Владимир Добрин
Председатель КГБ Владимир Семичастный (на снимке первый слева) принимает советских разведчиков Рудольфа Абеля (второй слева) и Конана Молодого (второй справа). Фото © РИА Новости
Многие до сих пор утверждают, что преподавание иностранных языков в ВИИЯ было лучшим не только в СССР, но и во всем мире. Успех достигался тем, что в уникальном вузе собрались светила отечественной лингвистики, именитые профессора, талантливейшие переводчики и даже билингвы, с детства говорившие на двух и более языках.
Преподавали в ВИИЯ и бывшие разведчики, в том числе нелегалы, проработавшие за границей не один десяток лет и владевшие иностранным языком как родным. Сменив в силу обстоятельств опасную, героическую работу на педагогику, эти удивительные люди делились с курсантами своими обширными знаниями: рассказывали об особенностях быта той или иной страны, о характере и поведении ее жителей, знакомили с лексикой разных слоев общества.
Иногда в курилке или во время занятий они вдруг вспоминали что-то забавное из своей прошлой жизни, и хотя ничего сногсшибательного, что обычно присутствует в шпионских романах, в их рассказах не было, мы слушали их, затаив дыхание, потому что описываемые ими события действительно имели место, в отличие от головокружительных, но во многом придуманных похождений литературных героев.
Мы понимали, как нам повезло – слушать их короткие, но яркие воспоминания, учитывая, что в те времена советские разведчики-нелегалы никогда не рассказывали о себе публично, и живые, веселые истории наших наставников о приключениях в далеких странах, на фоне знаменитых исторических памятников, доставляли нам несказанное удовольствие.
Так мы узнали, что один из наших преподавателей владел магазином в Лондоне. Другой работал коммивояжером, мотаясь по странам с образчиками товаров и небольшой радиостанцией. У третьего в Женеве была фотостудия, в которой однажды ему пришлось прятаться от своего институтского преподавателя, приехавшего туда в обычную командировку, пожелавшего проявить пленку и отпечатать фото.
Но больше всего нас поразил профессор языковой кафедры, смотревший с нами телерепортаж об известных европейских танцовщицах. Внимательно вглядевшись в их лица, он вдруг улыбнулся и пробормотал: «Кого я вижу! А в моем мюзик-холле они танцевали получше! Оно и понятно – моложе были!»
СМЕЛЫЙ «ТУРИСТ»
За границей их нередко подстерегали сюрпризы, грозившие очень серьезными проблемами, а то и настоящим провалом со всеми вытекающими последствиями. Об этом они особенно любили поговорить, поскольку приятно вспомнить нечто поучительное, что однажды сильно напрягло, но в итоге закончилось благополучно.
Преподаватель немецкого, симпатичный 50-летний полковник, поведал, как однажды под видом туриста из ФРГ приехал в Марсель:
– Погулял по городу, – рассказывал он, – сфотографировал, что надо, и решил перекусить в кафе у моря. Захожу, осматриваюсь и вижу: что-то не то. В зале сидят одни мужики. Все, как на подбор, мощные, брюнетистые, сурового вида. Человек 20. Что-то меж собой обсуждают, но только я вошел, сразу замолчали и уставились на меня. И смотрят нехорошо, без малейшей симпатии.
Оказалось, корсиканское кафе. Французы и западники старались в такие не заходить. Корсиканцы – народ горячий, вдобавок потомственные сепаратисты, видавшие французскую власть в гробу. А уж немцев после Второй мировой просто на дух не переваривали. И тут я появляюсь – весь из себя рыжеватый, веснушчатый, румяный, в шортиках и гольфиках, с немецким фотоаппаратом. Типичный баварец, как про меня говорили. Но тогда я еще не понял, куда попал, и потому не выскочил оттуда в тот же момент. Решил, что обедать здесь не буду, но раз уж зашел, выпью аперитивчик и перейду в другое место. Подхожу к стойке и говорю с немецким акцентом: «Эн коньяк». Бармен, тоже корсиканец, хмуро спрашивает по-французски: «Немец?» Я киваю.
 |
| Полковник государственной безопасности А. Коротков сопровождает В. Кейтеля на подписание Акта о безоговорочной капитуляции Германии. Фото 1945 года. |
И тут один из амбалов поднимается из-за стола и с мрачным видом направляется ко мне. Подходит к стойке, встает рядом и нагло, не мигая, смотрит мне в глаза. И молчит. Я покосился на посетителей, инстинктивно надеясь на помощь, а они все тоже на меня пялятся и молчат.
У меня мурашки по спине. Думаю, что быстрее произойдет, нальют коньяк или набьют лицо? Попытался ретироваться, но тут у амбала в руке, словно у фокусника, появляется нож. Я окаменел. А бармен ставит передо мной бокал с коньяком – типа, угощайся. Амбал протягивает нож к моей шее, и не успел я дернуться, как он срезал с меня фотоаппарат. Положил его на стойку бара и все так же смотрит на меня. И ножичком поигрывает.
Я тянуть не стал и бодро потопал к выходу. Но на улице понял, что надо вернуться. В фотоаппарате осталась пленка, которую нужно было обязательно забрать. Нежелательно, если она просто пропадет, но еще хуже, если она окажется в полиции, а затем и в здешней контрразведке. Такое не исключалось, и действовать надо было быстро.
Я вернулся в кафе, чем очень удивил посетителей. Тот, кто меня ограбил, уже сидел с друзьями за столом, и все они изумленно таращились на меня, не понимая, чего мне еще не хватает. Фотоаппарата видно не было. Я подошел к бармену и попросил, чтобы мне вернули пленку.
– На ней снимки жены и детей, которые мне очень дороги, – пояснил я. – И я готов хорошо заплатить за них.
А сам думаю: «Сейчас еще и деньги отберут… Ну да ладно! Только бы пленку отдали!» Бармен тем временем вышел из-за стойки и направился к амбалу. Они тихо переговорили, после чего грабитель извлек из-под стола фотоаппарат и вручил его бармену. Тот вернулся к стойке и отдал мне мою собственность. Я полез за бумажником, но бармен сказал:
– Денег не надо. Он говорит, что вы благородный и смелый человек, поскольку не побоялись вернуться сюда без полиции ради фотографий жены и детей. А семья – это святое!»
Бармен повторно налил мне коньяк, а я, расплачиваясь, оставил ему крупную купюру, чтобы он угостил всех присутствующих.
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Еще один полковник, преподававший в ВИИЯ французский язык, рассказывал нам, как в бытность свою нелегалом встречал в европейском аэропорту своего коллегу, прилетавшего из Москвы.
– Стою я в зоне прилета, – говорил он, – вместе с остальными встречающими, вглядываюсь в выходящих пассажиров и никак не дождусь нужного мне человека. Начинаю волноваться и вдруг вижу среди прибывших своего приятеля по московскому институту. Лет пять мы с ним не виделись. Я знал, что он пошел по дипломатической линии, и его появление в Западной Европе было вполне объяснимо.
Но не его я поджидал в тот день, и общение с ним не входило в мои планы. Я попытался было прикрыть лицо рукой, делая вид, что чешу лоб, но он уже узнал меня и заорал на весь аэропорт:
– Коля! Здорово! Ты что тут делаешь?
И, распахнув объятия, направляется прямиком ко мне. Ситуация очень нехорошая! В международном аэропорту всегда полно контрразведчиков и, даже если они не пасут меня, могут просто обратить внимание, спросить документы или хотя бы сфотографировать «на память». И все. Приехали. Провал со всеми вытекающими последствиями.
А приятель мой шагает ко мне и лыбится до ушей, видимо, предвкушая уже, как мы сейчас с ним выпьем за встречу. Я резко разворачиваюсь и устремляюсь на выход. Он за мной и вопит еще громче:
– Коля! Ты куда? Стой! Подожди!
Люди оглядываются, не поймут, в чем дело: то ли преступника ловят, то ли еще что. А я бегу и думаю: «Только бы не остановили меня!» Но тут он меня все-таки догоняет – всегда быстро бегал, хватает за плечо и кричит:
– Ты чего? Своих не узнаешь?
Я ему тихо, но откровенно отвечаю:
– Пошел ты на …!
И бегу дальше.
Он опешил на секунду и снова за мной:
– Коля! Почему?
Ну, тут уж я наддал как мог, выложился и оторвался от него. Слава Богу, последствий не было. Встретились мы с ним лишь через несколько лет в Москве. Я ему все объяснил, от души посмеялись и, наконец, выпили сразу за обе встречи.
Этот же преподаватель рассказывал, как, живя в Риме, снимал комнату в частном доме. Хозяин его, итальянец, во Вторую мировую воевал под Сталинградом на стороне гитлеровцев и теперь увлеченно рассказывал своему квартиранту о таинственной России.
– Удивительная страна! – восклицал он. – В какую избу ни зайдешь, везде шахматы лежат!
СЛЕЖКА
Другой преподаватель, немолодой полковник, рассказывал, как юношей приехал из глухой деревни в город и поступил в педагогический институт. После его окончания ему предстояло вернуться в родные места и работать в сельской школе, но вместо этого ему вдруг предложили отправиться в Париж и жить там под видом француза.
– Представьте такое! – говорил он, посмеиваясь. – А я в то время был робкий, тихий, впечатлительный, всего боялся и о такой работе даже не помышлял. Учился всегда хорошо, все меня хвалили и прочили мне карьеру педагога. К ней я и готовился. И тут такой поворот!
Было мне тогда 23 года, очень хотелось посмотреть мир, особенно Францию, о которой я так много читал, слышал и язык которой старательно изучал в школе и в институте. В общем, подумал я день, другой и осознал, что дело это нужное, «работа для настоящих джентльменов», как сказал какой-то знаменитый иностранец, к тому же с приключениями и нестандартными ситуациями. Будет, что вспомнить.
В общем, успокоился я, устыдился своего страха и решил попробовать. Подучили меня еще какое-то время в специальном заведении и отправили в Париж.
Приезжаю и обалдеваю. Представьте контраст с послевоенной советской глубинкой! Хожу по знаменитым улицам, словно в волшебном сне. Францию я до этого только в фильмах да на фотографиях видел. Заглядываю в магазины, кафе, в музеи – привыкаю… В Нотр-Дам зашел, посмотрел, вспомнил героев Гюго – Квазимодо, Эсмеральду… Умопомрачительно!
И вдруг как ледяной водой меня окатило: «хвост» за мной! Проверяюсь, верчусь: точно, так и есть, натуральная слежка. Романтический настрой как рукой сняло. Сразу домой захотелось, в родную деревню. Но делать нечего, надо как-то выкручиваться. Ухожу, пытаюсь раствориться, ничего не получается. Все способы перепробовал, бесполезно. От одного топтуна оторвался, второй появляется, потом третий, потом снова первый и так далее. Куртки и парики только меняют, а рожи все те же.
Целый день промотался – безрезультатно! Ну, думаю, отработался. Сейчас брать будут. В крайнем случае завтра. А ведь только приехал! Обидно стало. Вспомнил, что в кармане пачка денег – утром в банке получил. Думаю: не пропадать же им! Надо хоть гульнуть как полагается напоследок! Не так грустно будет пропадать.
За день умаялся как собака, проголодался. Захожу в хороший ресторан, заказываю все самое вкусное, ем, пью, курю сигары, любуюсь на танцовщиц и думаю: «Сейчас натрескаюсь от души, и тогда вяжите меня! Чтоб вам пусто было!»
Часа через два выхожу из ресторана, сажусь на скамейке в сквере и жду. Темно уже. Вижу, из припаркованной машины на меня пялятся. И еще два придурка по тротуару болтаются туда-сюда. Но не берут. Ждал я их, ждал, да и задремал. Сморил меня плотный ужин.
Через полчаса просыпаюсь – денег нет, часов нет и «хвоста» нет. А паспорт и прочие документы на месте. И к ним даже не прикасались, это абсолютно точно. Встал, походил по улицам, проверился: точно, слежки нет. И в дальнейшем никогда не было.
Рассказчик хмыкнул:
– Ошибочка вышла по неопытности. Пасла меня не контрразведка, а уголовники. Увидели, наверное, как я в банке крупную сумму получил, и ходили за мной, ждали удобного момента, чтобы ее изъять. От тех я наверняка оторвался, но с перепугу начало казаться, что продолжают за мной следить, меняя одежду и парики.
Специалистам знаком этот эффект, происходящий от сильного волнения, переутомления и, главное, с непривычки: какие-то люди кажутся знакомыми, а на самом деле это не так. Вроде дежавю. А в скверике, после ресторана, уже местные мастера подсуетились, увидев такого «хорошего клиента».
Такие вот истории звучали когда-то в нашем институте. Не знаю, может быть, рассказчики добавляли в них что-то от себя, как говорится, для смеха, но уверен, что основа их реальная.
Дарья Гармоненко 