Игорь Атаманенко
Дмитрий Быстролётов не был бездумным исполнителем приказов, он всегда творчески подходил к выполнению заданий.
Фото с сайта www.fsb.ru
Все годы работы за границей разведчик-нелегал Дмитрий Александрович Быстролётов (кодовое имя Андрей) доказывал генералам Лубянки, что хотя он и дисциплинированный солдат, но отнюдь не бездумный исполнитель их приказов. И всегда имеет свой творческий подход к планированию и реализации оперативных мероприятий.
Особо наглядно это проявилось, когда он руководил группой агентов, состоявшей из граждан разных стран Западной Европы, лично им привлеченных к работе на советскую разведку. Именно во время подготовки и осуществления ими совместных операций раскрылись черты многогранной личности Быстролётова: он мог предстать и генератором идей, и виртуозным исполнителем изысканных психологических этюдов.
Эротоман, гурман и меломан
Кабачок «Гурман», что в Берлине на Александерплац, имел свою неповторимую специфику: интерьер, обслугу и кухню, которая была много богаче, чем у конкурентов, – шашлык из осетрины, паштет из мозгов страуса, белужья икра с запеченным авокадо со сливками и тостами, павэ’ де фуа-гра, мидии по-провансальски, жареные королевские креветки в ананасном или чесночном соусе, устрицы без раковин с лаймом, ризотто с трюфелями и королевскими лангустами.
Из напитков – шампанское «Дом Периньон», тонкие французские коньяки, отборные рейнские и итальянские вина, шотландский и ирландский виски.
Цены солидные, публика – им под стать: банкиры, крупные коммерсанты. Завсегдатаи меж собой называли кабачок харчевней. Здесь всегда можно было найти свободное местечко, чтобы расслабиться в атмосфере уюта, покоя, предупредительности элегантного кельнера – были бы деньги.
Харчевня вмещала семь столиков. У входа стоял древний рояль August Forster, за ним сидел его ровесник и тезка тапер Август Штюбе, чья память хранила всю сокровищницу мировой фонотеки. Андрею не доводилось слышать, чтобы тот в ответ на просьбу сыграть какую-нибудь мелодию сказал: «Я это не умею».
Публика с глубоким почтением принимала его музыкальную эрудицию. Штюбе платил ей той же монетой – со всеми был одинаково приветлив, весел и остроумен. Нередко посетители предлагали ему выпивку. Он охотно принимал угощение, но пьяным его никогда не видели.
Сотрудники резидентуры ИНО, действовавшей, по чекистской традиции, под «крышей» торгпредства, использовали харчевню не только для встреч с агентами из числа западноевропейской финансовой и бизнес-элиты, но и для проведения более замысловатых оперативных мероприятий.
Вот и в этот раз Андрей собирался организовать подставу своего агента экстра-класса Франца объекту оперативной разработки – некоему Клюге, имевшему тесные связи с лидерами НСДАП. Вербовка любого из них сулила моментальный взлет по карьерной лестнице в ОГПУ.
Подстава – один из оперативных приемов секретного агентурного внедрения в разработку объекта. Подстава имеет одно неоспоримое преимущество: объект входит в контакт по доброй воле, и агенту остается лишь не отвергнуть его. Это тем более важно, если объект по складу характера или в силу своей профессии постоянно находится начеку.
Подстава – не самоцель, а промежуточное звено в цепи планируемых мероприятий. В случае, если она имеет положительную перспективу развития, спецслужба переходит к осуществлению следующего этапа: к добыванию информации, к вербовке, к вводу в разработку другого агента или оперативного сотрудника, к компрометации.
Клюге был бабником, гурманом и меломаном. Дмитрий затруднился бы ответить, какому из трех пристрастий Клюге отдает большее предпочтение – каждую субботу он совершал набег в харчевню с очередной юной подружкой, чтобы основательно попользоваться гастрономией и винным складом, а заодно с головой окунуться в волны классики XIX века в исполнении Штюбе.
В соответствии с оперативным планом Франц в ближайшую субботу должен посетить харчевню и, заказав любимую музыкальную тему объекта, затеять дискуссию с ним.
В споре агент намеренно допустит мелкие ляпы, на которые Клюге неизбежно отреагирует. Тщеславный и хвастливый всезнайка, он не упустит шанс блеснуть познаниями в истории музыки, хотя бы для того, чтобы произвести впечатление на свою спутницу. А значит, пойдет на контакт с агентом.
В этом и заключается соль операции подставы: агент, вызвав огонь на себя, вынуждает объекта войти с ним в контакт. Ни в коем случае агент не должен навязывать знакомство объекту! Это брак, недопустимый в оперативной практике.
После установления контакта Франц должен совместной выпивкой закрепить знакомство с объектом.
Международный день лысых
За два часа до начала мероприятия Андрей заглянул в харчевню, чтобы ознакомиться с обстановкой. В тот же миг у его стола возник Бруно – кельнер и по совместительству осведомитель криминальной полиции Берлина. Немец, знавший Андрея как швейцарского дипломата, то ли в надежде услышать от него нечто такое, чем он сможет порадовать свое полицейское начальство, то ли просто из уважения иногда оказывал Дмитрию мелкие услуги. Оба испытывали друг к другу симпатию и приятельские чувства.
Сделав заказ, Дмитрий спросил, много ли посетителей ожидается вечером.
– Очень много!
– Откуда такая информация? – Дмитрий нахмурился и придержал служку за локоть. – При нынешней погоде все должны после трудового дня двинуть к Вандлитзее (озеро, место отдыха берлинцев. – «НВО»). Ведь прогноз не предвещает дождя…
– Прогноз лжет. Правду говорит мой радикулит. Надвигается гроза! – назидательно произнес кельнер и исчез на кухне.
В том, что радикулит Бруно был точнее барометра, Дмитрий убеждался не раз. Плохо другое: если харчевня будет набита битком, подстава сорвется. Ведь для маневра нужен оперативный простор: каждое слово Франца должно быть услышано объектом. Н-да, не было печали… Срочно надо что-то придумать. А что, если…
– Слышал новость? – спросил Дмитрий, когда кельнер вернулся с заказом.
– О какой новости идет речь?
Бруно при всем его внешнем лоске был парнем недалеким. Дмитрий готов был поспорить, что его домашняя библиотека состоит из двух книг: Библии и телефонного справочника. Всю информацию о событиях в стране и мире он черпал в общении с клиентами. Он верил тому, что ему рассказывали, и выступал в роли ретранслятора. На дремучести Бруно и зиждился расчет Дмитрия.
– Вчера в Женеве, в комиссии Лиги Наций по улучшению качества жизни на земле, – понизил голос до доверительного тембра Дмитрий, – завершил работу Всемирный конгресс лысых. По решению комиссии всех лысых планеты заносят в Красную книгу, и они подпадают под особую юрисдикцию Лиги Наций...
– Правильно! – Бруно энергично потер голову-бильярдный шар. – Нас не так много на этом свете, нас надо холить и лелеять…
– Это еще не все, – Дмитрий сделал знак Бруно нагнуться и перешел на шепот. – Сегодняшний день объявлен Международным днем лысых... Не исключено, что лысые берлинцы захотят отметить свой праздник в лучших ресторанах города, в том числе и в харчевне. Учти, среди лысых много влиятельных людей, поэтому кому-то очень не поздоровится, если для них не найдется свободных мест… Впрочем, ты это знаешь лучше меня!
Импровизированный пассаж патокой лег на душу Бруно. Он спешно разбросал на столах таблички с надписью «Заказано».
Дмитрий расплатился и до вечера покинул харчевню. Когда он вернулся, на тротуарах стояли лужи, а в небе продолжало громыхать. Бруно встретил его у входа в зал.
– Впускаю только лысых! – с пафосом произнес он и указал на пару лысых макушек, отсвечивающих в глубине зала.
– Я всегда знал, что ты умный парень, Бруно... С твоей интуицией только и угадывать, в какой ладони спрятан арбуз! – Дмитрий похлопал кельнера по плечу. – Принеси-ка мне форель и бокал мозельского.
Едва он занял место в дальнем углу, как в зал вошел Клюге под руку с куклой-пупсиком, которая годилась ему во внучки. Боевая раскраска лица, когти по пять сантиметров и обрезанный спереди до самой промежности подол не оставляли сомнений в ее принадлежности к первой древнейшей профессии. Впрочем, самой рельефной деталью экстерьера пупсика был бюст. Да, пришло в голову Андрею, ее лифчик можно использовать как пращу для метания валунов в стан неприятеля…
Бруно усадил стареющего волокиту и его юную спутницу через стол от Андрея, так что слышно было каждое сказанное ими слово.
В проеме двери появилась монументальная фигура Франца. Актер и интеллигент в пятом поколении и эрудит по части музыкальной истории, он был завербован Андреем с учетом его навязчивой идеи вывести немцев, подобно Моисею, в землю обетованную через распространение отечественной музыкальной культуры.
Франц снял шляпу и батистовым носовым платком вытер пот с лысины. Оценивая обстановку, мгновенно оглядел публику в зале. Следуя в сопровождении Бруно к свободному столику, со светской полуулыбкой громко бросил на ходу таперу:
– Пожалуйста, «Воздух Берлина», маэстро!
|
|
Александерплатц была одним из самых бойких и злачных мест в предвоенном Берлине. Открытка 1930-х годов |
Клюге обернулся и проводил Франца протяжным взглядом. Андрей понял, что мяч упал на часть поля, контролируемую объектом, и сейчас последует ответный удар. И не ошибся: через минуту игра началась.
Обычно агенты не любят, чтобы оператор наблюдал, как они выполняют задание. Но Францу всё побоку! Профессиональный служитель Мельпомены, он жаждал публики, как рыба глубоководья. И этой публикой был его оператор Андрей, а зал харчевни – подмостками. Агент уверенно исполнял свою партию. Он работал на уровне звезд мировой величины. Он упивался ролью триумфатора, демонстрируя своему оператору мастер-класс.
Андрей покинул харчевню, когда Франц и Клюге, скрестив руки, пили на брудершафт и целовались. А накрашенный пупсик повизгивала и истерично хохотала от острот агента, требуя продолжения банкета.
Спустя пару дней разведчик заскочил в харчевню. Бруно был хмур и обслужил его подчеркнуто официально.
– Ты чем-то недоволен, шеф? – не выдержал Дмитрий.
– Скажи по-честному, для чего тебе понадобилась вся эта канитель с лысыми? Я ведь поверил тебе только потому, что ты швейцарский дипломат…
– Ах, вот ты о чем! Дорогой Бруно, мой тебе совет: никогда не принимай жизнь слишком всерьез – тебе из нее живьем все равно не выбраться. А что касается позавчерашнего, то это был просто розыгрыш... Прости, если обидел. Кстати, я кое-что принес тебе… Вот, взгляни-ка. Механическая бритва. Вещь, незаменимая в твоем бунгало, где, если я не ошибаюсь, нет электричества. Будешь перед зеркалом холить и лелеять себя…
Дипломатические отношения с Бруно были восстановлены. А годом позже проведенная в харчевне подстава завершилась вербовкой одного из адъютантов Мартина Бормана, начальника личной канцелярии Гитлера.
Операция «Тибетский эликсир»
Агент Авиценна был египтянин по происхождению. Но даже коричневорубашечники Эрнста Рёма не обращали на него внимания, принимая за местного бюргера. Он окончил медицинский факультет университета в Гейдельберге. В конце 1920-х женился на немке, которая одного за другим родила ему троих сыновей.
Когда он получил степень доктора медицины, его жена, силой характера походившая на героинь романов викторианской эпохи, наотрез отказалась ехать на родину его предков. И тогда он открыл медицинскую практику в Берлине.
Андрей, выступив сотрудником «Штойфы» – налоговой полиции Третьего рейха, – завербовал его под псевдонимом Авиценна, сыграв на его желании отомстить наследникам крестоносцев за все те беды, что они принесли мусульманскому миру.
Встречался с ним Андрей под видом пациента. А в приемной заводил знакомства со страждущими немцами. И, наблюдая за ними, оценивал и прикидывал, какую пользу можно извлечь из своего нового приобретения.
Иногда по вечерам, когда особняк Авиценны покидали медсестра и прислуга, Быстролётов (теперь на правах друга по имени Дитрих) захаживал к агенту в гости. За кофе с коньяком, за нардами и кальяном они вели неторопливые беседы, обсуждая варианты уловок, к которым прибегают местные бюргеры, чтобы уйти от налогов.
В один из вечеров Андрей, почувствовав, что дружелюбие египтянина достигло нужного накала, попросил показать медицинские карты пациентов.
– А как же врачебная тайна, Дитрих? – выразил сомнение Авиценна.
– Если ты присягнул на верность налоговой полиции Третьего рейха, то и тайн у тебя не должно быть от меня, не так ли?
Через минуту Андрей просматривал истории болезни, делая пометки в своем блокноте. Разумеется, не столько хвори пациентов, сколько их личности и места работы интересовали его.
– Не понимаю, как в анализах мочи ты можешь выудить что-то стоящее для своей службы…
Быстролётов обернулся к стоящему за его спиной агенту.
– Друг мой, я не раз в приемной встречал крепкого мужчину высокого роста лет 50. Он всегда хмур и чем-то озабочен. Мы познакомились, но успели обменяться лишь короткими фразами. Он представился фотографом…
– Это Генрих Гофман. Да, он – фотограф, но не простой: личный портретист канцлера Адольфа Гитлера… Раз в неделю, по пятницам он бывает у меня, чтобы пройти психоневрологические процедуры.
– Неужели у нацистов такой напряг с психоневрологами-немцами, что приходится лечиться у тебя, египтянина?
– Во-первых, с Генрихом мы знакомы еще с Гейдельберга, где я учился, а он начинал как фотограф. Нашим отношениям уже более 20 лет – это срок, не так ли? Во-вторых, он не хочет, чтобы в окружении канцлера знали о его хворях. Визиты ко мне он тщательно скрывает, а выбор специалиста – его личное дело! – с гордостью произнес Авиценна.
– Дружище, сейчас твоими устами глаголет доктор, но никак не мой секретный помощник. А ведь мы с тобой должны рассматривать ситуацию через призму моей службы, не так ли? Кстати, чем он болен?
– Он здоров, как бык! Просто Гофман из той категории людей, что жутко любят лечиться. У него были неприятности в личной жизни, жена наставила ему рога. После этого у бедняги расстроился сон, пропал аппетит. Он даже в весе сбавил...
– Сбавил в весе? Да это же повод для проведения обследования!
– Кто из нас врач, ты или я?! – вспылил Авиценна. – Конечно, я получил все его анализы. Все у него в порядке. Тут чистой воды депрессия. От нее я его и лечу…
– Надо послать его на рентген…
– Не надо.
– Ты это сделаешь! А когда будут получены результаты, объявишь ему, что у него онкологическое заболевание, понял?
– Но это же бесчеловечно!
– Бесчеловечно? А разве тебе неизвестно, что ежедневно на земле тысячи детей, в том числе мусульманских, умирают от голода и эпидемий? А Гофману-нацисту на это наплевать! Вот она – бесчеловечность! Мы с тобой никого не собираемся убивать, и ты это знаешь… Ты просто дашь ему понять, что его положение не безнадежно.
В медицинском журнале ты прочел, что в Тибете живет целитель, который лечит рак эликсиром, приготовленным из конского репейника и горных трав, растущих только в той местности. А кони никогда не болеют раком, потому что поедают тот самый репейник и те самые травы. Успех выздоровления при употреблении тибетского эликсира гарантирован на 100%. Тебе понятен ход моих мыслей?
– Понятен. Потом я должен буду познакомить его с тобой?
– Нет! Зачем же тебе светиться? Он сам попросит меня о помощи. Мы уже знакомы: я для него шведский дипломат, рассказывал ему о своей службе в сопредельных с Тибетом странах…
Чудесное исцеление
Через неделю план сработал.
Гофман подкараулил Андрея у выхода из особняка Авиценны и, сбивчиво рассказав о постигшей его беде, попросил о помощи. Разумеется, его горе было воспринято с глубоким сочувствием, и ему было обещано содействие в доставке снадобья:
– Уважаемый господин Гофман, у меня, откровенно говоря, нет никакой связи с Тибетом. Но один мой приятель, дипломат-республиканец из испанского посольства, увлекается горным туризмом и собирается провести отпуск в тех местах, где обитает целитель… Думаю, он сумеет его разыскать и доставить снадобье… Как вы его назвали?
– Тибетский эликсир…
– Надеюсь, вы понимаете, что не в ваших интересах афишировать связь с испанцами-республиканцами, которых официоз Третьего рейха считает хуже коммунистов? Вы ведь государственный служащий, не так ли?
– Да-да, я все понял, я все понял. Спасите меня, и я сумею быть вам полезен и отблагодарить вас!
На следующее утро Андрей в берлинских аптеках накупил пузырьков с настойкой боярышника, пустырника, элеутерококка, календулы и золотого корня. Слил их в бутылку из-под бренди и показал Авиценне. Тот понюхал замес и заявил, что «эликсиру» не хватает восточной специфики.
– Если ты, друг мой, имеешь в виду ослиную мочу, то ее нелегко добыть в здешних широтах, – заметил Андрей.
– Вот вы, европейцы, полагаете, что у мусульман нет ничего, кроме ишаков и пустынь, – возмутился египтянин. – А между тем наша культура древнее и тоньше вашей! В твое пойло я добавлю лишь три капли из моего флакончика, и ты не узнаешь своих помоев!
– На то ты и врач, – смиренно отозвался Андрей.
Гофмана он направил к своему начальнику резиденту Фельдбину, предварительно передав ему бутыль с «тибетским эликсиром».
Через три месяца наступило чудесное исцеление Генриха Гофмана, и он напомнил Андрею о своем намерении отблагодарить всех, кто причастен к его спасению.
Однако Лубянка, исходя из высших политических интересов Кремля, запретила делать к Гофману вербовочный подход. H
комментарии(0)