Павел Гутионтов
Светлые военные грезы... Фото Reuters
Так получилось, что за последнее время я побывал в нескольких неблизких от столицы регионах, послушал выступления перед местными журналистами губернаторов, людей, естественно, разного уровня образования, культуры, темперамента.
Но говорили все, в сущности, очень похоже: призывали в условиях информационной войны, развязанной против России, сплотиться, отмести все мелкое и частное. Один прямо рубанул: поддержите власть, подставьте свое плечо – чтоб все мы выстояли, не сломились. Кстати, ему одна бойкая на язык редакторша тут же задала встречный вопрос: я бы, мол, с готовностью плечо подставила, но подскажите, кому именно – за три года у нас в районе четвертого главу администрации сажают…
Но это – к слову.
Главное произнесено.
И тут же в сознании энергичных людей началась война, на фронты которой по всей стране едва успевают подвозить боеприпасы, а по всем железнодорожным путям грохочут литерные эшелоны с юными и зрелыми добровольцами, которые горланят бодрые песни, гордо именуют себя чьими-то «пехотинцами», носят на неприличных местах наклейки со странной надписью: «Можем повторить». Вероятно, под впечатлением 70-летия Победы имеется в виду новое взятие Берлина и соответственно водружение знамени над Рейхстагом.
Мы как-то не заметили, что война сегодня стала не просто фигурой речи, а образом мышления, представлением не самого плохого будущего. Такая трансформация коснулась и журналистики, поэтому она вдруг стала выступать в несвойственной ей стилистике.
В частности, сегодня есть немало коллег, которые не хотят вникать в доводы оппонентов и спорить с ними, строго соблюдая правила полемики, принятые в приличном обществе. Некоторые уже научились смотреть на несогласного оппонента, словно сквозь прорезь прицела, не отвлекаясь на неуместные мысли, считая свою правоту окончательной и не подлежащей обжалованию.
История показывает, что журналистика военного времени часто находится вне строго профессиональных оценок. Другие цели, другие методы их достижения. Как ни банально, но выражение «война все спишет» начинает что-то списывать уже в нынешнем, невоенном времени.
Но ведь даже минувшая война и работа на ней журналистов вызывает сегодня не столь однозначное чувство. Взять ту же публицистику Ильи Эренбурга периода Великой Отечественной.
Все ли факты, которые он приводил в своих публикациях, выдерживают самую щадящую проверку, не слишком ли среди них много «распятых мальчиков», рожденных в том числе и силой собственного воображения? Конечно, мы знаем, что враг совершил на нашей земле неисчислимые преступления, и пламенное слово Эренбурга вселяло в сердца защитников родины праведный гнев, поддерживало святую ненависть к врагу, приближало Победу, и нет, как известно, цены, которой мы бы не заплатили за ее приближение,
Но даже в тех условиях существовало это разделение на журналистов и пропагандистов. И кстати, не только у нас, но и на стороне злейшего врага, если почитать газеты того же времени, только издававшиеся по другую сторону фронта. Там тоже были разные уровни правдивости со сравнимой степенью талантливости, убежденности.
Были и чудовищные преувеличения, дикое вранье – с той же страстной жаждой победы, ради которой ничего не жалко.
Но не судят, как известно, победителей. А вот побежденного журналиста Штрайхера в Нюрнберге как раз судили и повесили. И лично меня как-то не тянет возвысить свой голос протеста против расправы над журналистом Штрайхером, рыцарем информационной войны, высказывавшим на страницах газеты свое мнение – и только.
Наверное, судьба журналиста Штрайхера сложилась так, как сложилась, только потому, что общественной коллегии по жалобам на прессу, которая объективно исследовала бы его публикации, указала бы на нарушения им этических и профессиональных норм, чем предотвратила его неуклонное падение в пропасть, такой коллегии в Германии тогда, увы, не существовало. Да и послушал бы журналист Штрайхер такую коллегию, явился бы на ее заседание, не отозвался бы высокомерным письмом в ее адрес – не знаю.
Не думал же журналист Штрайхер, что войны кончаются, а подшивки остаются. И за все написанное и сказанное ответить придется – в том числе перед победителями.
В связи со всем этим хорошо бы ответить себе на несколько простых вопросов. Действительно ли идет война и кого с кем? Кто нам ее объявил? Где они, наши враги, если действительно в New York Times, в Spiegel каком-нибудь, на Би-би-си, то знают ли там о наших героических пропагандистских подвигах, испытывают ли урон от наших ударов? Или, страшно сказать, все наши усилия направлены исключительно на то, чтоб вселять в сердца соотечественников праведный гнев, поддерживать святую ненависть безотносительно к тому, собирается ли кто-то топтать наши просторные поля и мучить наших прекрасных девушек? А может, и правда дело только в том, чтоб найти веские резоны сплотиться и «подставить плечо» еще не проворовавшемуся главе района где-то в глубинной России?
Мне представляется, что слово «пропаганда» в качестве альтернативы подлинной журналистике выбрано не совсем точно. Потому что любого журналиста, тем более настоящего, имеющего пристрастия и убеждения, в пропаганде обвинить легче легкого.
Например, великий журналист Ярослав Голованов жизнь положил на пропаганду достижений науки, а великий Василий Песков – на пропаганду защиты природы, Симон Соловейчик – на пропаганду опыта педагогов-новаторов. Анатолий Аграновский тратил силы на пропаганду бригадного подряда, а нынешний журналист Леонид Никитинский – пропагандист суда присяжных. Столь же неутомим Михаил Федотов – известный пропагандист правового решения возникающих в обществе проблем…
Кто-то скажет, в политике без пропаганды нельзя. Пожалуйста, пропаганда общечеловеческих ценностей, демократии, свободы – есть ведь еще в нашем цехе те, кто способен на такую пропаганду и с критикой в свой адрес согласится.
Кстати, на дневном отделении факультета журналистики студенты в свое время получали военно-учетную специальность «спецпропагандист», в отличие от просто «пропагандиста», «агитатора» и «организатора», каковыми по определению назначались с получением диплома. И «спецпропагандист» в отличие от просто «пропагандиста» учился развертывать контрпропаганду, манипулировать информацией, работать в режиме спецопераций. Он учился побеждать в войнах.
Сейчас такой пропагандист думает, что это его время. Может, ему не дают покоя лавры Эренбурга? Но у последнего есть оправдание: его война была Великая и Отечественная, единственная такая во всей нашей истории. А на какой фронт собираются те, кто поддается военной истерии? Об этом им лучше спросить у мастеров создавать угрозы России всегда и по любому поводу. В собственных головах этих мастеров никакой войны нет. Думаю, только в этом с них можно брать пример.
