Перевоплощение разведчика

Коротков и фельдмаршал Кейтель садятся в автомобиль, отправляясь на подписание Акта о безоговорочной капитуляции Германии. Фото Ивана Шагина

В 1935 году съемочная группа студии «Туркменфильм», проведя пробы на роль возлюбленной главного героя фильма «Умбар», решила, что ею станет 15‑летняя красавица Бибииран (Ирина) Алимова. Зимой 1937 года фильм вышел на экраны страны, юную, но теперь уже прославленную актрису пригласили в Ленинград в мастерскую известного кинодеятеля Григория Козинцева.

В 1939 году Алимова, окончив обучение, была распределена в Ташкент, на киностудию «Узбекфильм», где ей предстояло сниматься в главной роли в новом фильме. Пока шла подготовка к съемкам, грянула война. Ирина, подобно тысячам ее сверстниц, обратилась в военкомат с просьбой направить ее на фронт. Просьбу удовлетворили, но направили не в действующую армию, а в военную цензуру. В составе 1‑го Украинского фронта она победным маршем прошагала Украину и Польшу. День Победы отметила в Праге, затем служила в Австрии.

После демобилизации Ирина вернулась к престарелым родителям в Ашхабад, но продолжить довоенную карьеру киноактрисы не удалось – семья бедствовала, чтобы поправить семейный бюджет, она устроилась на работу в местное Управление МГБ. В звании лейтенант ее зачислили в подразделение наружного наблюдения. Кстати, опыт работы в наружке пригодился ей в будущем: работая в стане противника, она применяла приобретенные навыки наблюдения за объектом, выявления слежки и ухода от нее, словом, все то, что должен уметь разведчик‑нелегал.

Шапка‑невидимка для нелегала

В январе 1947 года Алимову неожиданно вызвали в Москву. Она уехала, даже не предупредив родителей, потому что дала подписку о неразглашении и факта вызова, и места назначения.

На Лубянке ее принял начальник управления подготовки разведчиков‑нелегалов Первого главка (внешняя разведка) МГБ СССР полковник Александр Коротков. Угостил чаем с кремлевской выпечкой и без предисловий объявил:

– У меня есть одна идея, которая на первый взгляд может показаться вам странной: предлагаю перейти во внешнюю разведку и работать за рубежом с нелегальных позиций под легендой иностранной подданной. Я остановился на вашей кандидатуре прежде всего потому, что вы – профессиональная актриса, то есть владеете искусством перевоплощения, а разведчику часто приходится играть чью‑то роль, перевоплощаться. Да и вообще наша работа сродни спектаклю, только играют его не на театральных подмостках, а в жизни, к тому же без дубляжа, суфлеров, оваций и цветов…

Не скрою, некоторые мои коллеги считают, что вам не по плечу эта работа, так как сопряжена она с большим риском. Однако я, рассматривая вас как кандидата на работу у нас, опирался на факты из вашей служебной биографии.

Зимой 1945 года вы показали себя человеком, не теряющим самообладания в чрезвычайной ситуации. Помните налет немецкой авиации на штаб вашей армии под Краковом? Он свидетельствует прежде всего о вашей воле и отваге. Будучи кабинетным работником, вы под бомбами вели себя так, как если бы всю войну сражались на передовой! Есть и другие положительные примеры из вашего послужного списка, которые убедили меня, что лучшего кандидата для нелегальной работы за рубежом в обозримом будущем не найти…

И вдруг – немыслимое дело! – Ирина прервала монолог полковника:

– Я слышала, что, когда наши разведчики возвращаются домой, их ликвидируют. Это правда?

Коротков отреагировал резко:

– Сущая ерунда! Кто вам сказал такую чушь!

И, уже полностью взяв себя в руки, добавил:

– Надо же, какая смелая. Не всякий мужчина способен на такое. Впрочем, это еще одно доказательство, что мы сделали правильный выбор в отношении вас!

Не дав Алимовой прийти в себя, Коротков подытожил:

– В общем, так, товарищ лейтенант, вы вполне подходите для работы у меня, то есть в нелегальной разведке! Принятие окончательного решения, разумеется, остается за вами, – полковник вперил взгляд в зрачки обескураженной от его натиска женщине. – Однако прошу учесть, что мое предложение на бис не исполняется, поэтому прежде чем дать ответ, хорошенько взвесьте все «за» и «против». Подумайте, а завтра доложите ваше решение. Да, вот еще что. Я категорически запрещаю советоваться с кем‑либо по поводу предложения!

– Простите, товарищ полковник, можно вопрос?

– Хоть десять.

– В качестве кого я буду выступать там – за рубежом? Я – актриса… А там ведь своих актеров хватает…

– Пусть вас это не волнует! Соответствующую «крышу» мы вам подберем. А вообще  разведчику‑нелегалу в качестве «крыши» годится любая профессия, лишь бы она была застрахована от «протечки», ясно?

– Скажите, товарищ полковник, а как будет выглядеть мой переход в нелегальную разведку? Ведь родители знают, что я служу в МГБ, и вдруг мне придется исчезнуть. Как я должна буду объяснить им свое новое назначение?

– И объяснять ничего не придется! Мы подберем похожий на вас труп, до неузнаваемости изуродованный в автомобильной катастрофе, чтобы ваши родители не сомневались в вашей смерти. Ну и... похороним вас с почестями! А вы в это время на конспиративной квартире будете осваивать специфические дисциплины и методы работы нелегальной разведки, а также заниматься с преподавателями иностранными языками. Ну, а затем с Лениным‑Сталиным в сердце и в голове – в путь‑дорогу! Вот так‑то, уважаемая Ирина Каримовна!

Выслушав полковника, Ирина сникла, вспомнив о больном сердце отца. Нет, он не переживет похорон дочери!

– Вас что‑то смущает в предложенном варианте, товарищ лейтенант?

– Скажите, товарищ полковник, а вот мой мнимый труп, похороны с почестями, это что, единственный способ зашифровать мое исчезновение?

– Вы о моем управлении не слишком высокого мнения, лейтенант! – усмехнулся Коротков. – Если вам не по душе автомобильная катастрофа, могу предложить вариант под кодовым названием «психушка». Впрочем, хрен редьки не слаще...

Но Алимова уже полностью перехватила инициативу.

– Товарищ полковник, может, есть смысл сообщить моим родным, что меня пригласили на работу в какой‑нибудь театр Ленинграда? Ведь они знают, что я там окончила актерские курсы…

– А вы молодец, Ирина Каримовна! Предложенный вами «театральный вариант» я согласую с руководством. Думаю, добро будет получено...

Система Станиславского – в помощь

Вскоре после встречи с генералом Коротковым Ирина приступила к учебе, предусмотренной планом подготовки разведчика‑нелегала для работы за рубежом. Сначала были языки – за два года она овладела турецким, уйгурским, фарси, английским и немецким. Все они, хотя и в разной мере, пригодились ей на разведывательной ниве. Приставленные к ней персональные преподаватели – носители изучаемых языков – натаскивали будущую разведчицу по 10–12 часов в сутки.

Но язык – всего лишь пролог. Наставники учили ее общению с членами различных социальных групп той страны, где ей надлежало осесть. Она узнала все обычаи, традиции, условности той социальной среды, в которой предстояло вращаться. Безошибочно могла назвать, что и по каким дням едят, как проводят досуг, сколько раз и по каким поводам ходят в церковь, где и как одеваются обитатели ее будущего «порта приписки».

Особое внимание уделялось вживанию в образ, то есть овладению легендой прикрытия, которая была разработана Центром специально под нее. Легенду она усвоила – да что там усвоила! – сроднилась с нею по системе Станиславского, как тому научил ее мудрый Григорий Козинцев.

Чтобы на чужбине Ирина была способна переносить постоянный стресс, круглосуточно контролируя себя и окружающую обстановку, лубянские ведомственные психологи и психоневрологи разработали для нее специальные методики, помогающие избежать нервных срывов, а также обучили ее приемам аутотренинга, которые расслабляют и снимают нервное напряжение.

И, наконец, документы. Пока Алимову обучали на конспиративной базе в Подмосковье, «сапожники» МГБ – так на профессиональном жаргоне называют специалистов по изготовлению документов для нелегалов – смастерили для нее такие «ксивы», к которым не смогли бы придраться даже самые опытные криминалисты и чиновники иммиграционной службы страны назначения.

Поскольку Ирину готовили к работе в Австрии, то первым выученным ею языком был немецкий. С целью обкатать легенду и отшлифовать язык ее отправили в ФРГ. Там Ирина, выдавая себя за турчанку, якобы искала братьев, приехавших на заработки. Кстати, чтобы соответствовать легенде, ей пришлось одновременно с немецким языком выучить и турецкий.

Уйгурка на выданье

После смерти Сталина выяснилось, что новым руководителям страны позарез нужна достоверная информация о планах японской правящей верхушки в отношении СССР и США. Но где ее взять, если дипломатических отношений у нас с Японией нет, как нет там и легальной резидентуры МГБ! Выход один: послать туда разведчика‑нелегала, который добудет требуемую информацию. И тогда Ирине сменили легенду прикрытия: она стала дочерью богатого уйгура, а ее арсенал языков пополнился уйгурским и японским.

…Путь в Страну цветущих хризантем для «Бир» – кодовое имя Ирины – начался в Европе. Заданий разведывательного характера ей не поставили, она должна была лишь проверить надежность новых документов и вжиться в образ уйгурки.

Успешно выполнив намеченный план, Ирина вернулась в Москву. Затем навестила родных в Ашхабаде и в январе 1955 года отбыла в Японию – конечный пункт командировки.

Первый этап дороги в Японию пролегал через Турцию. Через три месяца, убедившись, что она не попала «под колпак» местных спецслужб, «Бир» сменила документы и под легендой встречи с женихом‑уйгуром вылетела в китайский город Урумчи. Оттуда поездом добралась до Тяньцзинь – места встречи с суженым.

Жених по лубянской разнарядке

Шамиль Абдуллазянович Хамзин, татарин по национальности, родился в 1915 году в Архангельске. Окончив в 1932 году среднюю школу, поступил на факультет приборостроения Ленинградского электротехнического института. В годы Великой Отечественной войны работал инженером‑электриком на московском заводе, выпускавшем торпедные катера. Кроме родных русского и татарского, свободно владел английским, арабским, румынским, турецким и уйгурским языками. В 1946 году ему предложили работать в подразделении нелегальной разведки МГБ СССР.

После окончания разведывательной школы «Халеф» (псевдоним Хамзина), выдавая себя за арабского шейха, приступил к работе с нелегальных позиций на Ближнем Востоке. Но вскоре Центр стал поэтапно выводить его в Японию, где ему предстояло организовать и возглавить нелегальную резидентуру.

В конце 1953 года «Халеф» под видом уйгура Энвера Садыка прибыл в Тяньцзинь, вступил в местную мусульманскую общину, став одним из ее лидеров и помощником муллы. В мае 1955 года к нему приехала невеста – «Бир». Четыре месяца спустя они сыграли свадьбу и сразу отбыли в Гонконг.

Накануне отъезда «Халеф» и «Бир» были обласканы бескорыстной покровительницей всех шпионов – госпожой Удачей, выступившей в облике активистки мусульманской общины. Женщина весьма своеобразно поздравила новобрачных: за умеренную цену предложила купить у нее участок земли, который находился – кто бы мог подумать – в Японии!

Первые «подснежники» в неблагоприятной среде

В Гонконге супруги Энвер и Хатыча Садык, уйгуры‑беженцы из Китая, обратились в американскую миссию Красного Креста с просьбой помочь им перебраться в Японию, где у них имеется недвижимость – земельный участок. Сотрудники миссии дали им рекомендательные письма в генконсульство Японии, где супругам выдали временный вид на жительство.

Через полтора года супруги Садык, используя свои связи в английских колониальных инстанциях Гонконга, получили паспорта граждан Тайваня, с коими можно ездить по всему миру. Но мир пусть подождет – сейчас им нужна Япония! Покинув Гонконг, супружеская пара прибыла в японский город Кобе. Там они избавились от свалившейся на них благодати – участка земли. На вырученные деньги купили двухэтажный дом в Токио, где, согласно плану Центра, разведчикам и надлежало осесть.

В столице они стали компаньонами экспортно‑импортной фирмы, а дом приспособили для разведывательной деятельности: на первом этаже открыли магазин, на втором оборудовали радиостудию и фотолабораторию. Фирма и магазин служили надежным прикрытием для легализации в стране.

На семейном совете провели разделение труда: «Бир» взяла на себя обязанности радиста‑шифровальщика, обработку добытых агентами сведений и подготовку оперативных сводок для Центра. Одновременно в своем окружении она подбирала перспективных кандидатов на вербовку. «Халеф» же занялся поиском и приобретением источников информации, то есть ведал вербовочной работой среди местных жителей.

Примечательно, что «Халеф» и «Бир» стали первым разведывательным тандемом «подснежников» – советских разведчиков‑нелегалов, работавших в Юго‑Восточной Азии, – кто наладил устойчивую двустороннюю радиосвязь и бесперебойно снабжал Москву оперативно значимой информацией.

«Халеф» и «Бир» стали первым тандемом «подснежников» – советских разведчиков-нелегалов, работавших в Японии. Фото Роджера Воллштадта

– собирать информацию о перевооружении Японии;

– наблюдать за процессом формирования японских сил самообороны;

– следить за развитием двусторонних связей с США в военной области, выясняя, насколько они тесны и в каком русле идет их развитие;

– определить степень милитаризации экономики и воссоздания армии, уточнить ее структуру, финансирование, вооружение, возможные планы по проведению совместных с США учений и боевых действий в Юго‑Восточной Азии.

В каких условиях «Халефу» и «Бир» пришлось добывать информацию для Центра,  можно оценить, ознакомившись с шифротелеграммой Рихарда Зорге, отправленной им из Токио в Москву в 1940 году:

«В 1939 году японский парламент принял новый закон против шпионажа, предусматривающий еще более широкое применение смертной казни. Одновременно расширялись полномочия контрразведывательной службы. Населению усиленно внушалось, какую огромную опасность представляют шпионы.

С этой целью устраивались выставки, на которых демонстрировались экспонаты, показывающие вероломные и преступные, с точки зрения японцев, методы работы иностранных шпионов. На улицах расклеивались тысячи плакатов, призывающих к бдительности, устраивались антишпионские дни и недели. Антишпионские лозунги печатались на спичечных коробках и выставлялись в витринах магазинов. Охота за шпионами превращалась в искусственно насаждаемую манию.

Пресса, радио и официальные лица постоянно призывали каждого японского мужчину, женщину и ребенка быть настороже, искать шпионов и сообщать обо всем, что вызывает хотя бы малейшее подозрение. В результате такой обработки население питало к иностранцам, особенно к европеоидам, беспримерную ненависть. А за всем этим стоит кэмпэтай – японское гестапо, наводящее ужас не только на иностранцев, но и на самих японцев».

Лишь суси – не более

В поиске лиц, с кем можно было установить знакомство для последующего перевода его в вербовочную разработку, «Халеф» посещал небольшие кафе и закусочные в квартале правительственных учреждений Токио. Эти точки общепита, как правило, не имели названий, а их вывески – «суси», «темпура» – указывали на основное блюдо заведения. «Халеф» стриг их под одну гребенку – называл на один лад: «сусичные».

Однажды разведчик наведался на политический семинар, где рассчитывал встретить служащих МИДа и других интересующих Центр объектов. После семинара в ближайшей «сусичной» был организован коктейль, где «Халеф» познакомился с молодым элегантным японцем, с важным видом стоявшим в центре зала. Официантки проявляли к нему особое внимание, часто подходили и кланялись, из чего «Халеф» заключил, что он – чиновник крупного калибра. Под занавес они обменялись визитными карточками. К вящему разочарованию разведчика, на карточке японца не было указано место работы – лишь фамилия, имя и телефон!

Японец, назовем его Ямомото, охотно встречался с «Халефом», но на расспросы о роде своих занятий замолкал, отвечая традиционной японской улыбкой. Их беседы носили общий характер, но едва речь заходила о политике, Ямомото выказывал хорошее знание предмета. Именно это обстоятельство разжигало охотничий азарт «Халефа».

Встречи всегда проходили в «сусичных», но что характерно: «Халеф» приглашал японца в разные, а тот – в одну и ту же, расположенную рядом с залом, где когда‑то проходил семинар. Там Ямомото никогда не расплачивался наличными, а подписывал счета. Спустя три месяца «Халеф» знал о Ямомото все вплоть до увлечений его жены, но только не место его работы!

«Бир» высказала предположение, что «Ребус» – так она прозвала японца – может работать где‑то рядом с той «сусичной», куда он все время приглашает. И наутро лично провела рекогносцировку. Каково же было ее изумление, когда в 100 метрах от указанной мужем «сусичной» она обнаружила офис… токийской контрразведки!

В Центр ушла радиограмма с вопросом: как быть дальше? Ответ получили быстрее, чем ожидали. Но не из Москвы.

В ходе очередного визита в опостылевшую «Халефу» «сусичную» японца вдруг отозвала в сторону женщина и стала показывать какие‑то сметы и счета. Из обрывков фраз разведчик понял, что в «сусичную» нагрянул налоговый инспектор, который требовал ответа на какие‑то вопросы. «Ребус» извинился и скрылся в кабинете, на двери которого красовался иероглиф «ШЕФ».

С сожалением – даром потрачены три месяца! – «Бир» констатировала: японец был хозяином той самой «сусичной», но не хотел в том признаваться. Она потрепала мужа за ухо и назидательно произнесла:

– Ты помнишь, Шамиль, как нас учили реагировать на подобные казусы?

– Ну‑ка, напомни…

– Надо трижды вслух сказать себе: «Не спотыкается только червяк. Да и вообще я никогда не думаю о себе плохо!»

– И это правильно, дорогая!

Спасительный «Тайфун»

В тот майский день «Халеф» припарковал машину у «сусичной» напротив американского посольства. Взгромоздился на высокий стул у барной стойки и услышал за спиной английскую речь с американским акцентом. Обернувшись, увидел троих рослых парней, расположившихся за столом в глубине зала. И вдруг заметил, с какой неприязнью в их сторону смотрит усевшийся рядом с ним седовласый японец.

– Вы знаете, кто они? – обратился он к разведчику.

– Думаю, что это морские пехотинцы, охраняющие посольство напротив, – спокойно ответил «Халеф» и стал внимательно разглядывать собеседника.

– Вы правы! Американскую солдатню я даже по запаху узнаю! – произнес японец, и от злости его глаза‑щелочки закрылись совсем.

«Халеф» не успел отреагировать на реплику, как в сторону стойки кто‑то из морпехов метнул пустую пачку из‑под сигарет. Она едва не попала в японца.

– Совсем обнаглели! Что хотят, то и делают, будто у себя дома. Ненавижу эту нацию! – Седовласый стукнул кулаком по крышке стойки.

Из прослушанного в спецшколе курса «Халеф» знал, что подобное откровение для японца – чрезвычайная редкость. Обычно они умеют скрывать свои эмоции и не выказывать истинных чувств, а уж если японец говорит такое, да еще и незнакомому человеку, значит, у него серьезный счет к американцам и его ненависти нет предела.

«Спасибо вам, морпехи, – мысленно воскликнул «Халеф», – за стартовую площадку для знакомства и последующей вербовки! Мне остается подлить масла в огонь, и сосед у меня в кармане!»

Доверительно наклонившись к японцу, он вкрадчиво произнес:

– Американцы весь мир считают пустой пачкой из‑под сигарет – так и норовят швырнуть его себе под ноги и растоптать солдатским башмаком... Что поделаешь, молодая нация – ни глубоких исторических корней, ни культурных традиций...

– А вы кто?

– Журналист, уйгур, беженец из Китая…

– Значит, мы коллеги. Я тоже принадлежу к миру журналистики! – бодро сказал седовласый.

«Халеф» понял, что брошенные им зерна упали в благодатную почву, когда японец, почувствовав в соседе единомышленника, сделал знак бармену подать саке и две рюмки. Наполнив рюмки, заговорил громко, с жаром:

– Сегодня ровно месяц как умерла моя жена... Она жила в Нагасаки, когда американцы сбросили свои бомбы. Они наградили ее лучевой болезнью… Знаете, во сколько обошлось лечение?! А какие это мучения! Теперь вот и мой сын страдает белокровием, его ждет участь моей жены! А эти, – оборот головы в сторону подгулявших америкосов, – не зная горя, веселятся! Они умертвили родного мне человека! Преступники! – закричал седовласый, указывая на американцев.

Морпехи тут же отреагировали на крик: репликами стали подзадоривать японца. В следующую секунду неведомая пружина подбросила его вверх, и он оказался на их столе. Неуловимое движение ногой, леденящий душу боевой клич «Й‑я‑я!», и один за другим двое морпехов распластались на полу. Резко присев и сделав полный оборот вокруг собственной оси, седовласый резко выпрямился и в прыжке, все с тем же кличем «Й‑я‑я!» припечатал обе ноги к затылку рванувшего от стола третьего американца. От удара японца отбросило назад, и он навзничь рухнул на стол.

«Это – мой шанс! » – мелькнула мысль у «Халефа». В тот же миг он сгреб стонущего японца в охапку и поволок к выходу…

Визитными карточками обменялись, когда разведчик на своей машине привез Исороку Акаси к его дому.

– Звоните мне только домой! Вечером…

Через некоторое время «Халеф» поймет, почему японец предложил этот вариант. Он, заместитель директора Национального института стратегических исследований, был секретоносителем и обязан докладывать о всех контактах с иностранцами в свою службу безопасности. Но, судя по всему, об избиении американцев и о «Халефе» он умолчал. Поэтому его и не устраивали звонки к нему на работу. Телефон мог прослушиваться.

…В дальнейшем от Акаси поступало много информации. Вся – под грифом «Совершенно секретно» и «Особой важности». К примеру, в январе 1966 года Центр получил шифротелеграмму от японской нелегальной резидентуры за подписью «Бир» о планах США создать новую военно‑политическую группировку, в которую войдут Япония, Южная Корея, Южный Вьетнам, Тайвань, Таиланд, Филиппины, Малайзия, Новая Зеландия и Австралия.

Это была информация, что называется, на опережение. Действительно, 14–16 июня 1966 года в Сеуле на Учредительной конференции министры иностранных дел перечисленных в шифровке стран приняли решение создать под эгидой США новую военно‑политическую организацию – Азиатско‑Тихоокеанский совет (АЗПАК).

А информацию об этом еще в январе поставил Исороку Акаси, который в секретных файлах МГБ проходил под псевдонимом «Тайфун».

Всякий раз, когда «Халеф» вручал «Тайфуну» денежное вознаграждение за поставленную информацию, тот вел себя так, как если бы эта акция была ему в тягость. И однажды он конверт с деньгами не взял.

– Деньги я больше брать не буду. Теперь они мне не нужны, – сказал Акаси, потупив взгляд. – Раньше я тратил их на лечение сына, но на прошлой неделе он умер…

Вместо эпилога

На счету «Бир» и Халефа» было множество успешно проведенных разведывательных акций. Достаточно сказать, что их оперативное дело состоит из 22 томов общим объемом свыше 7 тысяч страниц!

14 лет работы на износ в Японии сказались на здоровье разведчиков. Весной 1966 года «Бир» получила шифровку из Центра о скором возвращении на Родину. Домой супруги добирались через Европу.

Полковник Хамзин еще 13 лет выезжал за границу, выполняя специальные задания Центра. В 1980‑м он вышел в отставку. Скончался в 1991 году.

Майор Алимова вышла в отставку в 1967 году.

За успешное выполнение специальных заданий разведчики‑нелегалы награждены многими орденами и медалями.

К слову, брачный союз – не притворный, а реальный – «Халефа» и «Бир», по воле Центра ставших мужем и женой, оказался не только дееспособным за кордоном, но и счастливым на Родине – семейная жизнь Ирины и Шамиля продолжалась и после выхода в отставку.