Денис Волков
«Экстремистские книги везете?» – «Хижину дяди Тома».
Фото PhotoXPress.ru
При этом насилие по отношению к представителям других национальностей одновременно может быть как составной частью происходящего (погром, избиение приезжих), так и иметь более глубокие последствия. Если информация о событии попадает в СМИ, послепогромный шоковый эффект ощущают на себе широкие слои населения: резко вырастают чувства страха, незащищенности, подозрения и агрессии по отношению к мигрантам. Подобный эффект Левада-Центру удалось зафиксировать в опросе общественного мнения в декабре 2010 года (спустя несколько дней после событий на Манежной площади в столице). Общероссийский октябрьский опрос 2013 года, который был проведен через две недели после событий в Бирюлево, показал, что именно у москвичей по сравнению с остальными группами населения ксенофобские и антимигрантские лозунги находили наибольшую поддержку.
Интервью с участниками беспорядков на Манежной площади и молодыми футбольными фанатами из российских регионов, следившими за событиями в столице декабря 2010 года в Интернете, которые проводил Левада-Центр несколько месяцев спустя, позволили получить информацию, полезную для анализа похожих явлений. Тогда респонденты объясняли произошедшее тем, что «в Москве давно такое назревало», «накипело, как себя кавказцы плохо ведут, и убийство – это было просто верхом терпения», поэтому «взбунтовался народ». «Народ уже взбесился: сколько можно?! Их убивают. Убивают! А убийц отпускают. Как можно так жить дальше, тем более в столице страны?» «Именно своим безразличием вот этим, что власти отпустили виновных после того, как они застрелили пацана», «этих людей поймали, но потом сразу же отпустили; я считаю это несправедливо».
Среди опрошенных преобладало общее недовольство ситуацией в стране, правительством, которое «очень многое делает для себя, но не думает, как населению плохо», «для себя, а не для людей», «думает, как набить свой карман, а не сделать так, чтобы всем было хорошо», отсутствие ясных жизненных перспектив, смутные представления о будущем: «Ждем лучшего, но вот что будет дальше – один Бог знает… если судить по тому, что происходит сейчас, конечно, будет только хуже».
Когда общественное напряжение достигает предела и «терпеть уже невозможно», любое происшествие, которое вызывает ощущение несправедливости, может активизировать какой-то из существующих «дремлющих» социальных конфликтов, перевести его в открытую фазу, и копившееся напряжение выходит наружу, выливаясь в массовые выступления. Таким событием может стать отмена монетизации льгот, фальсификации на выборах, убийство представителем нерусской национальности футбольного фаната или местного жителя и т.д.
На материале интервью видно, что социальные проблемы приобретают дополнительную остроту, если они объясняются в этнических терминах: коррупция, которая стала повседневной нормой («взятки ни для кого не секрет», а принимаемые меры – «показуха» и «все будет так же, как и было»), оказывается неприемлемой, если дает преимущества «приезжим» перед «русскими» – «милиция защищала этих нерусских, вот это взбесило». Истолкование конфликта в этнических терминах (часто при участии активистов националистических организаций, подключающихся к разгорающемуся конфликту с тем, чтобы «поймать протестную волну» и использовать происходящее для пропаганды своих идей и рекрутирования новых сторонников) привлекательно своей простотой, так как делит мир на «своих и чужих», «хороших и плохих», «русских и нерусских». При этом неизбежно используется язык вражды и увеличивается опасность насилия.
Все сказанное выше открывает две тенденции в массовых настроениях россиян. Это, во-первых, общие беспокойство и неуверенность в будущем, нарастающие с 2009 года на фоне продолжающегося экономического спада. Во-вторых, отмечается заметный рост ксенофобии во всех слоях российского общества, усилившийся в последние два-три года.
До сих пор главным последствием нынешнего экономического спада для населения страны было не падение уровня благосостояния, а нарастание неопределенности в отношении будущего российской экономики, способности правительства справиться с экономическими трудностями, иными словами, ощущение, что стабильность кончилась. Это сопровождалось падением рейтингов одобрения президента и премьера (начиная с 2009 года), снижением доверия основным политическим институтам.
В условиях несменяемости власти, в отсутствие надежды на обновление курса и альтернативной программы действий происходит снижение легитимности не только людей, находящихся у власти, но и системы в целом. Общий рост недовольства и напряжения усиливает протестные настроения, которые остаются непродуктивными, так как не структурированы механизмами участия граждан в политике. Это благодатная среда для несистемных оппозиционных политиков, а состояние миграционной политики – отличная мишень для критики. Так как доступ во власть этим политикам закрыт, они могут не стесняться в выражениях: чем резче будет звучать их критика – тем лучше для них.
С увеличением информационных и организационных возможностей оппозиции их слова уже невозможно игнорировать. Власти наверняка будут пытаться возглавить борьбу с нелегальной миграцией (что подтверждается ходом избирательной кампании в Москве), так как до сих пор их излюбленной стратегией был перехват самых популярных лозунгов оппозиции, будь то необходимость прозрачных выборов или борьба с коррупцией. А как показывают опросы общественного мнения, антимигрантские настроения широко распространены.
Согласно общероссийскому исследованию Левада-Центра в октябре 2013 года (уже после погромов в Бирюлево), 66% населения поддерживало лозунг «Россия – для русских!», и это самый высокий показатель за 11 лет наблюдений. Лозунг «Россия – только для русских!» в прошлом году поддерживали 41% респондентов. Призыв «Хватит кормить Кавказ!» сегодня пользуется популярностью у 71% россиян (рост с 62% в 2011 году). Больше половины респондентов, согласно тому же опросу, считают, что необходимо ограничить пребывание на территории нашей страны кавказцев (так ответили 54%), китайцев и выходцев из среднеазиатских республик (по 45%), вьетнамцев и цыган (по 32%). При этом наибольший рост негативных оценок за последние три-четыре года произошел в отношении приезжих из Средней Азии – более чем в полтора раза.
В целом 69% опрошенных в июле 2013 года (против 29%) считали пребывание мигрантов в их регионе чрезмерным. Кроме того, 63% поддержали бы ограничение приезда в свой город выходцев даже из других регионов страны. Самой популярной мерой по отношению к мигрантам считается введение визового режима со странами Средней Азии и Закавказья, за это сегодня выступают 84% опрошенных.
 |
| Не митинг, а книга о вкусной и здоровой пище.
Фото Reuters |
При этом более половины населения (57%) уверены, что «работу, которую выполняют мигранты, готовы делать их родственники и знакомые» (противоположного мнения придерживаются 27%). Тема «распущенности» и «бескультурья» приезжих постоянно всплывает на фокус-группах, которые проводит Левада-Центр. Помимо прочего, 42% россиян считают одной из главных причин беспорядков в Бирюлево «вызывающее поведение» самих мигрантов.
Треть населения (34%) вообще склонна винить «нерусских» «во многих бедах нашей страны».
Мнение о каком-либо благотворном влиянии мигрантов не распространено: лишь 24% опрошенных в октябре 2012 года согласились с утверждением о том, что «мигранты в целом способствуют развитию российской экономики» (43% с этим не согласились). Утверждение, что «мигранты обогащают российское общество тем, что приносят с собой новые идеи и культуру», поддержали тогда 19%, не поддержали 46%.
Опросы показывают, что уровень нетерпимости в отношении приезжих и людей «нерусской национальности» заметно вырос в последние два-три года. В октябре 2013 года 42% респондентов отмечали, что в городе или районе, в котором они проживают, отмечается межнациональная напряженность, это почти в два раза больше, чем два года назад. Рост антимигрантских настроений в особенности характерен для Москвы, где проблема «засилья мигрантов» переместилась на первое место в списке главных проблем, которые тревожат москвичей, – с 30% в декабре 2010-го до 55% в июле 2013-го (в разгар избирательной кампании). Сходным образом в октябрьском общероссийском опросе именно москвичи демонстрировали наибольшую неприязнь в отношении приезжих. В остальном мнения распределились достаточно равномерно по социально-демографическим группам, несколько агрессивнее других высказывались самые молодые и самые обеспеченные респонденты. Люди с высшим образованием отнюдь не проявляют больший уровень толерантности.
На фоне резкого роста ксенофобских антимигрантских настроений в последние два-три года уже несколько лет не меняется число тех, кто чувствует в отношении себя враждебность со стороны мигрантов. Этот показатель держится на уровне 18% от общего числа опрошенных, большинство (80%) ничего подобного не отмечают. Не свидетельствует ли этот факт о том, что ксенофобские настроения обусловлены не столько конкретными действиями приезжих, сколько сложившимися в отношении них стереотипами и общим ростом фрустрации и недовольства в российском обществе?
Директор Левада-Центра Лев Гудков объясняет рост националистических настроений смещенной агрессией: невозможностью достичь желаемого уровня жизни, незащищенностью от произвола государственных органов, отсутствием жизненных перспектив – все это вызывает агрессию, которая и вымещается на гастарбайтерах. Ситуация усугубляется тем, что в публичном пространстве мало представлена или вовсе не представлены позиция и интересы самих мигрантов.
Итак, высокий уровень неопределенности будущего и неуверенности в завтрашнем дне способствует увеличению общественного напряжения, что в конечном итоге приведет к новым протестным выступлениям. Наблюдающийся рост ксенофобии, который сам частично вызван общей фрустрацией, позволяет предположить, что существующее недовольство все чаще будет прорываться наружу по поводу событий, связанных с межэтническими конфликтами.
Однако вряд ли националистические организации в ближайшее время смогут серьезно укрепить свои позиции. Вспомним, как реагировала власть на гражданские протесты 2011–2012 годов: достаточно быстро от контрмобилизации своих сторонников она перешла к подавлению любой публичной активности. Нынешняя политическая система настроена не на представительство интересов различных общественных групп, а на их подавление (в этом тоже значительный конфликтный потенциал), и любые не зависимые от власти активисты, будь то «белоленточники», националисты и даже сторонники режима, угрожают существующему статус-кво.
Сильные независимые националистические организации российской власти не нужны, но диффузные (и потому управляемые) ксенофобские настроения могут быть ей выгодны как средство смещения общественного недовольства на чужаков. Использовав антимигрантскую тему на московских выборах, власть (если судить по сдержанным заявлениям президента) не спешит раскручивать ее дальше. Напрашивается аналогия с антикоррупционной кампанией, которую начали в ответ на действия оппозиции, но уже хотят притормозить. Вопрос в том, до каких пор можно играть на страхах и эмоциях населения и где та грань, за которой события могут выйти из-под контроля. По мере развития экономического кризиса и общего роста общественного недовольства, снижения легитимности основных государственных институтов (в отсутствие механизмов регулярной ротации власти), постепенной утраты монополии на формирование повестки дня режим теряет свободу маневра. Даже частичная потеря управления на фоне растущих ксенофобии и межнациональной напряженности может обернуться неуправляемой волной насилия.
