Владимир Лукин Прежде чем говорить об интересах России, надо определить самого носителя этих интересов: о какой России - пространственной, политической, идеологической и т.д. - идет речь? Процесс нового самоопределения России далеко не завершен, и с нынешнего исторического перекрестка просматриваются по крайней мере три возможных варианта российского будущего: 1) национальное демократическое государство; 2) авторитарно-имперская Россия; 3) развал Российского государства на слабые, конфликтующие между собой куски.
Последний вариант, к сожалению, возможен, но бессмыслен с точки зрения анализа интересов такой России. Второй вариант также, увы, возможен (в т.ч. и как реакция на нарастающую угрозу первого), но исторически он тупиковый. Жестко авторитарная, ощетинившаяся Россия окажется в новом враждебном окружении - более тесном, чем раньше; станет в современном мире уязвимым анахронизмом, утратившим способность к социальному и экономическому динамизму.
Первый путь является не только наиболее предпочтительным, но и единственно возможным для России, если она хочет сохранить себя в качестве великой державы, стать со временем членом сообщества передовых развитых государств.
Но что такое демократическая Россия? Наверное, она должна быть в чем-то похожа, но во многом и непохожа на американскую или любую другую западную модель. Прогресс в создании национальной государственности - глубоко внутреннее, интимное и в чем-то даже загадочное дело каждой нации, коренящееся в ее истории, национальном характере и политическом таланте. И в этом Россия отнюдь не так безнадежна, как иногда принято считать. При всей своей тяжелой истории у нее есть давняя демократическая и либеральная традиция, пусть не очень продолжительный, но зато выстраданный - в том числе и нынешний - опыт создания своих собственных демократических институтов.
Думается, что с учетом традиций и объективных особенностей России эффективная государственная власть в ней должна по необходимости быть сильной властью. Но такая власть сама по себе еще не перечеркивает демократию, если она периодически проходит через горнило свободных выборов, ограничена в своих полномочиях справедливым и действенным законом и уравновешена изнутри разделением властей, а извне - независимой прессой. В том или ином виде все эти основные признаки уже присутствуют в сегодняшней России. Упрочение демократии, превращение ее в эффективную систему правления на территории всей страны - важнейший национальный интерес, а следовательно, и национальная цель России.
Следующий вопрос: что такое национальная российская государственность? Ведь сам этот термин может вводить в заблуждение, ибо Россия исторически сложилась как многонациональное государство, в котором численно преобладающие великороссы сами этнически и географически перемешались с десятками других народов, а межнациональные географические границы проводились искусственно и произвольно. Поэтому полное национально-этническое самоопределение в условиях России - это цепная реакция ее распада на все более мелкие, отчужденные друг от друга осколки. Единственная приемлемая альтернатива этому - решительная серьезная политика на сохранение и упрочение единого федеративного государства, в котором обеспечиваются равные права для всех граждан и уважается национальное и этническое своеобразие.
Следующий очевидный интерес России, как и любого другого крупного государства, - безопасность, прежде всего в отношениях с соседями. Думаю, что Запад, и особенно США с их богатым опытом отношений с более слабыми соседями по Западному полушарию, понимают, что наше "ближнее зарубежье" - зона жизненно важных интересов и естественного преобладания влияния России. Весь вопрос в том, какими методами и в каких формах будет осуществляться это влияние. И здесь фактор политического режима в самой России играет ключевую роль.
Демократическая Россия не боится суверенитета и независимости своих новых соседей. Она не собирается навязывать им свою систему правления или, иначе, вмешиваться в их внутренние дела. Но вправе ожидать от них безусловного уважения человеческих и гражданских прав находящегося там русскоязычного населения. Она также вправе ожидать от них воздержания от враждебных России действий и недопущения на своей территории угрожающей безопасности России активности третьих стран, а со своей стороны готова оказывать своим соседям всяческое содействие в обеспечении их собственной безопасности как в двусторонней, так и в многосторонней формах.
Строительство подобных отношений будет - как мы видим уже и сейчас - трудным и болезненным процессом, который потребует большой ответственности, умения, терпения и политического новаторства от всех его участников, прежде всего от России. Но в принципе, на мой взгляд, здесь нет непреодолимых препятствий.
На европейском направлении приоритетный российский интерес состоит в сближении с ЕС, постепенной, многоэтапной интеграции в европейское экономическое и политическое пространство.
В то же время Россия объективно вряд ли заинтересована в превращении Европы в замкнутый экономический и военно-политический союз, равно как и в появлении в ней подавляющего гегемона. Ей - будем откровенны - выгодней сохранение многополюсности европейской политики, в том числе роли в ней США.
На Дальнем Востоке долгосрочный стратегический интерес России состоит, видимо, в том, чтобы, поддерживая ровные сбалансированные отношения с Китаем, Японией и другими странами, не содействовать ни одной из великих держав региона в ее претензиях на господство в нем. Особенно - как политически, так и экономически - важны отношения России с Китаем, которые по своей приоритетности должны быть поставлены вровень с европейским и американским направлением. Главную задачу здесь я бы сформулировал как достижение отношений "необратимой взаимозависимости", при которой ни одна из сторон уже не смогла бы вернуться к одностороннему конфронтационному курсу в отношении другой.
На южном направлении важная стратегическая задача России состоит в предотвращении открытой борьбы третьих стран за влияние в образовавшемся вакууме Средней Азии и Закавказья. В нее уже вовлечены Турция, Иран, Афганистан; не исключено втягивание Китая и других южноазиатских стран. В перспективе здесь обозначается уже не просто разлив исламского фундаментализма, но и вооруженное столкновение исламской, христианской и азиатских цивилизаций.
И именно демократизирующаяся Россия с ее уникальным многовековым опытом отношений с этими тремя мирами может сыграть здесь ключевую стабилизирующую роль, особенно если встретит понимание и поддержку на Западе. О подходах к этой проблеме надо еще много думать, но ясно, что один из путей здесь - создание надежной системы коллективной безопасности на юге СНГ при одновременном налаживании ровных, взаимовыгодных отношений с нашими основными южными соседями.
Отношения с США, бесспорно, остаются одним из важнейших приоритетов российской внешней политики. Россия заинтересована в тесном и долгосрочном сотрудничестве с США по многим причинам, но прежде всего потому, что Америка - при всем своем спорном "упадке" - остается ведущей военно-политической державой мира. Речь, конечно, идет не об американо-российском кондоминимуме и даже не столько об экономической помощи, хотя она, конечно, тоже важна. Речь идет о поддержке нашего продвижения к демократии и рынку на основе признания наших законных интересов безопасности и посильной помощи в их обеспечении, без которого само это продвижение будет невозможно.
Существует и альтернативная стратегия - союз России с активистами "третьего мира", игра на противоречиях внутри западного мира, прежде всего - между США, Германией, Японией, а также Китаем. То есть обеспечение особых интересов безопасности России уже не с помощью, а вопреки США, к тому же - в более жесткой их упаковке, напоминающей "имперские" формы.
Разумеется, ни тот, ни другой вариант не придет сам собой: каждый потребует немалых усилий. И, надо сказать, работа здесь идет вовсю в том и другом направлении, благодаря чему сохраняется вариантность возможного развития.
В обеих наших странах есть убежденные противники российско-американского партнерства. В России это в основном крайние ура-патриоты, считающие морально "прогнившую" Америку недостойной дружбы с "великой Россией". В США это фундаменталисты "Real Politik", считающие силовое соперничество великих держав извечным законом мировой политики, а Россию к тому же - имманентно агрессивным, экспансионистским, а сейчас - и слабым государством, потому тоже недостойным для себя партнером.
Но есть у нас и такие ревнители сближения с США, которые наносят этому делу едва ли не больший ущерб, чем его противники. Достигают они этого методом от противного: партнерство (причем партнерство по принципу "российское дитя и американский отец") с Америкой преподносится чуть ли не как единственное спасение России и трактуется как безоговорочная, априорная поддержка любых американских инициатив.
Конечно, в какой-то степени этот перехлест в сторону романтического, инфантильного проамериканизма объясним как ответная реакция на огромный перекос конфронтационности, сложившийся в годы холодной войны. Но плохо то, что перехлест этот набрал свою собственную инерцию, которая стала политикой.
Плохо еще и то, что этот перехлест успел породить в США завышенно нереалистические ожидания, создать психологическую ситуацию, при которой попытки сдвига российской политики в сторону большей самостоятельности начинают восприниматься не как необходимая естественная корректировка, а как злоумышленный отход от самой сути реформистской демократической политики сближения с Западом.
Предвижу традиционный вопрос: "А в интересах ли США помогать России реализовывать ее национальные интересы, вновь становиться на ноги в качестве сильной державы, пусть даже и демократической?" Решать здесь, конечно, самим американцам, но, на мой взгляд, ответ на этот вопрос может быть только однозначно положительным. Долгосрочный интерес США в отношении России (о чем не раз говорили американские руководители) - в содействии ее превращению в демократическую державу, суверенного и полноправного члена цивилизованного мирового сообщества. Остальное - детали, подчиненные этой главной задаче.
Но и в ином отношении Россия приобретает ключевую роль в долгосрочной стратегии США. Возьмем ключевое - европейское направление. НАТО была реакцией США на сильную агрессивную Россию (СССР) и слабую поверженную Германию. Продолжение той же стратегии в ситуации все более сильной Германии и слабой России - это уже не политика, а инерция. Такая инерция может привести лишь к дальнейшей дестабилизации Восточной Европы до самого Урала и нарастанию искушений в пользу "германизированной Европы", а не "европеизированной Германии". Другим весьма вероятным вариантом, непосредственно следующим из такой "инерционной политики", может стать своего рода "супер-Рапалло", что тоже вряд ли отвечает долгосрочным американским интересам.
Выход состоит, скорее, в уравновешивании новой комбинации в рамках широкого Европейского сообщества (типа миттерановского проекта конфедерации), живущего по правилам, принятым в клубе демократических государств. Такое сообщество предполагало бы демократическую Россию в качестве центра Восточной Европы, уравновешивающего прогерманские искушения. А эти последние, в свою очередь, будут - при конструктивном американском участии - сдерживать традиционалистские российские искушения, если таковые возникнут.
