Виктор Лебедев Ретроспектива
В начале XX в. в России, отмечал историк Звонарев в книге "Русская агентурная разведка всех видов до и во время войны 1914-1918 гг." (М., 1929), "...не было почти ни одного ведомства-министерства, которое в том или ином виде не занималось бы зарубежной агентурной разведкой или контрразведкой". Конечно, стремилось добывать секретную информацию за границей и Министерство иностранных дел. Правда, в его структуре отсутствовал специальный орган, на который (подобно Особому, а впоследствии - Разведывательному делопроизводству Главного управления Генерального штаба) была возложена подобная работа. Тем не менее, как свидетельствуют документы из фондов Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), ведение разведки являлось неотъемлемой частью оперативно-дипломатической деятельности русских загранпредставительств.
"...ТАК СКАЗАТЬ, РАЗВЕДОЧНЫЙ ХАРАКТЕР"
В фондах АВПРИ МИД РФ пока не обнаружены документы, регламентировавшие разведывательную деятельность российских дипломатов. Перед выездом в командировку для посла или главы миссии составлялись письменные инструкции, визировавшиеся императором, в которых излагались цели, стоящие перед ним, а также намечались возможные пути их достижения. Помимо этого руководством министерства готовилась дополнительная секретная инструкция, в которой очерчивался круг политических проблем, с которыми предстояло справляться, в том числе и средствами разведки. Например, в сентябре 1897 г. новому посланнику в Аддис-Абебе Павлу Власову вручили такое предписание: "В дополнение к данным уже Вам общим инструкциям я считаю необходимым обратить внимание Вашего Превосходительства на некоторые вопросы, выяснение которых на месте будет одной из задач Вашей миссии, имеющей, так сказать, разведочный характер".
Российские дипломаты придерживались дифференцированного подхода к решению разведывательных задач в каждой конкретной стране в зависимости от оперативной обстановки, одним из основных элементов который являлся контрразведывательный режим. В ряде ведущих государств Европы руководители диппредставительств, не прибегая к агентурным методам, стремились занять привилегированное положение при главе государства. Они устанавливали тесные контакты и с другими видными политическими, государственными деятелями страны пребывания, налаживали с ними устойчивые доверительные отношения, с помощью которых можно было оперативно и с максимальной отдачей выполнять свой профессиональный долг.
Российский посол в Париже Александр Извольский докладывал министру иностранных дел Сергею Сазонову в апреле 1913 г.: "Как я уже имел случай писать Вам, французское Министерство иностранных дел уверяет, что оно имеет возможность осведомляться весьма секретным путем о переговорах, происходящих между Берлином, Веной и Римом, причем получаемые из этого источника сведения оно считает безусловно достоверными... Сведение это, как Вам известно из телеграмм моих, в высшей степени встревожило французское правительство, и г-ну Делькассе было тотчас поручено весьма доверительно сообщить его Вам... Из полученной мною сегодня от Вас весьма доверительной телеграммы # 894 я вижу, что сведения... получены Вами не только от г-на Делькассе, но и из собственного Вашего весьма секретного источника, чем вполне подтверждается их подлинность".
На результативность работы послов влиял целый ряд факторов: их политические взгляды, широта кругозора, уровень связей в политических и деловых кругах страны пребывания, знание истории и практики международных отношений. Так, российское посольство в Берлине до 1912 г. возглавлял престарелый Николай Остен-Сакен. Анализ переписки посольства с МИД России, отложившейся в фондах АВПРИ, показывает, что за 1907 г. посольство направило всего 87 донесений, из которых лишь 20 было посвящено вопросам внешней политики. Основным источником информации, как видно из содержания донесений, являлась открытая пресса. В этой связи посольство в Берлине до 1912 г., пока туда не был назначен новый посол - энергичный Сергей Свербеев, не пользовалось особым доверием руководства МИД.
ПОСЛЫ-РЕЗИДЕНТЫ
В странах, входивших в орбиту внешней политики России, таких, как, например, Сербия и Черногория, ее дипломатические миссии нередко получали важную секретную информацию непосредственно от членов правительства или даже его руководителя. В этом плане показательна деятельность российского посланника в Белграде Николая Гартвига, пользовавшегося в высших сербских кругах непререкаемым авторитетом и, по существу, определявшего политический курс Сербии. Основным, хотя далеко не единственным, "источником" дипломата был премьер-министр Никола Пашич. Практически все информационные телеграммы Гартвига начинались со слов: "Пашич из секретного источника осведомился... Пашич под величайшим секретом осведомил меня... Пашич под строжайшим секретом сообщил мне... Пашич обращает мое внимание на полученные им из секретного источника данные..."
Влияние Гартвига на развитие военно-политической ситуации в этом важном регионе, имевшим в тот период (равно как и впоследствии) стратегическое значение для России, вызвало попытку ряда политических деятелей Австро-Венгрии скомпрометировать этого выдающегося дипломата-разведчика через свои связи в придворных кругах Петербурга, что даже вынудило его оправдываться: "Периодически, именно в критические минуты, направляемые против меня голословные инсинуации, не подтверждаемые фактическими данными, имеют определенную цель подорвать значение делаемых мною сообщений, будто бы не соответствующих принятым в Петербурге решениям. Мне хорошо известно, что не только австрийским агентам, но и некоторым другим претит занимаемое мною здесь совсем исключительное положение, каковым, казалось бы, и должно быть положение русского представителя в славянской земле".
Турция также занимала одно из важнейших мест в системе политических приоритетов Российской империи, а традиции разведывательной деятельности российских дипломатов в этой стране восходят к эпохе Петра I. Но, как свидетельствуют архивные источники, и много лет спустя из посольства в Константинополе постоянно поступала важная секретная информация. Наиболее ярким в этом отношении примером является деятельность российского посла Ивана Зиновьева. Его мнение высоко ценилось в Петербурге. Он стал автором нескольких развернутых аналитических записок, русского варианта проекта судебной реформы в Македонии, обсуждавшегося в 1907 г. послами великих держав. Вместе с тем необходимо отметить, что в 1908-1909 гг. Зиновьев в своей деятельности основное внимание уделял освещению международных проблем, почти не касаясь внутриполитических, и в результате, по существу, проглядел начало младотурецкой революции в 1909 г., за что и был отозван со своего поста.
В Турции дипломаты-разведчики имели надежную агентуру во всех слоях общества, что находит свое подтверждение при анализе финансовой отчетности посольства за период с 1888 по 1905 г. Достаточно сослаться на перечень наиболее часто повторяющихся статей оперативных расходов за указанный период: чиновнику в Порте за доставление сведений в течение всего года; телеграфному чиновнику за доставление телеграмм в течение всего года; за доставку секретных сведений; лицу, находящемуся в сношениях с чинами турецкой администрации; за доставление секретных сведений при Министерстве иностранных дел; за доставление сведений из дворца (султанского. - В.Л.) за весь год; известному г-ну послу лицу во дворце; за доставление секретных телеграмм из МИДа; за доставление секретных документов и сведений из великого везирата...
При этом основной упор делался на вербовку агентуры из числа служащих среднего звена, мелких чиновников. Лица этой категории располагали не менее ценной информацией, чем высокопоставленные сотрудники, а устанавливать и поддерживать с ними конспиративные отношения было значительно проще.
Так, Зиновьев в апреле 1908 г. писал Александру Извольскому (тогда еще министру иностранных дел): "Получение сколько-нибудь точных сведений возможно лишь секретным путем при помощи лиц, пользующихся скромным положением и имеющих вследствие этого возможность поддерживать негласные сношения с мелкими турецкими чиновниками... Этим же путем мне удалось с 1904 г. почти постоянно получать с константинопольской телеграфной станции копии с турецких секретных телеграмм".
Благодаря высококвалифицированному агентурному аппарату посольство на протяжении ряда лет добывало важную политическую информацию по широкому кругу вопросов международной политики. О напряженной деятельности коллектива свидетельствует тот факт, что только за 1907 г. оно направило в МИД 363 донесения.
КОНСУЛЬСКИЕ СЕТИ
Значительный объем разведывательной информации добывался и консульскими учреждениями России. Наиболее результативно данная деятельность в начале XX в. осуществлялась помимо Европейской и Азиатской Турции на Балканах и Среднем Востоке. Здесь консульские работники тесно сотрудничали с офицерами российского Генерального штаба, которых Военное министерство направляло в тот или иной регион на постоянной основе под консульским прикрытием.
Важное стратегическое положение городов, где находилась эта категория российских разведчиков, непосредственный контакт с местными гражданами и иностранцами предоставлял им возможность получать важные сведения. В их обязанности входило тщательное визуальное отслеживание всех мобилизационных процессов, передвижений войск, перебросок оружия и снаряжения и т.д. Вот что, например, сообщал драгоман (переводчик) российского консульств в г. Видине (Болгария) Гарнаульт в своем отчете в посольство: "После обеда я взял детей и отправился по направлению к лагерю в 10 верстах от города. Оказалось, что лагерь почти весь снят и войска уведены; палаток осталось не более как на четыре роты, что я пересчитал по линейкам, пока дети мои невиннейшим образом собирали полевые цветы. Оставалось узнать, куда девались войска..."
В процессе добывания необходимой информации российские дипломаты-разведчики проявляли инициативу и находчивость. Так, в мае 1915 г. вице-консул в г. Деде-Агаце коллежский асессор Гаджемуков писал российскому посланнику в Софии об установлении контактов с секретной болгарской политической организацией "четников": "Меня заинтересовала возможность утилизировать ее для получения тех или иных сведений относительно Турции..." Понимая, что сам он не сможет финансировать работу организации, Гаджемуков предложил французскому и английскому консулам использовать "четников" на, так сказать, паритетных началах. Собрав 1200 левов (сам Гаджемуков внес 200 левов), дипломаты направили членов этой организации в Турцию для сбора разведывательной информации.
Иногда, в силу благоприятно сложившихся обстоятельств, нужные сведения просто приобретались. Так, в фондах АВПРИ сохранился документ о покупке у некоего Страшимирова (политического деятеля, бывшего депутата Национального собрания Македонии) секретных материалов за 600 французских франков, выделенных из негласного фонда МИДа в 1909 г. Дело было доложено Николаю II, который и утвердил его.
РУКА ОБ РУКУ С ВОЕННЫМИ
Все ведомства, занимавшиеся добыванием секретной информации, вели между собой активную переписку, но особенно тесное сотрудничество МИД осуществлял с Военным министерством. Круг входящих в него вопросов был весьма широк. Руководство Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) регулярно прибегало к содействию дипломатов для решения целого ряда оперативных задач. Так, в сентябре 1908 г. генерал-адъютант Федор Дубасов писал управляющему делами МИД Николаю Чарыкову: "Общегосударственная важность разведки об иностранных государствах, а также борьба с разведкой этих государств в России заставляет меня просить Ваше Превосходительство не отказать в распоряжении, чтобы чины вверенного Вам министерства за границей оказывали возможное содействие и поддержку в деле разведки и контрразведки как Главному управлению Генерального штаба и штабам военных округов, так и командируемым этими учреждениями за границу офицерам".
Данное обращение нашло у руководства МИДа полное понимание. Чарыков, в частности, отвечал: "...имею честь уведомить Ваше Превосходительство, что, вполне разделяя высказанные Вами соображения, я не преминул циркулярно сообщить их всем российским дипломатическим и консульским учреждениям, предложив им принять оные к руководству".
Как это реализовывалось на деле, можно проиллюстрировать примерами из практики. 28 июня 1914 г. консул в Яссах (Румыния) Менделеев направил товарищу министра иностранных дел Анатолию Нератову секретную шифротелеграмму: "Командующий и штаб просят содействия к доставлению разведочных сведений. Не встречая особых препятствий, прошу указаний министерства". 29 июня Нератов ответил: "Вашу телеграмму получил. Весьма желательно оказать командующему 2-й армией просимое содействие".
Одной из традиционных форм сотрудничества двух министерств была практика направления офицеров Генерального штаба для ведения разведки под дипломатическим прикрытием. Руководство военной разведки, отдавая себе отчет в том, что оперативная деятельность ее сотрудников находится под пристальным вниманием местных спецслужб, всемерно старалось скрыть их ведомственную принадлежность и регулярно выходило в МИД с просьбами о содействии в выезде офицеров ГУГШ в длительные или краткосрочные командировки в качестве посольских или консульских работников, ученых, путешественников. Типичный тому пример - письмо начальника ГУГШ генерала Федора Палицына министру иностранных дел Извольскому от 10 ноября 1908 г., где он, в частности, пишет: "События последнего времени наглядно показали насколько прочно должна быть организована военная разведка мирного времени, чтобы быть в состоянии в любую минуту политических осложнений дать требуемые от нее сведения. Наша официальная военная агентура, крайне стесненная в своих действиях как по своему положению, так и вследствие бдительного надзора за ней, не в силах выполнить все требования, в особенности в государствах со значительной территорией. Между тем в таких государствах особое значение приобретает наблюдение на месте, потому что все военные мероприятия, в особенности подготовительные к мобилизации, легче могут быть выяснены на месте, чем в столице; военный же агент в более напряженное время менее чем когда-либо имеет возможность выехать из столицы с целью проверки военных приготовлений на месте..."
В связи с тем что "Начиная с будущего 1909 года Главное управление Генерального штаба предполагает значительно развить сеть своих военно-разведывательных органов за границей и на этом пути встретится с непреодолимыми финансовыми и иными затруднениями", Палицын предлагал Извольскому план замещения ряда консульских должностей офицерами Генерального штаба или офицерами, окончившими курсы восточных языков.
Дипломаты, как правило, положительно реагировали на просьбы военных. В ответном письме Извольского подчеркивалось: "Вполне сознавая необходимость освещения с военной точки зрения особо важных для нас в стратегическом отношении местностей Турции и Персии, Министерство иностранных дел постоянно изъявляло готовность на прикомандирование к нашим консульским учреждениям в этих государствах военных секретарей и назначение военных вице-консулов в города, где не встречалось надобности в пребывании чиновников вверенного мне министерства, несмотря на неудобства, вызывавшиеся мерами с точки зрения политического положения нашего в соседних и дружественных государствах, особенно же Турции".
Руководители российских загранпредставительств за рубежом также были заинтересованы в налаживании взаимодействия с военными разведчиками в области добывания информации, которую они по различным причинам не могли получить. Так, поверенный в делах в Берлине Броневский с удовлетворением докладывал министру иностранных дел Сазонову в письме от 31 июля 1913 г.: "Недели две тому назад морской агент при Императорском посольстве предпринял небольшое путешествие по германским островам Северного моря. Так как там теперь купальный сезон в полном разгаре... то путешествие имело целью, не возбудив ничьих подозрений, дать возможность беспрепятственно собрать ряд интересных сведений относительно обороны этой части германского побережья. Из обязательно сообщенных мне капитаном второго ранга Беренсом сведений позволяю себе представить в наиболее сжатом виде на благоусмотрение Вашего Высокопревосходительства нижеследующие данные..."
ПОНИМАНИЕ И НЕПОНИМАНИЕ
Заслуживает также внимания отзыв российского посла в Вене Николая Гирса, который следующим образом характеризовал военного агента полковника Михаила Занкевича, вынужденного покинуть Австро-Венгрию в апреле 1913 г. в связи с арестом двух завербованных им лиц: "...о заслугах полковника Занкевича как военного агента я, конечно, судить не берусь: они могут быть справедливо оценены лишь его военным начальством, я бы ограничился по случаю его отъезда из Вены только указанием на те прекрасные, на редкость корректные отношения, которые установились между ним и посольством за время его службы при нем... Я бы не исполнил долга совести, если бы не просил Вашего Высокопревосходительства при случае засвидетельствовать последнему о высоком мнении, которое я имею и продолжаю иметь о редких умственных и душевных качествах полковника Занкевича и об искреннем моем сожалении по поводу его ухода". Аналогичные отношения складывались у послов с военно-морскими агентами.
Однако в силу целого ряда причин, подчас сугубо личного характера, некоторым послам, руководителям миссий и офицерам Генерального штаба не всегда удавалось наладить конструктивный, доброжелательный диалог. Конфликты негативно сказывались на деятельности посольств, а в конечном счете - на качестве направляемой в Петербург информации. Все тот же Александр Извольский, бывший посланником в Японии в 1902-1904 гг., так вспоминал о своем пребывании на этом посту: "При мне военным агентом в Японии был полковник Б.П. Ванновский. Когда я его спрашивал, какие он имеет сведения о готовности Японии, то он мне отказывал, говоря, что не обязан сообщать их мне, так как является таким же представителем своего ведомства, как я - своего, и что все сведения посылает военному министру..."
После Русско-японской войны, наглядно доказавшей порочность такой системы, военных агентов подчинили послам, но и тогда в отдельных посольствах и миссиях между ними сохранились натянутые отношения. Периодически возникали трения между военными агентами и дипломатами в Японии, Франции, Черногории. Так, характеризуя отношение к себе военного и морского агента генерал-майора Мертваго, посол России в США Роман Розен писал, что тот "...не счел нужным доносить мне ничего не только о тех мерах, которые были приняты Военным и Морским министерствами, но даже о тех событиях, которые имеют самое близкое отношение к нашим интересам в Америке".
Вместе с тем, несмотря на подобные недоразумения, взаимодействие между МИД и Военным министерством носило взаимовыгодный характер, а его результаты положительно оценивались руководством этих ведомств. Например, министр иностранных дел Извольский, отвечая Федору Палицину, который предлагал сократить военных агентов в некоторых странах, подчеркивал: "Результаты деятельности военных агентов не поддаются... учету в отношении непосредственной и наглядной какой-либо выгоды, а сказываются, и при правильно поставленном деле весьма существенно, лишь с течением времени".
Наряду с координацией оперативной и информационной работы на местах подразделения заинтересованных ведомств, отвечавшие за анализ полученных сведений, также активно взаимодействовали в этом направлении. Имея многочисленный агентурный аппарат, они получали большое количество разнообразной, но подчас отрывочной и противоречивой информации и в этой связи постоянно нуждались в помощи коллег для ее проверки, уточнения, дополнения. В октябре 1909 г. военный министр Владимир Сухомлинов писал министру иностранных дел Извольскому: "Военному министру необходимо знать, как оценивается современное политическое положение нашим министром иностранных дел и в каком направлении предполагается вести нашу политику, чтобы по мере возможности подготовить в нужную минуту и в нужном направлении опору вооруженной силою нашей дипломатии".
К сожалению, данные запросы носили слишком общий характер, поэтому МИД, в свою очередь, направлял военным лишь документы общеполитического содержания. Но когда они перестали запрашивать у МИД оценку политической обстановки "вообще", а начали ставить конкретные вопросы, сопровождая их изложением своей точки зрения, положение резко улучшилось. Сотрудники ГУГШ в 1910 г., а затем в 1914 г. на основании информации, представленной внешнеполитическим ведомством, подготовили аналитическую записку "О силах и вероятных планах наших западных противников", политическая часть которых должна была являться основой для всех стратегических расчетов Генерального штаба. В них прогнозировалось соотношение государств в будущей войне, и, к чести составителей, многие их предложения оправдались.
