Щипач на свадьбе

Подсудимый Пеньковский слушает приговор по делу о государственной измене. Фото РИА Новости

Мало кто знает, что разоблачение сотрудника ГРУ Генерального штаба ВС СССР полковника Пеньковского, которого в 1960–1970 годы ЦРУ и СИС считали самым плодовитым своим агентом, явилось благодатной нивой для «остепенения» целого отряда офицеров советских спецслужб.

Точное число сотрудников КГБ и ГРУ, которые, завершив исследование феномена предательства полковника, стали кандидатами и докторами военных наук, неизвестно. Но, судя по тому, что по прошествии 55 лет после казни изменника его призрак продолжает будоражить воображение чекистов, не исключено, что полку мужей от науки еще прибудет.

Не стоит сегодня анализировать мотивы предательства Пеньковского – им было уделено достаточно внимания. Рассмотрим оставшуюся за кадром операцию «Свадьба» – негласный обыск в жилище изменника. Благодаря этой акции были добыты неопровержимые улики его шпионского промысла.

Свадьбы со змеями

Из мемуаров сотрудников КГБ известно, что с помощью кинокамеры с дистанционным управлением, установленной на балконе соседей полковника Пеньковского, удалось отснять, как он колдует с радиоприемником, настраивая его на определенную волну, слушает передачи и делает пометки в блокноте.

Для более скрупулезной фиксации действий Пеньковского по указанию начальника Второго главка (центральный контрразведывательный орган КГБ) генерал-лейтенанта Грибанова двое его подчиненных, Алексей Киселев и Николай Ионов, отправили на черноморский курорт семью, проживавшую над объектом. Просверлили отверстие в полу и установили миниатюрный перископ. Две недели они наблюдали, как полковник фотокамерой «Минокс», недоступной ему в служебной деятельности, переснимает какие-то документы под грифом «Совершенно секретно».

Даже имея на руках такие улики, генерал Грибанов не решился отдать приказ на проведение негласного обыска в квартире подозреваемого. Чтобы не рисковать собственной карьерой и не быть лично ответственным за вторжение в жилище полковника, он переадресовал решение вопроса председателю КГБ Владимиру Семичастному.

А все потому, что покровителями Пеньковского были начальник ГРУ генерал армии Иван Серов и главный маршал артиллерии Сергей Варенцов. Оба имели выход на первого секретаря ЦК КПСС Никиту Хрущева и на министра обороны маршала Родиона Малиновского. Мало кто рискнет лечь грудью на жерла пушек такого калибра.

Санкцию на обыск генерал Грибанов все-таки получил. С расплывчатой формулировкой: «Для возможного выявления фактов несанкционированной работы полковника Пеньковского с секретными материалами по месту жительства».

Казалось бы, стоит только дать приказ Ионову и Киселеву – и дело сделано. Оба имели опыт негласного проникновения для обыска и в более защищенные помещения – в кабинеты дипломатов иностранных посольств. Такие вылазки получили кодовое название «Свадьба». Места проведения – посольства государств «третьего мира», состоявшие в вассало-союзнических отношениях с нашим главным противником – Соединенными Штатами.

Когда посольство пустело, на протяжении нескольких часов там орудовали специалисты по вскрытию сейфов любой сложности и лингвисты, читающие тексты на всех языках мира.

Службы безопасности посольств предпринимали свои защитные меры. То из открытого сейфа на наших спецов бросались ядовитые змеи. То какую-нибудь шкатулку с секретными документами, изготовленную как «ванька-встанька», после вскрытия невозможно было вернуть в начальное положение. Бывало всякое, но и добывалось многое. То, что нельзя было взять непосредственно у американцев, добывали у их союзников-вассалов.

Нетрудно представить, какого класса специалистами по части негласных обысков были Ионов и Киселев. Но для обыска в квартире Пеньковского их навыки были неприменимы. Во всяком случае, на начальном этапе.

Муки оперативного творчества

По плану, разработанному под руководством заместителя начальника Второго главка полковника Л.В. Пашоликова, удалось выманить из квартиры объект и его жену с дочерью. Для этого токсикологи из лаборатории КГБ обработали стол и кресло в кабинете Пеньковского некой раздражающей субстанцией, и у него на ягодицах и ладонях появилась экзема. Заранее проинструктированные врачи поликлиники ГРУ, куда полковник обратился за помощью, под предлогом обследования поместили в стационар всю семью.

Оставалась мать Пеньковского – Клавдия Власовна. Она постоянно проживала в Одинцово, но на время госпитализации сына, невестки и внучки переехала в их квартиру, став камнем преткновения для негласного обыска. Внешне женщина – божий одуванчик из российской глубинки. Но по агентурным данным – очень хитрый и недоверчивый человек, не подступиться.

Ионов и Киселев поняли, что вызвать ее к участковому, в поликлинику или в ЖЭК (то есть применить традиционный набор, пропахший портянками уполномоченных ВЧК времен военного коммунизма) не удастся. Тетя Клава, не видя реальной причины для вызова, заподозрит подвох и уйдет в «глухую оборону». А если даже и клюнет, сколько времени могут продержать ее в ЖЭКе или в поликлинике? Час? Полтора? Нет, для полноценного обыска этого мало.

Стало ясно, что нужно отступить от традиционных уловок и организовать нечто из ряда вон. Поставить такой спектакль, чтобы тетя Клава только происходящим на сцене действом и жила. А о буфете и не помышляла.

Слуховым контролем квартиры было установлено, что тетя Клава утром следующего дня собралась на Центральный рынок за фруктами для внучки, чтобы затем отвезти их в больницу. «Ну вот, – сказал себе Ионов, – забот меньше: тетка выйдет сама. Но на все про все у нее будет максимум два часа. Для «Свадьбы» маловато!»

Впрочем, было еще одно обстоятельство. Существует физический закон, или даже не закон – явление. Сразу после использования самой совершенной отмычки замок начинает капризничать, а родной ключ то заедает, то проделывает холостые обороты. Потом все нормализуется, но сразу после совокупления с отмычкой замок будет давать сбой.

Рачительный хозяин, безусловно, обратит внимание, что замок работает не так, как раньше. А уж профессионал и подавно поймет, что в замке ковырялись отмычкой. Как это случилось четырьмя годами ранее при проникновении в жилище предыдущего шпиона – подполковника Попова. О чем он на допросе сам и сообщил.

Лучшим вариантом было использовать родные ключи. Но как завладеть ими? И тут Николая Ионова осенило: надо подключить вора-карманника!

В комитетских учетах нашли одного. Но оказалось, что из-за отсутствия сферы применения его талантов он давно передан «соседям» – в систему МВД. Тогда Ионов позвонил своему другу детства, а ныне начальнику отдела уголовного розыска капитану Алексею Кондрашову.

«Коля, карманник экстра-класса у меня есть, – ответил Кондрашов. – Впрочем, ты его знаешь, жил он в соседнем дворе. Да-да, Алик Непорочный!»

Щипач и джентльмен удачи

В середине 1950-х во дворах у Тишинского рынка можно было встретить отдыхавшего после очередной отсидки знаменитого карманника Витю Малину. Ученика еще более знаменитого Васьки Бриллианта – иконы криминального мира СССР.

Собирал Витя вокруг себя окрестную ребятню, бесплатно показывая и объясняя разные фокусы. Ловкость рук – и никакого мошенничества. Очаровав пацанов, Витя предлагал им повторить какой-нибудь трюк. И следил, что делают мальчишки.

Был в той ватаге Александр Поречный, по прозвищу Алик Непорочный. Маленький, азартный, выросший без отца. Отсюда и прозвище: появился, дескать, от непорочного зачатия.

У Алика и карты вынимались нужные, и пятак исчезал на глазах у изумленной публики. Витя Малина похвалил Непорочного и увел с собой. Так Александр Поречный стал карманником.

До встречи с Малиной он как-то недооценивал ремесло карманных воров. Оказалось – зря. Щипач – это не накачанный амбал-отморозок, который способен лишь на вульгарный разбой, сила есть – ума не надо.

Щипачи на Руси всегда считались высшей кастой преступного мира. Артисты, виртуозы. Сами себя они сравнивают с пианистами. Говорят, три дня не «поиграешь», огрехи в исполнении будут заметны только тебе самому. Через неделю – заметят братья по ремеслу. А уж через месяц – можешь и «выступление» провалить: схватят за руку.

Преступный мир всегда преклонялся перед железной дисциплиной щипачей. Спиртным не злоупотребляют, спят всласть, по утрам – зарядка. Словом, блюдут режим. А это ох как непросто при жизни воровской!

За два часа до выхода на работу ничего не едят и не пьют, даже чая. Как пограничники перед заступлением в наряд. Это воздержание заставляет с полной отдачей работать все «бортовые системы»: обостряются зрение, слух, обоняние. Реакция становится молниеносной.

Карманников сравнивают и с каскадерами. Чего ради, спрашивается, каскадер, перекореженный в десятке трюков, отдающий себе отчет, что каждый очередной финт может стать последним, все равно прыгает на полном ходу с поезда или с крыши десятиэтажного дома?

Каскадер обычно отвечает: «Это мой образ жизни, я не могу без риска, жизнь без опасностей кажется пресной». То же самое может сказать о себе и классический карманник.

В КГБ СССР были серьезные специалисты по проведению негласных обысков у подозреваемых.  Кадр из телесериала «ТАСС уполномочен заявить» (1984)

Апофеозом карьеры Непорочного стало лето 1957 года. В Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Все подозреваемые в неблагонадежности в преддверии фестиваля подлежали выдворению за 101 километр.

Алик остался один. Вот тогда-то его талант и засверкал бриллиантовыми гранями.

По Москве ходили толпы «бесхозных» иностранцев. Каждый вечер Алик приволакивал домой швейцарские часы, фотоаппараты, брелоки, сигареты. Что-то раздаривал, что-то продавал по дешевке дворовым корешам. Бумажники с разноцветными банкнотами придерживал до возвращения из ссылки «деловых» – валютчиков.

Однажды на ВДНХ Алик «срисовал» иностранца, который выгодно выделялся из горластой фестивальной толпы. Во-первых, белый. Во-вторых, возраст – за сорок. В-третьих – дорогой «прикид» в идеальном состоянии. Словом, все так и кричало о неиссякаемой кредитоспособности клиента.

Скомандовав себе «на абордаж!», Адик заточенным серебряным полтинником «Сеятель», зажатым между указательным и средним пальцами, подрезал задний карман иностранца.

Эх, знать бы Алику, что «упакованный фраер» – не только его «тема», но и объект круглосуточных бдений «топтунов» из Службы наружного наблюдения КГБ. Разведчик, «сидевший под корягой» (то есть под прикрытием секретаря посольства одной уважаемой европейской страны), только-только в одно касание получил от своего агента микрофотопленки, которые поместил в бумажник. Он-то и стал добычей Непорочного.

Не успел Алик удалиться и на пару шагов, как был взят под белы руки и на оперативной «Волге» доставлен в Лубянскую тюрьму, известную как «нутрянка». Вскоре туда же доставили и пострадавшего во вспоротых портках.

Карманник на подписке

Допрос, более походивший на «вербовку в лоб», проводил серьезный дядя в погонах майора гэбэ. Свою партию он исполнил в стремительном темпе. Не тратя времени на увертюру, он показал Непорочному фотографии, где тот был запечатлен рядом с жертвой в привычном для щипача ракурсе.

Дядя в погонах пояснил, что отсутствие судимостей у Алика – это не его заслуга, а недоработка работников МВД, которую Лубянка легко исправит. Непорочный попытался разжалобить майора: дескать, бес попутал, это в первый раз, отпустите, дяденька, больше не буду.

Майор, посмеиваясь в усы, заявил, что Лубянка – не богоугодное заведение. И фото с ВДНХ вмиг окажется на столе начальника МУРа, если Алик не окажет помощь самой гуманной в мире дружине. С чистыми руками, горячими сердцами и холодными головами. Адик понял, что торг здесь неуместен, и заверил дядю в погонах, что готов выполнить любое его поручение.

Действительно, и на очной ставке с «иноземным фраером» в тюрьме, и на судебном процессе Алик полностью изобличил супостата, дав показания, что именно из его кармана «случайно» извлек шпионские материалы.

Иностранец ввиду его дипломатической неприкосновенности после суда был объявлен persona nоn grata и выслан из Союза. Непорочного после суда не отпустили. И дело не в отсутствии у него дипломатического иммунитета.

Если соль профессии официанта в чаевых, журналиста – в поиске сенсаций, то соль профессии гэбэшника – в вербовках. Завершив одну, он готовит следующую, чтобы приобщить к своему промыслу еще одного тайного помощника.

Их много. Их сорок сороков. Они – ударный отряд любой спецслужбы. Среди них люди разных вероисповеданий, профессий, национальностей, возрастов и сексуальной ориентации. Особо почитаемыми являются кадровые офицеры из противоборствующих спецслужб, дипломаты, ученые, журналисты, писатели, артисты – как наши, так и иностранные. Разумеется, речь идет не только о мужчинах, но и о женщинах.

Ремесло Непорочного в эту номенклатуру не входило. Но нет правил без исключений – почему бы не завербовать щипача-виртуоза? Этот малолетка совсем не промах и может оказать «конторе» еще не одну услугу.

В общем, перед тем как отпустить Непорочного на все четыре стороны, майор выложил перед ним бланк с машинописным текстом:

Подписка о сотрудничестве

Я, Поречный Александр Иванович, добровольно обязуюсь оказывать органам госбезопасности Союза ССР всемерную помощь в их борьбе с происками империалистических разведок.

Клянусь хранить в тайне все сведения, ставшие мне известными в ходе сотрудничества.

Для конспирации избираю псевдоним Смотрящий.

Подпись ____

Число _____

Кража в интересах госбезопасности

Непорочному хватило минуты, чтобы усвоить, какая роль отводится ему в предстоящем спектакле на Центральном рынке.

– Только вот неувязочка одна имеется, гражданин оперуполномоченный, – обратился он к Ионову, почуяв в нем старшего. – Где гарантии, что в околотке будут вести со мной такие же задушевные беседы? В менты принимают не по интеллекту, а по анализам! Разговор у них с такими, как я, соответственный. В козлятник на трое суток без права переписки с ООН и ЮНЕСКО о правах человека...

– Ты цену себе не набивай, будто беременная кенгуру, – оборвал его Кондрашов. – Сказали же тебе, что даже в журнале происшествий регистрировать не будут. Товарищ, – капитан выбросил руку в сторону улыбающегося Ионова, – обо всем уже подумал... А под видом сознательных граждан, что на рынке повяжут тебя, будут выступать ихние... то есть наши люди. Раньше ты гарантий ни у кого не требовал, а теперь? Что изменилось теперь?

Алик вопрос проигнорировал. Сложив губы трубочкой, он сосредоточенно пускал кольца табачного дыма в потолок.

– Ну, что ж, – Ионов пошел ва-банк, – если наш друг сомневается, настаивать не будем. Я генералу так и доложу... Кстати, Алексей Евгеньевич, – взгляд в сторону капитана, – какое вознаграждение вы платите за риск?

– Когда как, Николай Григорьевич, – принял Кондрашов подачу, – иногда, в случае инвалидности, даже пенсию назначаем…

– Ну, до инвалидности, я уверен, дело не дойдет.

Психологический прессинг с использованием категорий «наш друг», «генерал», «вознаграждение» дал результаты. Алик тут же загасил сигарету.

– Нет, я что? Мне бы вот только рабочую руку не сломали... А остальное – разыграем как по нотам!

Дело – в шляпе, ключ – в замке.

Алик Непорочный слово сдержал.

На машине «наружки» его подвезли к рынку, показали мать Пеньковского, появившуюся у прилавков с овощами и фруктами. Заточенным полтинником Алик взрезал ее хозяйственную сумку. Едва он успел завладеть вожделенной связкой ключей и кошельком, как на него с криком «Попался, гад!» навалились сознательные советские граждане, случайно оказавшиеся на Центральном рынке.

Бутерброд с икрой, как известно, падает икрой на пол. Мимо рынка очень кстати проезжал милицейский «уазик». Воришку, сознательных граждан и, конечно, тетю Клаву погрузили в машину и привезли в околоток.

Тут и началось: допросы, протоколы, очные ставки... Потом приказ: «Следственный эксперимент!» И повезли всех обратно на рынок, где расставили пострадавшую, посягателя и свидетелей по местам и попросили вспомнить, кто и что делал и о чем в это время думал.

И так пять часов подряд. А как иначе? Профессионалы, они работают основательно!

– Ничего себе, сходила за клубничкой для внучки! – сжимая связку ключей и кошелек в руке, молвила тетя Клава при выходе из отделения. – Чтоб вам всем ни дна, ни покрышки!

Тем временем Алексей Киселев и Николай Ионов основательно покопались в рабочем столе Пеньковского и добыли убедительную доказательную базу его шпионского промысла. Был обнаружен вызвавший восхищение сотрудников КГБ арсенал. Три миниатюрные фотокамеры «Минокс» – любимый инструмент шпионов тех и последующих времен, позволяющий делать до 50 снимков без перезарядки. Диктофоны, шифровальные таблицы, инструкции по связи. И несколько нераспечатанных пачек банкнот по 10 тысяч рублей каждая.

Все обнаруженное, но до поры оставленное нетронутым на своих местах, говорило о том, что Пеньковский предавался шпионскому ремеслу с маниакальной истовостью.

Суд и приговор

Через две недели после обыска оперативники, дежурившие у перископа, увидели, как Пеньковский рассматривает советский общегражданский паспорт на чужую фамилию. Об этом доложили генералу Грибанову. Стало ясно, что объект намерен перейти на нелегальное положение. Владимир Семичастный согласовал вопрос с Никитой Хрущевым, и 22 октября 1962 года Пеньковский был арестован.

Проведенным расследованием было установлено, что в течение 18 месяцев Пеньковский передал американцам и англичанам более пяти тысяч фотоснимков совершенно секретных материалов военного, политического и экономического характера.

Кроме того, спецслужбы Западной Европы получили от своих англо-американских коллег списки с десятками имен сотрудников КГБ и ГРУ, работавших за рубежом легально и нелегально.

Кроме того, предатель снабдил англо-американские спецслужбы стратегической информацией о военном потенциале СССР – в частности, о наших ракетно-ядерных силах. Причем в разгар Карибского кризиса, когда военное противостояние двух супердержав достигло апогея и возникла реальная угроза Третьей мировой войны.

Суд, проходивший в Москве 3–11 мая 1963 года под председательством генерал-лейтенанта юстиции В.В. Борисоглебского, признал Пеньковского виновным в измене Родине и шпионаже. И приговорил к высшей мере наказания (расстрелу) без права на отсрочку и обжалование.

Приговор был приведен в исполнение 16 мая 1963 года в Бутырской тюрьме.

А по завершении операции «Свадьба» Алик Непорочный стал верховодить на «курсах начинающих щипачей». Молодая блатная поросль, которую он натаскивал, не ведала, что Алик – милицейский стукач по кличке «Смотрящий», и все они находятся под «колпаком» у МУРа.