здесь мало что исправят┘

Так что лучше бы приглушить публичную риторику об априорном праве России на приоритетность влияния в пространстве ННГ – это только раздражает благожелательно настроенные по отношению к стране круги в соседних странах и дает дополнительные козыри тем, кто, по образному выражению украинских коллег, специализируется в «области предоставления недорогих услуг по вытеснению России с постсоветского пространства». Лучше добиваться конкретных успехов в совместных с соседями из ННГ усилиях по модернизации национальных экономик, и тогда нулевые в формально- арифметическом смысле годы не станут таковыми в плане достигнутых политико-экономических и внешнеполитических результатов.