Мир – это текст с картинками. Без автора

Когда вокруг все виртуальное, есть в этом что-то ненормальное. Фото Reuters

На вопросы ответственного редактора приложения «НГ-сценарии» Юрия СОЛОМОНОВА отвечает доктор философских наук, профессор кафедры политологии и политического управления Института общественных наук Российской академии народного хозяйства и государственной службы при президенте РФ, академик Академии гуманитарных наук Юрий ИРХИН.

– Юрий Васильевич, мне еще вчера казалось, что на уровне таких глобальных понятий, как общественно-экономические формации, истории мировых цивилизаций, войн, классовой борьбы, кризисов и т.д., модернизм и постмодернизм выглядят весьма скромно. Чтобы проверить свою гипотезу, я ввел в Google выражение «тупик постмодернизма». И тут же узнал, что этим событием или мемом интересовались свыше миллиона человек. Для определения важности нашей темы это много или мало?

– Эта цифра ни о чем не говорит. Но и не означает, что мы имеем дело с какой-то исторической ерундой. Поэтому начнем по порядку. Впервые термин modernus был использован христианскими теологами еще в пятом веке для противопоставления новой исторической эпохи языческим сообществам Средиземноморья.

Затем понятие «модернити» было использовано во времена Просвещения, дабы подчеркнуть различия между восходящим индустриальным строем и феодальными порядками уходящего прошлого.

В ХХ веке о постмодерне активно заговорили в конце 70-х годов, и это стало устойчивым сигналом вступления человечества в эпоху постиндустриализма. Именно качественные социальные изменения и технологические сдвиги обеспечили появление и формирование постмодерна как нового общественного явления и соответственно постмодернизма как одной из его тенденций.

Причем понятия «модернизм» и «постмодернизм» чаще всего используются для характеристики искусства, культуры, состояний общественного сознания, научных направлений и т.п. «Постмодернизм» возник как рефлексия на некоторые тенденции, проявившиеся в архитектуре, живописи, литературе, кино, телевидении и в искусстве в целом.

Но при этом важно понимать, что постмодернизм – это не какое-то строгое учение, не развивающаяся наука, не некое универсальное идеологическое или религиозное движение.

Скорее мы имеем дело с мозаикой концепций, которые стали появляться наиболее зримо в середине ХХ века и начали со своих позиций объяснять, толковать изменения в культуре и ценностях тогдашней общественной жизни.

– Но движение культуры как художественной, так и социальной отмечается во времени всегда. Бывает рассвет или, наоборот, закат.

– Особенность была в том, что постмодернистское мышление нацелилось на переосмысление старого (модернистского) знания, на критику общественных идеологем (метанарративов), легитимирующих власть. Постмодернисты предложили рассматривать мир прежде всего как текст (совокупность знаков и их значений). Причем текстовые презентации мира, как объявили основоположники этого метода, не нуждались в авторстве.

Зато широко приветствовалось использование таких приемов, как деконструкции, интерпретации, ирония, эклектичность, гиперсексуальность, эстетизация всего и вся.

Такое видение мира не было спущено свыше. Постмодернистские подходы к реальности родились из разочарования целых групп людей в идеалах эпохи модерна с ее верой в прогресс, науку и гуманизм. Спасительное замещение старых добрых ценностей сопровождалось пропагандой идей, популяризирующих преимущество индивидуализма, гедонизма, культа потребления и т.д.

Кроме того, постмодернистский проект стал проявляться и усиливаться в серьезной трансформации социальных институтов, демонстрируя ослабление централизации управления, иерархии общества, изменил образ социальной и политической власти, содержание коммуникаций.

В такой парадигме общество неизбежно фрагментируется, становится мозаичным, образовывая растущее количество малых групп.

Позже эти процессы стали развиваться в сторону доминирования сетевых структур. При таких изменениях власть и политическая коммуникация приобретают значительную подвижность, гибкость, изменчивость. В массовом сознании укрепляется идея амбивалентности власти, которая может служить источником как порядка, так и неустойчивости.

– Но все-таки начиная с 70-х годов прошлого века постмодернизм овладел умами многих, скажем так, развитых людей. Мне кажется, этому вряд ли способствовали какие-то тайные силы. С разочарованием в обещанных ценностях неуклонной модернизации все понятно. Но каким образом появились те ориентиры развития, о которых вы говорите?

– Дело в том, что в постмодернистских теориях внимание акцентируется на нелинейной социокультурной динамике в разных сферах жизни, на качественной неопределенности многих реалий, на противоречивой самоорганизации людей, на неожиданных общественных вызовах и рисках. Наконец, на неустойчивом порядке вещей и имманентном хаосе, присущем современном обществу.

– То есть вы считаете, что при большем порядке модернизм не мог бы получить значительного развития?

– Я лучше сошлюсь на известного английского социолога Энтони Гидденса, который выделял в постмодерне четыре важные реалии. Это «разрывы в познании, увеличение центробежности, беспорядочность в социальных трансформациях и фрагментарность самоидентификаций истины».

Еще постмодернизм можно уловить по таким явлениям, как неолиберализм, феминизм, психоаналитика. А также по критическим, в том числе по левым и утопическим концепциям развития.

Естественно и даже закономерно то, что взгляды постмодернистов не отличались единомыслием. Они формируются в зависимости от тех позиций, которые люди занимали в области культурологии, социальной теории, политологии.

Но при этом их радикализм выражался в том, что постмодернисты делают акцент на изучении той же культуры или политики, как и другие исследователи, но вне связи с историей, то есть на разрыве с прошлым. Больше того, они вообще смотрят на историческое прошлое как на нечто такое, что навсегда кануло в Лету, и потому постичь правду ушедших эпох уже не дано никому.

А вот вам знаменательная цитата: «Если бы мне надо было дать название современному положению вещей, я сказал бы, что это состояние после оргии. Оргия – это каждый взрывной момент в современном мире, это момент освобождения в какой бы то ни было сфере. Освобождения политического и сексуального, освобождения сил производительных и разрушительных, освобождения женщины и ребенка, освобождения бессознательных импульсов, освобождения искусства. И вознесения всех мистерий и антимистерий. Это была всеобъемлющая оргия материального, рационального, сексуального, критического и антикритического, оргия всего, что связано с ростом и болезнями роста. 

Мы прошли всеми путями производства и скрытого сверхпроизводства предметов, символов, посланий, идеологий, наслаждений. Сегодня игра окончена – все освобождено. И все мы задаем себе главный вопрос: что делать теперь, после оргии?

Это написал Жан Бодрийяр, французский философ, социолог, культуролог. Эти же взгляды разделяли и другие последователи постмодернизма, который представлялся некоторым из них как своего рода продолжение предыдущих подходов, их пересмотр. Так возникали идеи «зрелого модерна», или «модернити». В этом случае модерн и постмодерн начинали рассматриваться не как отдельные эпохи, а как периоды длительных и непрерывных отношений со своими специфическими достижениями и неопределенностями. А это означало, как писал специалист по социологии постмодернизма Сергей Кравченко, что даже в одном конкретном обществе могут сложно переплетаться постмодернистские, модернистские и традиционные реалии, «равно как может сосуществовать глобальное, локальное и анклавное».

В методологии и теориях постмодернизма важно обратить внимание на такие особенности и смыслы, как повышение роли постматериальных ценностей, массовой культуры развлечений и эстетизации повседневной жизни. Этому способствует нивелирование расстояния между массовым и элитарным потребителем через рекламу, гламур и прочие мотивации. При этом социальный мир рассматривается как изменяющийся текст или интертекст, в которых сложно, да и не нужно определять автора.

Зато в постмодернизме повышается управляющая роль информационных и психологических символов, кодов, смыслов, симулякров, рекламы, разнообразных индексов, кодексов и рейтингов влияния.

Конструирование идентичности происходит на основании индивидуального выбора. Критическому анализу подвергаются классические, традиционные социальные теории.

Эта же критика привела к тому, что французские философы Жиль Делёз и Феликс Гваттари придумали горизонтальный подход к развитию общества, основанный на копировании особенностей роста такого растения, как ризома.

Это означало, что в обществе главенствующими должны быть горизонтальные/межвидовые и плоскостные связи, в то время как древовидная модель – это традиционные вертикальные и линейные направления роста.

– Но если в природе есть такие особенности горизонтального развития, то почему в социальном государстве это видится как явная угроза со стороны разнообразия?

– Потому, что дискурс постмодерна с самого начала определял Запад, он же получал и получает от него и максимум выгод. Путь постмодернизации несет в себе опасность утраты той или иной страной своей национальной идентичности, растворения государственности, хаотизации и десоциализации политики и т.д. Таким образом, вместо общества рационального знания, выдвинутого эпохой модерна, постмодернистская современность все шире использует электронно-развлекательно-потребительскую продукцию. Политика в XXI веке все больше превращается в подбор и ранжировку символического комплекта идентичностей, а возможный выбор состоит в следовании за модными символами, продуцируемыми соответствующими СМИ.

Партии, фабрики мысли, информационные технологии выступают в роли конструкторов идентичностей, стремятся к «захвату символов» и управлению массами. Запрограммированные опросы общественного мнения определяют политику, тесты – стиль рекламы, анкетирование – выбор музыки для радио, результаты пробных просмотров – раскрутку тех или иных фильмов, режиссируемые кастинги – выбор звезд и вкусов, телеметрия – содержание программ телевидения и т.д.

Параллельно с нормативным регулированием поведения обывателя происходит его привлечение к бездуховному потреблению. Идеологию заменяет постоянная реклама; легитимацию власти во многом определяют пресс-центры и пресс-бюро, зависящие от олигархических структур.

А не шли бы вы, милые пикетчицы, Данте почитать. Фото РИА Новости

– Естественно, постмодернизм остро критиковался рядом известных ученых. В частности, большой резонанс вызвала книга известного немецкого философа Юргена Хабермаса «Философский дискурс о модерне. Двенадцать лекций». Вышедшая в 1985 году работа вызвала громкий резонанс среди интеллектуальных элит самых разных стран. Как отмечалось в одной из аннотаций, «автору удалось связать воедино аргументы сторонников и противников философии и культуры постмодерна и показать реальное значение парадигмы «модерн–постмодерн» как ключевой для анализа ситуации в современном гуманитарном знании».

В то же время Хабермас обратил внимание на то, что постмодернисты обычно отказываются использовать институционально учрежденную лексику и прибегают к своей, часто малодоказательной, носящей скорее описательный, чем научный характер. Далее, справедливо критикуя многие недостатки современного общества, они умалчивают о своих критериях и направлениях развития.

Критика постмодернизма содержится и в трудах ряда российских исследователей. По их мнению, главная иллюзия постмодернистов заключается в вере в то, что «отказ от универсальных критериев, которые скрепляют любой значимый диалог культур, способен обеспечить мирное сосуществование систем ценностей». При этом постмодернизм не предлагает практического решения поставляемых им же самим дилемм и парадоксов, не порождает нового политического субъекта. Отсутствие политической нормы приводит в реальной политике лишь к борьбе различий, к войне всех против всех, партикуляризму.

При таком подходе мультикультурализм как ценность постмодерна легко перерождается в свою противоположность – этнонационализм, сепаратизм, культурную замкнутость; толерантность рано или поздно взрывается от накапливаемой энергии обостряющихся конфликтных ситуаций. Что и показали, например, культурно-этнические конфликты во Франции в 2005 году.

– Юрий Васильевич, а вы лично в чем-то видите позитивную роль постмодернизма?

– Да, было бы несправедливо не замечать вклада постмодернистов в анализ ряда важных аспектов информационного общества и его культур. Нельзя не сказать и о возрождении в их среде внимания к либерализму и гуманизму, обогащении ими понятийно-категориального аппарата культурологии и социальной теории, об использовании их идей в виде лозунгов различными неформальными социальными движениями и т.п. Фактически постмодернистская теория стала торжеством различных теоретических подходов.

Жан Франсуа Лиотар замечал: «Постмодернистское знание не является просто орудием авторитетов – оно совершенствует нашу восприимчивость к различиям и усиливает нашу способность допускать несоразмерное».

Постмодернизм вырабатывает собственную модель видения реальности, исходя из допущения ее хаотичности, семиотической артикулированности. Он формирует специфические способы и нормы описания мира, рефлексивно осмысленные в своеобразном калейдоскопичном восприятии, в программном плюрализме.

Постмодернистские теории раскрывают связь, например, между современной эстетизацией общества и характером производства. Современное производство становится частью товарного, которое требует все больше эстетических новшеств и экспериментов. В силу этого они выполняют все более значимую структурную функцию и занимают важное положение в обществе и власти.

Надо отдать должное тому, что идеологи постмодернизма констатировали опасность возникновения в новом обществе феномена «компьютерного отчуждения» людей, разъединения столь естественных и необходимых человеку социальных уз, ослабления солидаристских отношений. Средства электронной информации создают тот мир виртуальной реальности – имиджей, подобий, симулякров, – который зачастую вытесняет из сознания людей саму действительность, превращая человека в объект и продукт манипулирования.

Концепции постмодернизма достаточно адекватно описывают современное состояние общества, передают распространенное умонастроение не только интеллигенции, но и просто части населения. Наша реальность и жизненный мир стали постмодерными. В этом смысле под постмодернизмом следует понимать специфическое мировоззрение, получившее распространение в конце XX века, отличительными чертами которого являются плюрализм, недоверие к существующим институтам власти и экспертным оценкам, выработка новых методов познания реальности.

Так и избрание президентом Украины Владимира Зеленского, который широко использовал в своей избирательной кампании элементы театральности, гротеска, юмора, популизма, прямого сетевого взаимодействия с избирателями, подтверждает эффективный потенциал постмодернистских подходов, особенно если они творческие и используются вместе с традиционными методами в политике. Еще раньше исследователи обращали внимание на успешную постмодернистскую (и маскулинную) манеру поведения Дональда Трампа, ставшего 45-м президентом США.

«В целом постмодернистские концепции важны не только сами по себе, – писал известный аналитик и историк социологии Джон Ритцер, – но и постольку, поскольку они стимулируют реакцию против себя же».

Анализ проблем постмодерна, начавшийся еще в 70-е годы, вначале больше осуществлялся в рамках социальной философии. В свою очередь, дискурс в политической науке помог обнаружить наличие политического постмодерна. Хотя временем отсчета эпохи постмодерна в политике ряд исследователей считают демократические студенческие движения и волнения 1968 года во Франции.

В социально-политическом и мировоззренческом отношении постмодерн, в частности, означает утверждение плюралистической парадигмы, отказ от европоцентризма и этноцентризма, провозглашение принципа множественности, фрагментации культурного единства, внимания к личности и ее внутреннему миру.

Это же надо, даже не оглянется, ботаник несчастный... Фото Reuters

– Это понятие ввели в 2010 году голландские философы Тимотеус Вермюлен и Робин ван ден Аккер в работе «Заметки о метамодернизме».

Авторы этого подхода полагают, что эпоха постмодерна исчерпывается в силу появления таких новых факторов или причин, как всемирный финансовый кризис и противоречивое посткризисное развитие, усиление социального расслоения, активизация терроризма, увеличение количества военных конфликтов, возрастание роли государств и цивилизаций в современной истории…

Если постмодернизм основывался во многом на неолиберальной идее Френсиса Фукуямы о «конце истории», то метамодернизм предполагает, что такого печального финиша у истории не будет – она будет все время обретать бесконечные и неожиданные горизонты. Может, поэтому появились авторы, давшие такому ходу развития синоним «постпостмодернизм».

В «Манифесте метамодернизма» британского художника Люка Тернера как раз рассматривается направление, предполагающее анализ возможных перспектив как внутри, так и за пределами сложившейся общественной системы; поиск множественности несоизмеримых и неуловимых горизонтов. Новые технологии дают возможность одновременного восприятия и разыгрывания событий с множества позиций, что способствует плюрализму и определенной демократизации в осмыслении истории и текущей политики.

Для мира метамодернизма характерны расширяющаяся виртуализация пространства социальных взаимодействий, когда виртуальный мир замещает реальность и появляются новые возможности манипуляции массовым сознанием – как со стороны власти и современных СМИ, так и с позиций отдельных индивидов. Метамодернизм предполагает создание привлекающих социальные взаимодействия технообразов, которые строятся в сетевом пространстве одними пользователями, а изменяются другими.

В результате чего любой объект живет независимо от автора. Метамодернизм выступает за возрастающую роль государства в глобальном пространстве. При этом сугубо национальными остаются социумы с собственной культурой и идентичностью. И здесь совершенно естественным становится транссентиментализм, или возвращение к очевидным, цивилизационным и традиционным ценностям.

В целом метамодернизм в какой-то мере способствует переосмыслению классического постмодернизма, выходу за его пределы.

– А что за этими пределами есть такого, что могло бы стать нам полезным?

– Надо начать с диагноза сегодняшней ситуации. В связи с формированием современного многополюсного мирового порядка, постмодернистская парадигма, основанная на ведущей роли Запада в неолиберальной глобализации, вступила в противоречие с современными реалиями.

Мир как бы разделился на многие отдельные линии развития. И эта опасность растет на фоне неконтролируемой миграции, роста бедности, проявления анклавности крупных городов и прочих взрывных проблем. Все это опасно потому, что реально.

Так что же делать, если именно сегодняшний постмодернизм отличают следующие черты: агностицизм (отрицание объективного познания мира), прагматизм, доведенный до цинизма и стяжательства, эклектизм, выразившийся в девальвации любых более или менее стройных идеологических и ценностных систем, анархо-демократизм – отрицание любых иерархий, включая государство, право на подрыв сложившейся системы международных отношений и на вмешательство во внутренние дела других стран, под любыми, все чаще не только надуманными, но и спровоцированными разного рода фальшивками и симулякрами?

В этих условиях возврат к ряду положений модерна стал неизбежным и предполагает актуализацию его некоторых классических принципов, разумеется существенно адаптированных к новой политической реальности.

По сути, возник неомодернизм, который стал во многом альтернативен ряду принципов и самому духу классического постмодернизма.

Важной социально-экономической причиной формирования неомодернистского дискурса явилось обостряющееся противоречие между неолиберальными элитами и интересами общества. К этому надо добавить популистские движения (брекзит, грекзит, каталонсит, антииммигрантские выступления, «желтые жилеты» во Франции), легитимацию через выборы популистских лидеров (президенты США, Бразилии, правительство Италии и т.д.), растущую популярность неомодернистских партий, сил и выступлений – все это активно формирует политическую повестку развития многих стран мира.

– Что же тогда сегодня может представить на рынок идей неомодернизм?

– Через апелляцию к историческим и культурно-цивилизационным корням неомодернисты актуализируют историзм. Это привело как к усилению во многих государствах национализма и этноцентризма, так и к попыткам найти новое идеологическое оправдание существующей политической системы. Кроме того, начал укрепляться неомодернистский реализм.

Неомодернизм тяготеет к актуализации патриотизма, права народов и этносов на самоопределение, поддерживает здоровый национализм…

– Это, пожалуй, самое серьезное и сложное – отличить здоровый национализм от патриотической горячки…

– Здоровое патриотическое чувство выражается в сохранении национальной и цивилизационной идентичности государств, наций и этносов. Неомодернизм выступает за отказ от «универсальных ценностей» и «общих интересов» в пользу усиления ориентации на национальные приоритеты и предпочтения.

– Но почему-то религиям не мешают общечеловеческие ценности, а политики, кроме Горбачева, до сих пор мечтают, как бы их искоренить…

– Логика неомодерна вовсе не выступает за изоляционизм. Она предполагает сотрудничество, а не конфронтацию стран с разными цивилизационными ценностями и национальными интересами.

Неомодернистами также признается холизм внешней политики. Это понятие основано на неподчинении узких, частных экономических, политических и иных интересов в пользу преимуществ единого целого. Что очень важно для использования классического наследия модерна в сфере мировой политики и нынешних реалий формирующегося нового мирового порядка.

В постмодернизме главной разграничительной линией в мировой политике считался водораздел между демократией и авторитаризмом. Однако для большинства неомодернистов вопрос о демократии и авторитаризме уходит на второй план, уступая место более важному для них вопросу о границе между порядком и хаосом в международных отношениях, внутренней политике.

– Мне кажется, принижение тем, связанных с отношениями между демократией и авторитаризмом вызовет серьезную критику…

– Естественно. Тот же неомодернизм уже подвергается резкой критике в неолиберальных правящих структурах разных стран. Популистские движения и их лидеры рассматриваются как угроза существующим порядкам.

Согласен, что ценности и принципы неомодернистского дискурса могут по-разному восприниматься различными акторами политики с учетом их интересов. Да и в целом комплексный подход к анализу всех современных политико-культурологических течений, включая неомодернистский, обогащает категориальный аппарат социально-гуманитарных наук, вызывает дискуссии. А значит, помогает нам лучше ориентироваться в современном сложном, противоречивом развитии обществ, их культуры и политики.