Демография и террористические угрозы (часть 2)

Рис. 5. Несоответствие распределения населения и территории мира по крупным регионам.

Начало

Трудный путь модернизации

Все или почти все они вступили или вступают на путь модернизации в надежде рано или поздно догнать ушедшие далеко вперед развитые страны. Эта догоняющая модернизация поначалу чаще всего воспринимается как инструментальная: заимствование западных технологий, медикаментов, вооружений при попытках сохранить хотя бы частично традиционные социальные отношения, традиционные ценности и нормы. Но стремление соединить современные «вершки» с традиционными «корешками» везде терпит неудачу. Традиционные отношения и традиционная система ценностей не выдерживают столкновения с новыми условиями жизни – с распространением власти денег, перемещением населения в города, всеобщим образованием. В этом ряду – и с очень большим весом – стоят и небывалые демографические перемены.

Демографическое поведение всегда очень тесно связано с главными экзистенциальными ценностями человека, такими как жизнь, смерть, рождение человека, секс, взаимодействие полов. Отношение к таким ценностям входит в основания любой культуры, в представления о добре и зле, о допустимом и недопустимом, закрепляется в религиозных нормах и светских законах.

Трудно себе представить более глубокие изменения всех этих оснований, чем те, которых требует одно из величайших достижений человечества – небывалое снижение смертности.

Взять хотя бы положение женщины. В прошлом оно везде было не таким, как сейчас. Но в Европе про это уже забыли. А в исламских странах эти вопросы все еще актуальны. Должна или не должна женщина получать образование? Можно ли ей разрешить водить автомобиль? Допустить к выборам? Позволить занимать те или иные посты и должности? Может ли она иметь те же права, что мужчина? Все это еще остается предметом обсуждения.

Но если приходится признать и одобрить планирование семьи и низкую рождаемость, то нельзя избежать и цепочки неизбежных следствий, затрагивающих всю систему традиционных норм, веками регулировавших частную и семейную жизнь человека, институт брака, отношения между родителями и детьми, между мужем и женой. А также семейные и социальные роли мужчины и женщины, представления о семейной морали. Новые условия демографического бытия делают женщину более свободной, и уже ничто не может остановить радикальных изменений в ее положении в семье и обществе.

Это лишь один из примеров, которые показывают: хотим мы этого или не хотим, но демографические нововведения становятся одним из острейших клиньев, которые раскалывают вековой традиционный порядок.

Особенность демографических перемен заключается еще и в том, что они затрагивают буквально каждого. Практически все семьи почти одновременно вовлекаются в эти перемены и начинают если не понимать, то ощущать: жизнь требует отказаться от очень многого, что вчера еще казалось святым, нужны новые нормы морали и правила поведения, нужна переоценка ценностей. В свое время в Европе эта переоценка шла веками – у нынешних развивающихся стран нет такого запаса времени, перемены совершаются чуть ли не на протяжении жизни одного поколения.

При столкновении с потоком стремительных и глубоких перемен – а демографические перемены, повторимся, только часть этого потока, но очень важная, – мало какой стране удается избежать тяжелой ломки, острого конфликта внутри культуры и общества, кризиса идентичности и культурного раскола, появления фанатичных сторонников нового и не менее фанатичных защитников старого.

Это очень болезненный период для любого общества. Оно оказывается на распутье, о котором образно сказал один африканский антрополог, приведя две спорящие между собой африканские пословицы:

«Лучше разрушить деревню, чем разрушить обычай»;

«Когда река меняет русло, крокодил следует за ней».

Рис. 6. Население России и население Азии – фактическое и по прогнозу ООН, тыс. человек.

Перемены – в том числе и демографические – происходят в обществах, которые уже затронуты в той или иной степени модернизацией, уже пришли в движение, начали отход от патриархальности, двинулись из деревни в город. В них разрастаются промежуточные, маргинальные социальные слои, полусельские, полугородские, к тому же еще и полуобразованные, переживающие кризис и раздвоение собственной культурной идентичности. Ни мужчин, ни женщин уже не удовлетворяют старые нормы жизни, и они еще не готовы полностью принять новые, они находятся на распутье. Отсутствие твердой почвы под ногами делает их очень восприимчивыми к упрощенным «фундаменталистским» идеям, помогающим, как им кажется, избавиться от культурной раздвоенности и вновь обрести свое «я».

И таких людей – миллиарды.

Ситуация осложняется еще одним демографическим обстоятельством: население большинства развивающихся стран очень молодо.

Так называемый медианный возраст населения России – 39 лет. Это значит, что половина россиян – моложе 39 лет, половина – старше. В Сирии половина населения моложе 21 года. В Нигерии – моложе 18 лет.

Огромное количество молодых людей, подростков, почти детей, полуобразованных, а то и вовсе необразованных, не видящих перспективы, вырастающих в бедных, маргинализующихся обществах, легко поддается манипулированию, управлению с помощью броских лозунгов, рассчитанных не на понимание, а на слепую веру.

В поисках виноватых

Население России в 1950 году составляло 101 млн человек, в 2015-м – уже 144 млн (без Крыма). Стало быть, оно выросло менее чем в полтора раза. Население Нигерии, в 1950 году составлявшее 39 млн человек, в 2015-м дошло до 182 млн. Рост в 4,5 раза за 65 лет – следствие небывалого снижения смертности. Младенческая смертность в Нигерии с 1950 года сократилась с 201 до 76 на 1 тыс. родившихся (это российский уровень 1955 года), рождаемость же снизилась очень мало – с 6,4 до 5,7 рождений на одну женщину. Прогноз ООН для Нигерии – 500 млн человек к середине века.

Понятно, какие колоссальные проблемы для страны порождает столь стремительный рост населения и насколько важна для Нигерии экономическая, социальная и демографическая модернизация, которая одна только и способна хотя бы смягчить нарастающее напряжение, в частности остановить продолжающийся демографический взрыв. Но здесь, как и везде, модернизация порождает огромные противоречия, связанные, среди прочего, и с культурным расколом, всегда сопровождающим переход от старого к новому, особенно если переход совершается очень быстро.

Хотя главные источники культурного конфликта – в самом развитии этих стран, меняющем привычную ситуацию (в целом с пользой для общества), защитники старого, как правило, не признают внутреннюю природу конфликта, а ищут его истоки в заразе, занесенной извне, во внешнем заговоре, в деятельности иностранных агентов, что приводит к формированию образа ненавистного внешнего врага. В качестве такового чаще всего выступает Запад, однако тут дело не в географии, это просто символическое обозначение всего того, что, сопровождая модернизацию, не вписывается в систему традиционных ценностей, унаследованных от прошлых эпох.

Это давняя история. Известно противостояние славянофилов и западников в России. Наш Николай Данилевский писал, что «борьба с Западом – единственное спасительное средство для излечения наших русских культурных недугов». Но славянофилы были выучениками немцев, которые тоже боролись с Западом, только он у них начинался к западу от Рейна. Известная книга Шпенглера, называющаяся в русском переводе «Закат Европы», на самом деле называется «Закат Запада» (Der Untergang des Abendlandes) и так и переводится на все языки: The Decline of the West, Le D?clin de l'Occident. Стоит ли удивляться, что лозунги борьбы с Западом написаны на знаменах борцов со своими «культурными недугами» в Азии или Африке?

В период агонии традиционализма защита традиционных ценностей от внешнего супостата обладает огромным мобилизационным потенциалом, который обычно тем более востребован, чем больше в обществе нерешенных внутренних экономических и социальных проблем. А в бедных, недостаточно экономически развитых странах с быстро растущим населением таких проблем более чем достаточно. Реальная острота проблем, отсутствие альтернативных путей их решения и слепая до фанатизма вера в мобилизующие лозунги ведет к радикализации широких социальных слоев. И напомним еще раз, что это происходит в странах, где половина населения моложе 20 лет.

Им уж точно ясно, против кого должен быть направлен их радикализм. Если женщины – по крайней мере какая-то их часть – хотят занять в семье и обществе иное, чем полагалось в прошлом, место – то это не потому, что новые демографические условия делают жизнь женщины, непрерывно рожающей детей, бессмысленной и открывают перед ней совершенно иные перспективы, а потому, что это навеяно западными идеями, западным образованием и т.д. А западное образование греховно.

Это выражение – «западное образование греховно» на языке хауса (один из африканских языков) звучит как «Боко харам». Так называется террористическая группировка в Нигерии, которая уже много лет наводит ужас в северо-восточной части этой страны. В 2014 году боевики этой группировки напали на лицей и похитили 270 школьниц, заявив, что «девочки должны покинуть школу и выйти замуж», – и это лишь одно из десятков их террористических выступлений, сопровождающихся обычно убийством большого числа людей. В январе 2015 года боевики «Боко Харам» сожгли 16 городов и деревень на севере Нигерии, а в марте 2015-го присягнули ИГ, объявив себя «Западноафриканской провинцией Исламского государства».

Неудивительно, что террористические группировки в регионах преобладания ислама рядятся в исламские одежды. Однако корень проблемы не в исламе. «Красные кхмеры», зверствовавшие побольше, чем нынешние игиловцы и тоже ненавидевшие Запад, не были мусульманами. А вот медианный возраст жителей Камбоджи в 1970-е годы, когда там разворачивались полпотовские зверства, составлял 17–18 лет.

Корень проблемы – в трудноразрешимых экономических и социальных проблемах большинства стран третьего мира, многократно усложненных небывалым демографическим ростом и неизбежной трансформацией всех демографических процессов.

Миграция: давление и сопротивление

Рис. 7. Медианный возраст населения крупных регионов мира.

Картина нарастающего «демографического навеса», хорошо видная на рис. 4, говорит о том, что уже полвека назад можно (и нужно) было задать себе вопрос о потенциальном давлении третьего мира на «золотой миллиард», «глобального Юга» на «глобальный Север» и о том, к чему оно может привести. Такое давление может быть вызвано разными причинами и принимать разные формы.

Одна из них, пожалуй, наиболее очевидная – миграция. Миграции играли очень важную роль в перераспределении населения по территории нашей планеты на протяжении всей человеческой истории. Наиболее крупные миграции недалекого прошлого – вплоть до Второй мировой войны – были направлены из Европы за океан: либо в новые страны европейского заселения в Америке или Океании, либо в заморские колонии европейских государств. Но после войны направление миграционных потоков изменилось, и Европа из части света, отдающей население, превратилась в принимающую.

Сначала притоку мигрантов в Европу не придавали большого значения, но мало-помалу стала нарастать тревога. Масштабы явления были осознаны не сразу. Лишь постепенно озабоченность притоком мигрантов стала проникать в общественное сознание европейских стран и даже США – традиционной страны иммиграции. Появились активные противники иммиграции, отношение к ней превратилось в карту во внутриполитической борьбе. Сравнительно недавно британский демограф Дэвид Коулмэн сформулировал обобщенное представление о «третьем демографическом переходе» как о фазе глобальных демографических перемен, когда масштабы миграционного притока из стран третьего мира начинают угрожать сложившейся этнокультурной и даже политической идентичности населения принимающих их развитых стран.

Вопрос заключается в том, насколько осознание этой угрозы позволяет ее предотвратить. Весь диапазон недовольства нарастающей иммиграцией – от академической позиции Дэвида Коулмена до радикальных лозунгов ультраправых европейских политиков – ведет лишь к разного рода предложениям по поводу того, как должны себя вести по отношению к миграции страны, принимающие мигрантов. Но какую силу могут иметь эти предложения для тех стран, из которых исходит миграционное давление? Ведь они-то как раз заинтересованы в миграции своих граждан – хотя бы по экономическим соображениям. По оценке Всемирного банка, скорее всего неполной, сумма денежных средств, переводимых мигрантами в развивающиеся страны, которая еще в 1980 году составляла 18 млрд долл., к 2014 году выросла до гигантской величины – 436 млрд долл. Эмиграция – хоть какая-то отдушина для перенаселенных, испытывающих недостаток рабочих мест стран, проблеск надежды для не находящих себе места в жизни молодых людей.

Мы видим, как люди на утлых лодчонках, рискуя жизнью и часто расплачиваясь за это жизнью, пытаются добраться из бедной Африки в богатую Европу, и даже с этим бывает сложно справиться. Насколько наша способность воспрепятствовать миграции соизмерима с силой давления, идущего с той стороны?

Миграционный напор – наиболее очевидная форма давления демографического большинства на демографическое меньшинство, пока скорее стихийная. Но могут быть и более организованные, государственные формы давления.

Средний россиянин – небогатый человек, но Россия – богатая страна. Она богата территорией, самой большой в мире. У нее есть немало земель, пригодных для сельского хозяйства, а в мире с такими землями дела обстоят плохо, их не хватает. Богаты мы и пресной водой, а наш сосед Китай очень в ней нуждается. Где гарантия, что в один прекрасный день он не попросит с ним поделиться? Дескать, вода – божий дар, который не может принадлежать одной стране. Конечно, международным правом такие аргументы не предусмотрены, но всегда ли соблюдается международное право? Есть у нас и другие природные ресурсы, которые могут кому-то понравиться.

Конечно, со стороны Европы таких претензий к России мы не услышим. А со стороны Азии – почему же нет? Они ведь понимают, что мы принадлежим к глобальному меньшинству, от которого к тому же и отгораживаемся все время. А я бы не отгораживался, а скорее прижимался к нему, потому что все серьезные проблемы, с которыми может столкнуться Россия, вызревают в Азии.

Из Азии и доносятся до нас первые раскаты возможного будущего грома, которые мы сейчас называем терроризмом.

«Мятежвойна» полковника Месснера

Рис.8. Медианный возраст населения по странам мира.

Возьмем те же миграции, от которых полностью отгородиться, видимо, не сможет ни одна страна. Все страны мира давно превратились в сообщающиеся сосуды. Россия уже сейчас принимает больше всего мигрантов из Азии, пока, правда, из среднеазиатского «подбрюшья» (так его назвал, кажется, Черчилль). Но это тоже уже не Советский Союз. Пусть большинство приезжает с самыми мирными намерениями, я уверен, что это так, но ведь нельзя исключить и проникновения носителей радикалистских сил и идей, вызревающих в третьем мире. Как избежать их распространения, а тем более их реализации на практике в России (но это же относится ко всем развитым странам, принимающим мигрантов)?

Миграции, иногда и весьма масштабные, – обычная вещь в мировой истории, но это не значит, что все запомнившиеся миграции были мирными. Напротив, чаще всего они имели характер военных нашествий, завоевательных походов. Великое переселение народов мало напоминало, скажем, крестьянские переселения в России XIX века, имя Аттилы до сих пор наводит ужас. Походы Чингисхана, арабские завоевания, распространение на огромные территории турок-османов – все это были разновидности миграций.

В истории многое повторяется, хотя и не буквально. Даже если предположить, что давление «демографического навеса» на демографическое меньшинство приобретет военные формы, это не будут набеги конных лучников и это не будут окопы Сталинграда. Это будет что-то другое.

Конечно, время от времени возникают группировки вроде Талибана или ИГ, называющие себя государствами и пытающиеся установить свои порядки на определенной территории, но это происходит внутри третьего мира и вроде бы не представляет непосредственной угрозы для развитых стран. Кто рискнет напасть на военных тяжеловесов XXI века, обладающих ядерным оружием, баллистическими ракетами, всем невероятным арсеналом современных вооружений?

Но это не значит, что на них вообще нельзя напасть. Более того, мы видим, что они все чаще становятся жертвами нападений, которые сейчас принято называть террористическими актами. Сегодня уже трудно назвать страну, обладающую высоким военным потенциалом – от Израиля до США и России – и не подвергавшуюся террористическим атакам, и эти атаки учащаются. При этом почти всегда следы ведут в третий мир.

По сути, речь идет уже не просто об отдельных, «штучных» террористических актах, которые в конце концов бывали всегда и имели конкретную цель – цареубийство, политическую месть, запугивание и т.п. Скорее, это заставляет думать об особом виде войны, которую ведут слабые против сильных доступными им методами. Но эта слабость – кажущаяся, потому что атакующие опираются на неограниченные человеческие ресурсы и на беспредельный фанатизм своих солдат.

И это тоже можно было предвидеть, чтобы готовиться к этой войне, а не к прошлой, чем всегда занимаются генералы мирного времени.

У нас мало кому известно имя Евгения Месснера, бывшего полковника царской армии, жившего в эмиграции и запятнавшего себя сотрудничеством с нацистами. Но сегодня его имя приходится вспоминать в связи с тем, что он-то как раз и предвидел характер будущей войны. В своей книге «Мятеж – имя Третьей всемирной» он писал о том, что в будущей войне «воевать будут не на двумерной поверхности, как встарь, не в трехмерном пространстве, как было с момента нарождения военной авиации, а в четырехмерном, где психика воюющих народов является четвертым измерением». Такую войну он и обозначил придуманным им словом «мятежвойна».

Не знаю, увязывал ли Месснер свои рассуждения с грядущими демографическими изменениями, думаю, что нет. Но в том, что эти изменения создали дополнительные и очень серьезные предпосылки для развертывания глобальной «мятежвойны», я не сомневаюсь. А то, что мы пытаемся ответить на вызовы этой войны с помощью аэрокосмических сил, свидетельствует, по моему мнению, о том, что мы к этой войне не готовы.