Алексей Ростовцев
Компьютеризацию в СССР начинали разведчики. Фото РИА Новости
В журнал регистрации детдома китайчонка занесли под фамилией Октябрьский. Имя ему дали Владлен – Владимир Ленин, значит. Ну а отчество – Иванович. Дату рождения поставили от фонаря, поскольку врач сказал, что ребенку примерно три года: 07.11.26.
До 1938 года Октябрьский жил в детдоме и обучался в начальной школе, а в указанном году его направили в систему фабрично-заводского обучения, и неизвестно, как сложилась бы его дальнейшая судьба, если бы не война.
В сорок втором комсомолец Октябрьский сбежал на фронт, прибавив к своим шестнадцати годам еще два. Первый бой принял на Кубани, под Краснодаром. Бойцы звали его Володькой и относились к нему ласково-снисходительно, как к пацану. Владлена до крайности обижало то, что командир роты, а порою и комбат очень часто посылали его с разными дурацкими поручениями в тыл. Позже понял: жалели, жизнь ему спасали, берегли от немецких пуль и осколков. И когда он понял это, то чувство благодарности и любви к этим людям и своей новой великой Родине переполнило его душу и осталось в его сердце на всю жизнь.
ТАИНСТВЕННЫЙ ТЕЗАУРУС
Я познакомился с Владленом Ивановичем в мае 1970 года, когда вернулся из первой загранкомандировки. Не знаю, повезло мне или нет, но в это самое время в Первом главке КГБ развернулись работы по созданию АСУ разведки. Это была не только дань времени, это была необходимость. Надо было создавать новое научное управление. Кадров катастрофически не хватало. И вот тогда в новое подразделение слили пару десятков оперов-агентуристов, то есть таких, как я. Нашей группе отвели хорошую светлую комнату на втором этаже в четвертом подъезде большого дома на Лубянке. Место нам понравилось, поскольку столовая и касса были рядом. Каждому дали по новому учебнику информатики и сказали, что за месяц мы должны овладеть этой наукой. Тут-то к нам и пришел китаец.
Владлену Ивановичу было тогда сорок четыре года. Страна как раз отмечала в том мае двадцать пятую годовщину Победы. Чем же занимался герой моего рассказа в послевоенные годы? Работал на заводе, пока на него не положила глаз наша родная спецслужба. Тут-то и началась его новая жизнь, полная опасных приключений. Правда, первые годы этой жизни были захватывающе интересными. Ему дали блестящее образование. Он овладел китайским и английским языками, изучил историю, литературу, экономику и политику стран дальневосточного региона нашей планеты. Немало времени было потрачено на спецдисциплины, которые шли под грифом «совершенно секретно». Когда спецподготовка была завершена, с ним тепло простились и услали его туда, куда Макар телят не гонял. Выполнив, что положено, Владлен Иванович вернулся, обремененный грузом лет и с основательно подорванным здоровьем. Когда мы с ним обедали вместе в нашей столовой, он, размазывая по тарелке ненавистную овсянку, завистливо поглядывал на меня, уплетающего свиную отбивную, и ласково говорил при этом: «Ты умрешь от чревоугодия, Алеша».
А еще у него была аллергия почти на все. «Хрен его знает, – вздыхал он, – то ли объелся маринованными тараканами, то ли съел недостаточно прожаренную гремучую змею, то ли обпился горячей рисовой водкой.
Владлен Иванович пришел в научное управление несколькими месяцами раньше нас. Он поражал глубиной познаний в области информатики. Из него буквально сыпались ученые термины типа: «аван-проект», «НИР», «НИОКР», «банк данных», «килобайт», «АЦПУ», ну и все такое прочее. Самым зловещим словом было слово «тезаурус». Оно запало в наши души и зазвучало даже в мужских туалетах наряду с ненормативной лексикой.
Я когда прочел учебник информатики, хорошо усвоил только одно: что в ЭВМ загонишь, то она тебе и выдаст, если понадобится. А больше ничего хорошего от нее не жди.
Самым «тупым» из нас оказался опер, который полгода просидел с бандеровцами в схроне и в конце концов сдал большую банду органам, за что был награжден орденом. Это был очень умный и очень хороший человек, но вот информатика в его мозги не лезла. Да и все мы недалеко ушли. Это очень быстро просек китаец и взялся помогать нам, хотя его никто об этом не просил. Вскоре я обнаружил, что он знает мой родной язык лучше меня и что у него великолепно поставлено перо. Вскоре мы выяснили, что ему поручают писать самые ответственные документы и начальство его за это весьма ценит.
Но вот настал судный день нашего управления: разведка приобрела для нас ЭВМ «Минск-32». Это была такая громадина, что все ее блоки вряд ли поместились бы в однокомнатной квартире хрущевской эпохи. А персональных компьютеров в те времена не было.
АСУ ПОЛОЖЕНО ВСЕ ЗНАТЬ
Информационные массивы АСУ тогда еще только зарождались, поэтому для начала мы решили ввести в электронный мозг ЭВМ самих себя, то есть кадровый состав нашего управления. А было нас человек двести пятьдесят – триста, не более. Решение это оказалось исключительно своевременным и правильным, что подтвердили дальнейшие события: машинный зал управления посетило высокое руководство. Начальник разведки Александр Михайлович Сахаровский тогда болел и собирался на пенсию, поэтому он послал к нам своего зама, мужика крутого и свирепого. Генерал явился со свитой. Он с минуту постоял перед машиной, вокруг которой суетились симпатичные операторши в белых халатиках, и ударил нас, можно сказать, под дых:
– А ну-ка, покажите, что она умеет!
Машина пока ничего не умела. Она заговорщически подмигивала нам разноцветными лампочками, словно давая понять: «соображайте, соображайте, ребята, не выдам!» И тут кого-то из наших осенило. Возможно, это была домашняя заготовка:
– А давайте спросим у нее, есть ли в советской разведке китайцы?
– Какие еще китайцы?! – закричал генерал. – Сперва думайте, потом высказывайте мысли!
Надо сказать, что такая реакция была вполне обоснованной: от событий на острове Даманский нас отделяли всего два года.
– Но давайте все-таки спросим! – настаивал представитель научного управления.
Генерал махнул рукой:
– Ладно, спрашивайте!
В машину мигом ввели запрос, нажали на какую-то кнопку, и вдруг из АЦПУ поползла, словно белая анаконда, широкая бумажная лента. Генеральская свита склонилась над ней. Тут в печатающем устройстве что-то тихо щелкнуло, и лента остановилась. Кто-то из свиты прочел вслух:
– Октябрьский Владлен Иванович, 1926 года рождения, китаец.
Генерал круто развернулся и направился к выходу.
– Вы с этим китайцем разберитесь! – бросил он на ходу кому-то из помощников. – И подготовьте список на поощрения.
Должен заметить, что никаких негативных последствий для Владлена Ивановича генеральский визит не имел.
А мне пришла пора снова ехать в загранку. Руководитель берлинской резидентуры, генерал с двумя большими звездами, хлопнув меня по спине, воскликнул: «Да ты как будто и не уезжал!» Потом посмотрел на меня внимательно и добавил: «Что-то ты какой-то лощеный стал. Знаешь, тебе придется теперь долго отмываться от твоей информатики».
ИНФОРМАТИКА И КОТ С МЫШАМИ
На Родину я вернулся через пять лет. Тут меня снова слили в научное управление, объяснив, что опытные оперработники со знанием основ информатики там на вес золота.
Я был поражен переменами, которые произошли в мое отсутствие. Разведка теперь сидела не в центре Москвы, а в лесу за кольцевой дорогой. Там для нее построили целый городок, который раскинулся на весьма обширной территории, обнесенной высокой бетонной изгородью. Когда сооружали этот забор, то решили не прогонять зайцев, барсуков, белок, ежей и прочую живность, обитавшую на территории разведки. Получилось что-то вроде заповедника. Постепенно животные перестали бояться людей. Иногда они подходили к бакам с пищевыми отходами, чтобы подкормиться. Тысячи птиц щебетали в ветвях деревьев, когда мы шли от автобусов на службу. Старались идти помедленнее, чтобы насладиться утренней природой. Но самым привлекательным в том лесу были грибы. Правда, охотиться здесь, а также собирать грибы и ягоды не рекомендовалось под предлогом сохранения окружающей среды в первозданном виде.
Мое родное управление претерпело кардинальные изменения: оно сильно расширилось и заматерело. Бывшие опера выучили информатику и строили АСУ со знанием дела. Банки данных ЭВМ загружались информацией по самые ушки. Кое у кого на столах появились персональные компьютеры. Увидев все это, я затосковал по своей любимой агентуре, чьей информацией как раз и загружались электронные мозги ЭВМ.
Я поделился своими ностальгическими настроениями с Владленом Ивановичем. Его не надо было просить о помощи. Он сам решал, когда и кому надо помочь.
– Брось маяться дурью, – сказал он. – Пойдем лучше ко мне и поиграем в кота.
– Это как? – удивился я.
– Пойдем, пойдем!
Оказалось, что он предложил мне поиграть в компьютерную игру! Там кот гонялся за мышью и никак не мог ее поймать. Были и другие игры. Персональный компьютер умел решать массу интересных задач.
– Начни с кота, – смеялся Октябрьский, – а потом тебе так и вовсе не захочется в загранку.
Я постепенно втягивался в работу. Октябрьский помогал мне осваиваться, но тут с ним случился казус, который ославил его на всю разведку.
ГРИБЫ КРЮЧКОВА И ДРУГИЕ
ГАСТРОНОМИЧЕСКИЕ ИЗЫСКИ
В тот день Владлен Иванович, решив какие-то вопросы в главном корпусе разведки и отобедав, направился домой – в здание, в котором размещалось наше управление и которому отвели место в дальнем уголке леса. Туда можно было пройти либо по специально проложенной в обход леса дорожке, либо по одной из тропинок, протоптанных сотрудниками. С километр, не более. Он избрал второй путь. И в какой-то момент сошел с тропинки, вдруг увидев чудо: это была небольшая поляна, сплошь усыпанная белыми грибами.
Октябрьскому нельзя было есть грибов, но дома его ждали жена и сын, а ему хотелось сделать им приятное. Он соорудил большой куль из газеты и быстро наполнил его грибами. Вдруг его окликнули. Он поднял голову и обомлел: перед ним стоял начальник внешней разведки Советского Союза генерал-полковник Владимир Александрович Крючков. Тот иногда любил погулять по лесу после обеда.
– Ваше служебное удостоверение, – потребовал генерал.
Октябрьский дрожащей рукой протянул высокому начальству красную книжечку. Крючков открыл ее и сделал в своей записной книжке какие-то пометки. Потом вернул удостоверение.
– Грибы я конфискую. Давайте их сюда. Люблю, знаете, грибочки. Я их вечером с картошечкой… Да тут еще и на суп останется. А вам объявляю строгий выговор за сбор грибов в рабочее время. Ступайте и доложите своему начальству о происшествии.
Слух о грибном инциденте мигом разлетелся по управлению. Я зашел к Владлену Ивановичу. В глазах его стояли слезы. Он тряс над стаканом флакончик с валокордином, но капли летели на стол. Я взял у него флакон и накапал пятьдесят капель. Потом с парой верных друзей пошел в лес. За полчаса мы набрали полный куль грибов и положили их перед потерпевшим. Впрочем, это было слабым утешением для него. Наутро в вестибюле главного корпуса на доске объявлений появилась информация о злостном нарушителе трудовой дисциплины и наказании, которое он понес.
Через некоторое время я снова уехал в загранку. На целых шесть лет. Когда вернулся, Владлен Иванович был уже пенсионером. Я собрал старых товарищей и отправился к нему на день рождения. Он накрыл шикарный стол. Все приготовил своими руками. Гвоздем программы был плов. Владлен Иванович с умилением смотрел на то, как мы уплетаем его яства, до которых ему нельзя было дотрагиваться. Между прочим, хвалил своего обидчика Крючкова, который распорядился ежегодно давать ему путевку в Ессентуки.
В последний раз я видел Владлена Ивановича в 1994 году на приеме, который устроил новый шеф разведки Евгений Максимович Примаков по случаю четвертьвекового юбилея нашего научного управления. Были, естественно, приглашены и ветераны. Мы с Владленом Ивановичем стояли в укромном месте с бокалами в руках и вспоминали старину и друзей, которые уже ушли. Евгений Максимович подошел к нам и чокнулся с нами коньяком. Когда он удалился, Владлен Иванович сказал:
– Такой коньяк нельзя не выпить!
– Он теперь уже и не коньяк вовсе, а божья роса, – поддержал я его.
Через несколько месяцев Владлена Ивановича не стало. Он скончался скоропостижно.
Когда-то Владлен Иванович подарил мне ко дню рождения книгу «В мире мудрых мыслей». Одну из таких мыслей он вынес на аван-титул: «Вы живете в других людях, другие люди живут в вас. Поэтому пока жив хотя бы один человек, мы все продолжаем жить».
Дарья Гармоненко