Александр Рубцов
Многоразовый «Буран» слетал в космос всего раз. А это один из его макетов плывет для показа на авиасалоне. Фото РИА Новости
Это святое место всегда представляли зоной множественных пересечений: между Западом и Востоком, цивилизацией и варварством, модерном и архаикой. Сейчас все это воспринимается существенно иначе: сплошные информационные потоки многое проявляют с новой силой, а кое-что, наоборот, смывают. Затяжные дискуссии здесь часто выглядят тупиковыми, будто не только все вопросы заданы, но и все ответы получены и надо лишь найти себя на этом вконец исхоженном поле. Когда же пережевывать старые материи берется идеологический официоз, остается только вкус ваты с нафталином.
Топография коридора
Образ «моста» между Западом и Востоком здесь один из классических – и наиболее заезженных. Оценки разные. Либо это замечательный синтез одного и другого; либо дурной замес с креном в азиатчину; либо родовое проклятье страны генетически и по духу европейской, но испорченной когда-то внебрачно подмешанным ориентализмом.
Особенно убоги здесь версии заново возрождаемого евразийства. На самом верху вдруг всплывают идеи «государства-цивилизации», мнимого превосходства, миссии и т.д., вплоть до заживо похороненной «суверенной демократии», дух которой в коридорах власти не выветрился, хотя таблички сняли. Когда от дурного не отмыться, а блеснуть нечем, остается щеголять лишь своей особенностью. Доморощенная российская исключительность – то же, за что НТВ гнобит США, только тех критикуют за вмешательство в чужие дела, в упор не видя, как у нас затыкают рты, воруют голоса и издеваются над духом и буквами своей же Конституции.
Образ моста, перекрестка тоже оценивается по-разному. На передаче «Тем временем» я как-то заикнулся про зоны усиленного транзита, на что полуиностранец Николай Злобин отреагировал: жить в коридоре вообще некомфортно. Но мир – не коммуналка; поселения, города и центры цивилизаций не случайно возникали именно на путях. Другое дело, что сейчас сами эти упования на посреднические миссии и подпитку транзитом часто выглядят атавизмом. Все это имело смысл, когда культуру, знание и людские связи возили по торговым путям в купеческих обозах, даря и роняя по пути много ценного. Сейчас мир связан в тысячи раз плотнее, другими каналами и сетями, расстояния и время переноса ничего не значат: «география посредничества» себя исчерпала. В свое время это как-то особенно ясно обозначилось на философском конгрессе, посвященном как раз теме западно-восточного взаимодействия. Тогда в Гонолулу, на базе гавайского East-West Center, посреди океана и на равном удалении от континентов, особенно остро ощущалось, насколько теперь все сближено. Когда китайцы запросто женят своего Конфуция с прагматиком Дьюи, становится неловко за наши философствования про интеллектуальную, духовную и прочую посредническую миссию России.
В этом качестве мы уже давно никому не нужны, а потому придется украшать свою идентичность чем-нибудь самостоятельно произведенным, а не случайно доставшимся от природы, будь то сырая нефть или интересная география.
Задача сложна даже политически. Когда говорят, что эта демократия в стадии становления, что особенности есть везде, остается вопрос: в каком месте Конституции РФ это переходное состояние прописано и какие именно отклонения оно дозволяет, кому конкретно, за что именно и на какой срок? Значит ли, что такая суверенность дает право строить прессу и монополизировать ТВ? Как связан такой суверенитет с «каруселями», переписыванием протоколов и прочим фальсификатом? И надо ли считать демократию 90-х еще не суверенной, потому что тогда в телевизоре могли что угодно говорить о Ельцине, а его оппонентов силовики не прессовали даже из дидактических соображений? Здесь всегда хочется ясности: этот «суверенитет» – что именно он означает для реальной политики, для взаимоотношения власти и оппозиции? Ведь видно же, что разговоры про нашу уникальность прикрывают установки и практики, к которым начальство тянется, но которые оно не может напрямую пропагандировать, не покушаясь прилюдно на конституционные основы государства. В этом смысле бывает полезно эмансипировать политику и от истории: там тоже полно эвфемизмов диктатуры, которую в идеологии прямо не обосновать без скандала, а так, через якобы нейтральный нарратив о прошлом – легко.
«Культ карго» от Made in Russia
В эпоху великих открытий и завоеваний был понятен взгляд на мир как на гигантскую недостроенную империю – плацдарм колониальной экспансии. Тогда единственно полноценным человеком был сам колонизатор, все остальное рассматривалось как отклонение, как нечто остановившееся или недозревшее. Когда экстенсивное землеосвоение закончилось, появилась этнология структурализма, запретившая такого рода переносы и потребовавшая понимания примитивных культур на их собственных основаниях. Ранжирование культур в вертикализированной истории воспринимается здесь как шутка из разряда «пингвины это ласточки, которые ели после шести».
До сир пор нам сложно избавиться от отношения к стране и к самим себе, в котором присутствует одновременно и колонизатор, и абориген (ср. идею «внутренней колонизации» от Василия Ключевского до Александра Эткинда). Складывается типичный комплекс «полноценной неполноценности»: то нашу реальность воспринимают как недоделанный Запад, то, наоборот, выставляют себя последней цитаделью всего хорошего, что Запад утратил и предал. Все это уже малоинтересно и нуждается не в выяснении, кто прав, а в общем диагнозе (комплексы, вытеснение, компенсация и пр.). Гораздо сложнее попытаться посмотреть на самих себя так, как сделал бы это «цивилизованный человек» – но цивилизованный не в плане имперской фанаберии, а наоборот, способный относиться к предмету по возможности на равных, а не с верха эволюционной лестницы.
В этом плане выглядит полезной, но и очень неоднозначной метафора «карго», превращающая население РФ в модернизированную и цивильно приодетую копию самолетопоклонников Меланезии. Напомню: карго – это божественный груз, свалившийся на аборигенов в виде продуктов неведомой им цивилизации и породивший один из наиболее экзотических культов новой истории.
Первые верования возникли к концу XIX века и были восприняты белыми людьми как род помешательства, что видно по названиям («безумство Вайлала» и пр.). Обитатели островов вдруг увидели необычных людей, сошедших с кораблей с волшебными предметами, и сделали из этого вполне трансцендентальный вывод: все это не от мира сего. Но самые экзотические культы возникли в период Второй мировой, по меркам истории – вчера. Чтобы отомстить Японии за Перл Харбор, американцы построили на островах Океании военные базы, забросив туда тонны неземной техники и еды. Поскольку никто ничего на глазах у аборигенов не производил, те решили, что все это дары богов, посланные туземцам, но коварно перехваченные белыми. Какое-то время местные спокойно подрабатывали у пришельцев проводниками и женщинами, но все закончилось едва ли не гуманитарной катастрофой. В лексике сетевой антропологии дело выглядит примерно так: «нигерыперестали заморачиваться что-либо делать сами, а джедаи из джи-ай, порвав узкопленочных японцев, свалили в свой лучезарный Пиндостан, попихав бульдозерами в море лишние джипы, ящики и прочие ништяки. «Охреневшие без привычной нямки нигеры Курешили общаться с духами сами»: они построили самолеты и аэродромы из прутиков и соломы и стали маршировать в оставшихся от американцев голубых джинсах, пугая небо бамбуковыми ружьями, нарисованными прямо на коже погонами, орденами, пуговицами, сакральными эмблемами USA, а также сигналами посадки и руления, заимствованными из аэродромной жестикуляции.
Неудивительно, что эту феерическую аналогию стали применять к любой имитации: от взрослого гламура до детского курения. Великий физик Ричард Фейнман отнес к этому всю псевдонауку.
В наших реалиях тоже слишком многое в эту схему просится само: от скупки элитных футбольных клубов до обилия люксовых иномарок, на содержание которых не хватает денег, а потому дорогие в обслуживании «лишние» функции отключаются умельцами в гаражах. Для получения эффекта даже не обязательно импорта; это может быть ряженое казачество или поверхностное православие, когда ритуализируется сам ритуал, то есть исполняется не таинство как таковое, а ритуал ритуала. Далее аналогия легко распространяется на всю политическую систему, использующую внешние формы западной рациональной процедуры как прикрытие ритуалов воспроизводства совершенно других отношений, свойственных культурам, вполне архаическим и примитивным. Сюда же попадают идеология, политическая философия, политология и социология, занимающиеся рационализацией иррационального – впихиванием местной политической архаики в современные западные модели и концепты.
Такой взгляд часто бывает полезен для более трезвой самооценки. Однако это тот случай, когда врач, лечащий заразное заболевание, сам рискует стать жертвой использования не до конца отмытого инструмента. Выясняется, что и концепт карго можно использовать как муляж, как инструмент, применяемый ритуально и не в соответствии с инструкцией пользователя. Тогда «исследование» сводится к конвейерному наклеиванию ярлыков карго на все подряд без критики самой этой квалификации. В этой картине мира наш политический ландшафт видится сплошь заставленным муляжами: те же взлетные полосы и радиовышки из дерева, телефоны из бамбука... Все это уже описано как местный карго-культ, засмеяно до дыр, но на этом эвристичность исчерпывается: если признано, что в этой стране все карго, то нет смысла и далее указывать на каждое вдруг попадающее в поле зрения явление. Однако без такого указывания на все новые и новые объекты все элементарно останавливается: сказать больше нечего, а хочется.
Антропология в полевых условиях
Правильная работа антрополога начинается с «поля» – с исследования материала на месте, с вживания в процесс изнутри, снимающего дефекты «первого впечатления» и «взгляда со стороны». В прикосновении к нашим политическим реалиям трудно удержаться от сарказма и здорового троллинга, но при этом важно и к себе относиться с подобающей иронией и самокритикой. На Западе от этого избавлялись долго и с трудом, как от проявления все той же «колониальной методологии».
 |
| Культ Карго живет и побеждает.
Фото с сайта www.nexusilluminati.blogspot.ru |
Дело тут не только в исследовательской этике, но и в перспективе развития концепции. При серьезном подходе все куда веселее. Например, можно автоматом записать любого владельца иномарки в многомиллионную группу всероссийского карго-ритуала, но тогда что делать с людьми, которые из вполне рациональных соображений покупают «Кашкай», хотя спокойно тянут на BMW? Или с мужиками, которые выбирают между надежностью хоженой иномарки и никакой стоимостью запчастей для «Жигулей» и «Газелей»? Купив наше «ведро с болтами», ты будешь лежать под ним между экскурсиями в плохой сервис, на зато починишь его везде и задаром. И, главное, никто не запишет тебя в имитаторы без суда и следствия. Карго – это ритуал, ритуал – это отношение, а отношение всегда привязано к людям. Можно видеть карго-ритуал в каждом, кто в этом переполненном жестью городе садится в авто и вливается в вечную пробку, а не спускается в «хтоническую задницу» метро, чтобы доехать без понтов, но быстрее. Но можно понять и людей, которые предпочитают пробку с бортовой музыкой тому же подземному пищеварительному тракту, из которого тебя в конце пути выдавливают в утрамбованной массе усталым, но недовольным.
Аналитические метафоры это всегда перенос. Но тогда в качестве проверочного возможно и обратное действие. Представим себе, что те аборигены носятся с самолетами не соломенно-муляжными, а с вполне себе железными и настоящими и, более того, часто летают на них по хозяйственным делам и в гости на другие острова или на континент (когда не выходит под парусом или на веслах). Тогда здесь пришлось разделить ритуал и рациональное использование вещи по ее прямому назначению. А затем и дифференцировать членов племени по степени готовности молиться на фюзеляжи или летать на них. Честно верить в магию или использовать ее внешние формы как инструмент воздействия на себе подобных. Это будет нечто более сложное, чем то, что заложено в классических карго-культах. Возможно, у нас мы имеем дело со специфическим эффектом «мерцающего карго», которое может появляться и тут же исчезать, перекрашиваться и менять ипостаси, мигрировать в социальном пространстве. Это интереснее, чем лепить ярлык на все, что ни попадет под руку, превращая уже и сам концепт карго в ритуал спасения, который делает тебя белым человеком с пробковым шлемом, а не мозгами, как у прочих соплеменников. В стране уже очереди на роль «единственного европейца».
Прямой перенос часто скрывает местную экзотику: в России имитируют и западные практики, и сами их имитации. Пример тому – история реформы технического регулирования. Цена вопроса – утрата половины всего контроля (помимо финансового). Жертвы регуляторов: энергетика, транспорт, связь, еда, наука, стройка, авиа- и кораблестроение, станки и производство изделий, похожих на автомобили, лекарства и ритуальные услуги медицины, нефть, химия, игрушки, пиво, металл, атом... Запрет ведомственного нормотворчества и переход на минимум закрепленных в регламентах норм прямого действия лишал «мастеров» регулировки произвола и кормушки. Те выдвинули встречный план – скопировать в РФ модель европейского «Нового подхода» (абстрактные директивы с гармонизированными добровольными стандартами). Неумная имитация на деле была виртуозным способом ничего не менять: ГОСТы и пр. в такой схеме остаются де-факто обязательными, регламенты пустыми, а восходящие потоки денег от коррупции – полными. В ЕС считали нашу модель более продвинутой («Новый подход возник там в тупике согласований между странами). А сомневавшихся приводила в чувство идея оставить в Европе их директивы и стандарты, но перенести туда наши суды, надзоры, коррупционные схемы и отношение к норме. Вопрос тут же снимался.
Но руководство РФ в такую «конвергенцию» верит до сих пор. Хотя ясно, что наши регуляторы делают эти соломенные аэропланы с сухим расчетом: чтобы никто не взлетел, раз некоторым и так хорошо.
Подобная схема встречалась даже в обрядах советской идеологической религии. Когда лет 30 назад на Градостроительном совете обсуждали чечулинский проект реконструкции Белорусской площади, поначалу все подавленно молчали, понимая, что ничего этого просто не может быть. Решился только один пожилой экономист, пояснивший, что проект не поднять, даже если бросить на него все строительные мощности, закрыв прочие объекты. На это классик советского зодчества невозмутимо возразил: Белорусская площадь – главные ворота на великом пути, соединяющем колыбель революции с мавзолеем вождя, так что... Ритуал сработал, но человек не был в нем верующим адептом, а разумно в него сыграл. Нюанс принципиальный, если помнить, как и во что верит настоящий носитель культа.
Сейчас так и чешутся руки прописать через карго все самое святое: Олимпиаду, Сколково, Роснано, саммиты, мосты, ракеты, факелы, а также всех тигриц, журавлей и рыб... Неплохо для сетевой публицистики, но для анализа важнее, что эти ритуалы по-своему вполне функциональны и рациональны. Камлания аборигенов в этом мире не срабатывают: груз с погибших кораблей или гуманитарная помощь с неба, если приходят, то не силой магии. У нас же магия вызывает вполне реальный золотой дождь с самого «неба» перераспределения федерального бюджета, в виде мистического дара, но в настоящих траншах и твердой валюте. Оценка результативности отечественной науки по индексам цитирования и пр. по форме то же карго чистой воды, однако и здесь в ритуалы уже мало кто верит, а их отправление вполне рационально используют как способ обосновать резекцию «лишних» людей, институтов и направлений. Выглядит как ритуальное жертвоприношение – убийство науки «наукой», хотя лучше начинать с перехвата ресурсов и недвижимости.
Между Западом
и Востоком
Меня всегда смущало это «между». Идеи социализма и коммунизма в их марксоидном исполнении были совершенно западным проектом, принятым в России к исполнению с восточным фанатизмом, что в итоге поставило страну «западнее Запада», который сдержался, напоровшись на кровавые революции. Да и сейчас в политике и морфологии власти мы часто оказываемся восточнее многих наших вестернизированных соседей по незападному полушарию. Поэтому дело здесь не сводится ни к среднему арифметическому между полюсами, ни даже к синтезу, более или менее продуктивному или, наоборот, деструктивному. Страну часто выносило именно «за полюса», в результате чего западные проекты последнего рывка в свободу воплощались радикальнее, чем в странах происхождения, порождая тирании и деспотии, какие к тому времени уже угасали и на самом Востоке.
Сейчас эта разнесенность за полюса сохраняется, причем сразу по многим осям, хотя и в снятом виде. Западники и патриоты по-прежнему в состоянии холодной гражданской войны. Поляризованы либералы и либертарианцы, с одной стороны, и этатисты, державники и одухотворенные империалисты – с другой. Нагнетается раскол между скептиками-атеистами – и официальной церковью с полным штатом ее экзальтированных защитников, в лампасах и без.
На этом фоне неудивительно, что даже попытки проработать нашу реальность на ее собственных основаниях приводят к новой сегрегации. Возникают две карго-касты: одни, как дети, играют политическими фонариками и зажигалками от «мирового цивилизованного», другие язвительно комментируют этот цирк... и при этом сами косят под ослепительно белых людей, свысока разоблачающих смешное карго соплеменников. Критика имитации сама становится культом, но уже в квадрате, второй степени. Этот культ еще смешнее, потому что тот все же про богов, а этот про себя ироничного.
Даже в нашей политике, в политическом театре и описывающей его политологии все одновременно и не «как у белых людей», но и не чистая имитация. Скорее это гибрид, сросток того и другого – магия с элементами реального функционирования предметов ритуала и, наоборот, техника рационального решения проблем с имитацией магии. Здесь натуральное и имитационное (металл и солома) перепутаны хитрейшим образом. Особый случай симбиоза ритуала с реально работающей машиной. Здесь даже вновь возрожденное «славный подарок получили к празднику жители...» – не чистый ритуал. Результат такого симбиоза, например, известное заявление о финансировании Чечни Аллахом.
То же с выборами, которые одновременно и имитация, и нет – иначе откуда такая головная боль для общества и власти. Более того, если брать динамику, здесь просматривается «карго наоборот». Там, на островах, железные самолеты улетели и вместо них построили бамбуковые, чтобы снова прилетели железные. У нас же сама власть методично отрезает от самолета оставшиеся работающие части, меняя их на соломенные – чтобы никто никуда не летал и лишнего не приманивал. Недострой политической системы последовательно завершают, вплотную приближаясь к состояниям макета или демонстрационной модели.
Надежда на одно: чем больше соломы в политике, тем меньше ее в головах у людей, тем меньше карго-иллюзий. Это еще надо уметь верить в самолеты из прутиков, когда кругом летают настоящие и с грузом.
