Холодная война и противостояние разведок

Чешский президент Вацлав Гавел пытался смягчить люстрационное законодательство. Фото Бена Скалы

С падением Берлинской стены интерес простых немцев к феномену ШТАЗИ не закончился. 15 января 1990 года большая разгневанная толпа собралась перед комплексом зданий органов государственной безопасности на Норманенненштрассе в Восточном Берлине и заняла его. Оказавшись внутри, демонстранты мусорили в кабинетах, срывали со стен портреты лидера бывшей ГДР Эриха Хонеккера и ломали мебель. Позднее образовался центральный Комитет граждан Норманенненштрассе, имевший целью убедиться в том, что ШТАЗИ и заменившая ее организация полностью распущены, а их документы сохранены.

ГДР–ФРГ

Вскоре последовали жаркие дебаты. Некоторые ратовали за уничтожение оставшихся документов, предрекая «убийства и нанесение увечий», когда бумаги будут использованы для установления степени вины коллаборационистов ШТАЗИ. Другие предлагали закрыть доступ к документам на 50 лет и потом вновь открыть их. К августу 1990 года парламент Восточной Германии принял закон «О сохранении и пользовании индивидуальными данными бывшего Министерства государственной безопасности / Управления государственной безопасности». Этот закон зафиксировал базовые принципы, которые после объединения Германии были включены в законодательство, касающееся документов ШТАЗИ: документы остаются на территории бывшей ГДР, будут независимы от политических партий или министерств, граждане в индивидуальном порядке имеют право проверить относящиеся к ним дела. Для управления этими документами в ФРГ позднее было создано учреждение с громоздким названием «Федеральный уполномоченный по документам службы государственной безопасности бывшей ГДР» (BStU), которое более известно как «Ведомство Гаука» (названо так в честь его первого директора Иоахима Гаука). Бывший диссидент-лютеранин из Ростока, министр, а потом и президент ФРГ, Гаук заявил, что «самым критическим для нас, восточных немцев, является то, что имеем ли мы силы и уверенность в себе, чтобы не отойти от нашей истории, а видеть ее хорошие и плохие стороны». На конец 2006 года с заявлениями на разрешение ознакомиться с документами обращались более 6 млн человек – восточные и западные немцы, много иностранцев. Исследование, проведенное несколькими годами раньше, показало подавляющую удовлетворенность тех, кто участвовал в этом исторически небывалом эксперименте.

Обвинения в адрес бывшего главы Министерства государственной безопасности Эриха Мильке посыпались сразу же после того, как он потерял власть. Несмотря на длинный перечень этих обвинений, председатель суда в Берлине признал его не могущим предстать на судебном процессе по состоянию здоровья. После этого последовал «наезд» с другой стороны – Мильке обвинили в причастности к убийству двух берлинских полицейских аж в 1931 году, заставили присутствовать в суде и в 1993 году приговорили к шести годам тюрьмы, из которых он через два года был переведен в дом престарелых. Наказание грозило и Маркусу Вольфу, многие годы успешно возглавлявшему восточногерманскую разведку. Ранее он отказался от предложенных ЦРУ в обмен на специфическую информацию денег, пластической операции и переезда в Калифорнию. Над ним было организовано два суда, решение первого «виновен» было аннулировано Верховным судом Германии, на втором суде государственное обвинение смогло добиться приговора лишь в два года тюрьмы условно.

Следует отметить, что после объединения Германии рядовой состав бывшей восточногерманской армии с готовностью брали служить в бундесвер, а вот бывшим офицерам ШТАЗИ дорога в секретные службы ФРГ была строго-настрого заказана.

Чехия и Словакия

В связи с несколькими скандалами, случившимися в ходе ранее проводимых проверок на связь с органами безопасности, Федеральное собрание Чехословакии в октябре 1991 года приняло закон «О люстрации» (от латинского слова lustratio – «очищение через жертву»). Он применялся к разным категориям граждан, которые в социалистической Чехословакии тем или иным образом были связаны с деятельностью спецслужб. Вместо их уголовного преследования закон вводил пятилетний запрет на занятие большинства правительственных или военных должностей. Забавно, что он не запрещал участия в выборах в парламент страны. Те, кто противился люстрации, называли ее «инквизицией» и формой «нарушения закона». Президент Вацлав Гавел пытался внести в законодательство поправку, которая препятствовала бы навешиванию коллективных ярлыков, однако большинство законодателей выказали мало интереса к его начинанию.

После того как в январе 1993 года федерация распалась на два независимых государства, Чешскую Республику и Словакию, различия в подходах к своему недавнему прошлому проявились еще сильнее. Словаки, менее критически относившиеся к своему коммунистическому прошлому, противились исполнению закона «О люстрации» и отказались продлевать его после истечения пятилетнего срока действия закона. В Чешской Республике, наоборот, закон продлевался дважды, и в обоих случаях пересиливал вето, накладываемое на него президентом Гавелом. С момента введения закона и до 2005 года Министерство внутренних дел выдало 451 тыс. свидетельств о люстрации, из которых всего два с небольшим процента документов содержали упоминание о коллаборационизме в прошлом. Чешская Республика также обеспечила своим гражданам больший доступ к документам StB (Чехословацкая служба безопасности и разведки), представив в электронном виде 4 млн страниц документов в хранилище в Пардубице, и попыталась наказать большее количество должностных лиц бывшего коммунистического режима. В 1992 году Высший военный суд признал Алоиза Лоренца, последнего руководителя StB, в злоупотреблении служебным положением, однако после распада федерации он скрылся в своей родной Словакии, где получил только 15 месяцев тюрьмы условно.

В двух новых государствах появились свои специальные службы. В Чешской Республике помимо двух служб, имевшихся в вооруженных силах, были созданы Информационная служба безопасности (BIS) и Бюро по иностранным контактам и информации (UZSI). BIS, ведшая контрразведывательную работу внутри страны, сосредоточила внимание на деятельности иностранных разведок внутри страны; среди ее успехов в середине 1990-х годов был перехват незаконных поставок чешского оружия в Иран и Боснию, и 3 кг урана-235 советского производства. Кроме того, BIS «накрыла» слет русских мафиози в одном из пражских ресторанов. UZSI, служба внешней разведки, начинала свою деятельность с набора свежего персонала и анализа доступных открытых источников. Ее первым директором стал давний друг-диссидент Гавела Ольдрых Черны, ранее подвизавшийся в киноиндустрии. Твердый англофил, он попросил англичан компенсировать его неопытность в этой области и завел тесную дружбу с генеральным директором британской MI6. Новые чешские офицеры разведки проходили у англичан полевую подготовку, а ЦРУ снабжало их современными средствами связи. Любопытно, что когда США и Англия попросили правительство Гавела отозвать из этих стран нелегалов, внедренных еще во времена социалистической Чехословакии, чешские власти ответили отказом, объяснив его тем, что эти никогда не задействованные «спящие агенты» не нанесли никакого вреда.

Словакия пошла своим путем, создав единую организацию – Словацкую информационную службу – SIS, которая вскоре приобрела черты политической полиции в руках автократичного премьер-министра Владимира Мечиара. Одним из руководителей SIS был Иван Лекса, сын одного из министров прежнего коммунистического правительства, сотрудничавший, как и его отец, с StB. Когда Лекса руководил секретной службой, произошло не только расхождение интересов в области разведки с другими странами НАТО, но и становление России как основного иностранного партнера. Согласно официальной договоренности, русские готовили офицеров SIS не только на своих объектах в России, но и на словацкой территории. Одним из самых нелепых дел SIS, пожалуй, было похищение сына словацкого президента Михала Ковача, политического противника Мечиара. Брошенный в синяках и без сознания в собственной машине близ австрийского полицейского участка, Ковач-младший выдержал испытание, а его отец отказался уйти со своего поста. Правительство Мечиара ответило тем, что выдвинуло надуманное обвинение в самопохищении. Уверенная победа оппозиции на выборах 1998 года привела к уходу Лексы и Мечиара из власти и осторожно начала долгую и запоздалую реформу SIS. Некоторым аналитикам это напомнило события 1989 года, поскольку и в этом случае, и тогда, десять лет назад, покидающие секретную службу офицеры, многие из которых были ветеранами StB, стали немедленно целиком уничтожать свои личные дела.

Польша

Распад польской службы безопасности начался в середине 1989 года после поражения на выборах польской Компартии. В апреле следующего года парламент страны, в котором верховодила «Солидарность», одобрил создание новой структуры – Министерства защиты государства – UOP, которое наследовало документы и другую собственность своего предшественника. По не виданному никем и никогда правилу бывшие сотрудники бывшей службы безопасности могли быть вновь приняты на службу при условии прохождения ими проверки на районном уровне. На проверке выяснялось, нарушал ли проверяемый закон, пренебрегал ли правами человека и получал ли личную выгоду от своей должности. Из общего количества подавших заявление в UOP было принято около 4000 человек, дальнейшего изучения принятых не проводилось из-за боязни потерять нужных профессионалов. UOP было запрещено отслеживать деятельность оппозиционных политических групп, для ведения слежки, в свою очередь, требовалось решение суда. Главной задачей UOP стала борьба с терроризмом и организованной преступностью. Польское руководство крайне долго не желало вводить закон о люстрации. Только в 1997 году был принят закон, по которому все чиновники на выборных государственных должностях, члены органов судебной власти и руководители СМИ должны были публично заявить о степени своей личной причастности к сотрудничеству с бывшей службой безопасности в период с 1944 по 1990 год. Только неправдивое заявление, степень искренности которого определялась специальным судом по люстрации, имевшим доступ к архивам спецслужбы, вызывало десятилетний запрет на занятие профессиональной деятельностью. Из примерно 23 тыс. человек, прошедших эту процедуру, всего несколько десятков человек сделали фальшивые заявления. Принятая в 2006 году более строгая версия закона о люстрации была на следующий год отклонена конституционным судом страны. Что касается простых поляков, то тем из них, которые не являлись очевидными жертвами коммунистического правления, доступ к ограниченному количеству сохранившихся документов прежней службы безопасности был отказан.

Служба внешней разведки унаследовала от Первого главного управления КГБ и штаб-квартиру "Лес" в Ясеневе. Фото Алексея Савельева

В Венгрии медленный и обговариваемый отход от коммунистического правления наложил отпечаток на то, что происходило после 1990 года. На состоявшихся ранее переговорах оппозиции с руководством страны не было достигнуто никакого соглашения относительно преемника AVH – коммунистического аппарата безопасности. Вскоре стало ясно, что он не отошел от старых методов и собирал информацию по группам оппозиции, которые рассматривались как «враждебные», это шло вразрез с измененной конституцией, подтверждающей многопартийность. Как мера воздействия, в AVH было расформировано управление, занимавшееся репрессиями внутри страны (Главное управление III/III), других структурных изменений не было. Наконец, в 1995 году в стране законодательно были учреждены два новых гражданских органа – Управление национальной безопасности (NBH) и Служба национальной безопасности (NBSzSz). NBH отвечало за добывание и обработку информации, собираемой в стране и за рубежом, а NBSzSz обеспечивала безопасность внутри страны и охрану правительственных чиновников как внутри страны, так и за границей. После всеобщих выборов 1990 года понадобилось еще четыре года на то, чтобы был принят запоздалый и сильно размытый закон о люстрации, по которому все общественные деятели, принесшие присягу парламенту или президенту, подвергались проверке по архивным данным бывшей секретной службы. Если выяснялось, что некто сотрудничал ранее с AVH или фашистской партией ARROW CROSS, то он мог спокойно уволиться со своего поста без опасения публичной огласки. Закон не предусматривал обязательного увольнения человека, с которого сорвана маска.

Эта ограниченная прозрачность отражала общий настрой страны, которая предпочла не подвергать переэкзаменовке недавнее прошлое, а стремиться к большему экономическому процветанию.

Болгария

В Болгарии годы переходного периода также не способствовали открытому расследованию проступков коммунистического режима. Политическая неразбериха привела к череде слабых правительств и перечеркнула попытки узаконить люстрацию. У населения страны росло недоверие ко всему происходящему, поскольку многие наблюдали свидетельства того, что распущенный аппарат госбезопасности в действительности не был деполитизирован. Более того, используя свои связи и специальные знания, бывшие офицеры безопасности стали находить доходные должности в частном секторе, или организуя собственные фирмы, или поступая в те, которые уже были созданы бывшими партийными аппаратчиками, и налаживать тесные связи с организованной преступностью.

Румыния

То, что ни одна другая страна Восточной Европы не имела более высокого процента соотношения численности компартии ко всему населению страны, представляло дополнительные трудности для Румынии после ее бурной революции 1989 года. Оставаясь, по сути, тем, кем они были ранее, многие граждане все же просто вступали в правящий Фронт национального спасения. Последовали суды над 11 генералами из службы безопасности и милиции, их обвиняли в попытке подавить революцию. В случае с Юлианом Владом, бывшим руководителем СЕКУРИТАТЕ, тюремный срок в девять лет закончился в 1994 году ранним помилованием. Учитывая выдающуюся роль, сыгранную службой безопасности в ведении внешней торговли, бывшие офицеры СЕКУРИТАТЕ, подобно их коллегам в соседней Болгарии, не испытывали трудностей для проникновения в частный сектор. Вдобавок они заняли ключевые посты в правительственном аппарате, особенно на дипломатической службе и в министерстве внешней торговли. После роспуска СЕКУРИТАТЕ были созданы новые структуры безопасности и разведки, всего девять различных агентств, ядром которых стали прежние управления и службы. Для большинства румын подобное дробление представлялось не более чем простой уловкой, призванной создать для иностранцев более демократический имидж страны и повысить тем самым шансы Румынии на прием в Евросоюз и НАТО. Самым крупным из новых агентств являлась SRI, румынская служба безопасности. Ее первый директор Михай Караман передал французской службе безопасности копию досье на бывшего министра обороны, члена социалистической партии Франции Шарля Арну (псевдоним АНДРЭ). Арну стал первым в западной демократии членом кабинета министров, разоблаченный как платный агент восточноевропейского блока.

СССР–РФ

Как бы ни складывалась в переходный период последующая судьба бывших спецслужб бывшего Восточного блока, главным вопросом для Запада оставалось будущее его самого грозного противника, КГБ, особенно в свете провала путча сторонников твердой линии в августе 1991 года. Борьба между Михаилом Горбачевым и Борисом Ельциным продолжалась еще около четырех месяцев, пока в декабре того же года не было объявлено о распаде СССР. Однако к этому времени политические противники сумели договориться о назначении Вадима Бакатина новым главой сил безопасности. Бакатин хорошо смотрелся на экранах телевизоров, и ему предстояло навести порядок среди своих подчиненных, находившихся в состоянии хаоса и неопределенности. Как писал тогда один из российских журналистов, некоторые деморализованные офицеры КГБ на Лубянке, опасаясь худшего, начали пить водку прямо за своими рабочими столами, вопиющим образом нарушая чекистскую дисциплину. В транслировавшейся по телевидению высокомерной речи Бакатин озвучил свои планы перестройки КГБ на основе законности и соблюдения прав личности, а еще, к ярости своих новых коллег, он сделал подарок Западу, предоставив послу США Роберту Страуссу образцы современного электронного подслушивающего оборудования, ранее установленного в здании американского посольства, и схемы его расположения. Деятельность Бакатина как последнего председателя КГБ вскоре закончилась, впоследствии он признавался, что ему больше всего мешали отсутствие преданных и одинаково мыслящих с ним помощников, переоценка своих сил и провал попытки оживить организацию талантливыми администраторами, взятыми со стороны. КГБ никак нельзя считать умирающим, заявил Бакатин на конференции в 1993 году, хотя миф о его невидимости рухнул.

С провозглашением самостоятельности России у Ельцина появилась свобода рук для создания собственной структуры безопасности, и в начале 1992 года возникли пять отдельных агентств, выполнявших задачи исчезнувшего КГБ. Самое крупное из них, Министерство безопасности, вобрало в себя не менее 17 основных подразделений своего предшественника, и имело в качестве основной задачи контрразведывательную деятельность. Возглавил Министерство давний сторонник Ельцина генерал-полковник Виктор Баранников, который сразу же столкнулся с растущей угрозой терроризма со стороны этнических сепаратистов, расползанием организованной преступности, деморализованностью подчиненного ему личного состава низшего звена и проникновением спецслужб Запада во все сферы российской жизни.

Баранников был снят с должности в июле 1993 года за якобы плохое руководство при отражении нападения на российских пограничников в Таджикистане и за нарушение «этических норм». В конце того же года Ельцин объявил о создании еще одного агентства – Федеральной службы контрразведки (ФСК), обосновывая этот шаг тем, что вся система безопасности с 1917 года по настоящее время оставалась нереформированной, а предыдущие изменения были преимущественно поверхностными и косметическими.

Созданная в период после исчезновения КГБ и реорганизации прежней службы безопасности Служба внешней разведки (СВР) явилась прямым продолжением Первого главного управления КГБ и унаследовала от него ту же штаб-квартиру – «Лес» в Ясеневе. Руководителем СВР стал государственный деятель с академической репутацией Евгений Примаков. Примаков был достаточно известен на Западе, в мае 1991 года он был в Вашингтоне по поручению Горбачева и вызвал некоторое неприятие со стороны Роберта Гейтса, который вскоре стал директором Центральной разведки. По мнению Гейтса, едва ли можно было найти человека, «персонально более неприветливого или значительно менее квалифицированного». В июне 1993 года Примаков снова приезжал в Вашингтон для встречи с директором ЦРУ Джеймсом Вулси, с которым он обсуждал вопросы распространения ядерного оружия, терроризма и торговли наркотиками. Через два месяца уже Вулси прилетал в Москву, где провел переговоры с руководством СВР и Министерства безопасности. Менее известно, что при Примакове были восстановлены связи в области разведки с Пекином, которые с 1959 года находились в плачевном состоянии.

По мере того как неизмеримо большее количество (по сравнению с прежними временами) российских граждан вовлекалось во внешнеэкономическую деятельность, контрразведке Запада становилось все труднее устанавливать различие между действительными шпионами и реальными бизнесменами. Ситуация усугублялась и тем, что много бывших сотрудников КГБ были наняты западными фирмами, искавшими точку опоры в России. Зачастую эти люди не делали секрета из характера своей прежней работы и умели ориентироваться в дебрях российской бюрократии, обычно закрытых для внешних игроков. Определенную проблему представлял и рост числа перебежчиков, поэтому после провала путча 1991 года ЦРУ решило воспользоваться плюсами, которые давала хаотичная ситуация в России, и составило план регулярных вербовок. Впервые с начала холодной войны американские разведчики наслаждались свободой передвижения по Москве и без труда организовывали встречи один на один с потенциальными кандидатами на вербовку. Ситуация выгнала из щелей даже агентов из прошлого – тех, кто был некогда задержан советскими властями, или тех, кто исчез из вида, и теперь надеялся на оплату своих прежних услуг.

В примечательном отходе от прошлых лет СВР при Примакове начала примерять на себя наступательную роль в проведении внешней политики. До этого КГБ всегда признавал верховенство Компартии и никогда не распространял свое мнение как заявления отдельной организации. Однако, по мере того как движение НАТО в Центральную и Восточную Европу стало набирать силу, Примаков выступил с резкой критикой, заявив, что это вызовет озабоченность в российских вооруженных силах и сыграет на руку антизападным силам в России.

Тем временем возникли глубокие сомнения в эффективности ФСК внутри страны, особенно в декабре 1994 года после провала наступления на Грозный, столицу Чечни. На следующий год ФСК превратилась в ФСБ, которой в июле 1998 года стал руководить Владимир Путин, малоизвестный чиновник из Санкт-Петербурга. Скромные исходные данные не помешали Путину сделать быструю карьеру, и всего лишь через год, после того как он возглавил ФСБ, Ельцин назначил его премьер-министром. Перед уходом из ФСБ он сказал своим коллегам: «Несколько лет назад мы пребывали в иллюзии, что у нас нет врагов, и мы дорого заплатили за это».

В конце декабря 1999 года Ельцин неожиданно оставил президентский пост, передав бразды правления Путину – первому офицеру внешней разведки КГБ, ставшему лидером огромной страны. Путин провел ряд мероприятий, направленных на усиление роли ФСБ, в частности вновь ввел погранвойска в состав ФСБ. ФСБ, в свою очередь, обзавелась собственной внешней разведкой, дополненной отделениями в регионах.

В российском обществе, что примечательно, ФСБ приобрела неожиданного и важного союзника. С первых дней прихода большевиков к власти силы безопасности стремились подавить Русскую православную церковь, практиковали вербовку церковных служащих в качестве агентов или информаторов. После распада СССР церковное возрождение стало включать, что удивительно, тесное сближение между ФСБ и лидерами духовенства. В 2002 году служба безопасности даже обзавелась собственной приходской церковью, ею стал восстановленный собор Св. Софии Божьей мудрости XV века, расположенный во внутреннем дворике штаб-квартиры ФСБ на Лубянке (большую часть советского периода он служил складом). При освящении церкви, на котором присутствовали глава ФСБ Николай Патрушев и другие высокопоставленные чиновники, патриарх Алексий II выразил надежду, что церковь поможет офицерам разведки «вести нелегкую работу по обеспечению безопасности страны перед лицом внешних и внутренних недоброжелателей и врагов». Путин, сам исповедующий православие, воздал церкви должное, обратив внимание на ее «особую роль в формировании нашей государственности, нашей культуры, наших моральных принципов». С другой стороны, Путин не делал секрета из своей верности чекистским принципам, помогая вновь установить на Лубянке памятную доску в честь Юрия Андропова, которая из предосторожности была снята офицерами КГБ в тот вечер, когда наэлектризованная толпа свергала с пьедестала статую Феликса Дзержинского.