Валентин Александров СОЕДИНЕНИЕ ПОТРЕБНОСТЕЙ С ПРОИЗВОДСТВОМ В СОРТИРНОМ ДЕЛЕ
 |
 |
| Рисунок Вадима Мисюка | |
Из 50-70 писем, ежедневно поступавших на имя главы правительства, дай бог, два-три не содержали каких-либо просьб. Их я обычно докладывал в первую очередь, чтобы не было ощущения беспросветной нужды. Потом шли обращения по более крупным или животрепещущим вопросам. И, наконец, индивидуальные просьбы, пожелания, ходатайства и т.д.
И вот где-то в середине 1972 года почти по всей России обнаружился неожиданный дефицит - исчезла из продажи туалетная бумага. В городе можно было встретить вполне респектабельного человека, перевитого, словно пулеметной лентой, связкой рулонов туалетной бумаги: стало быть, где-то "выбросили" дефицитный товар или удалось "достать" его, что называется, по блату. Появился и соответствующий черный юмор: говорили, что объединение "Снежинка" выступило с инициативой принимать в химчистку туалетную бумагу, бывшую в употреблении.
Пошли письма. Полагая, что правительству есть дело до всех нужд населения, я попросил одного из сотрудников аппарата, связанного с целлюлозно-бумажным производством, выяснить, сколько производится и сколько надо этой самой туалетной бумаги. Оказалось, что производство составляет такую ничтожную величину, что об обеспечении спроса и думать не приходится. Тем не менее если исходить из расчетных потребностей тогдашней численности населения России, то нужно было около 600 тысяч тонн туалетной бумаги на всю республику.
Вооружившись такими данными, я при очередном докладе поступающих в Совмин обращений сказал главе правительства об остром бумажном дефиците. Сначала Соломенцев хотел просто отшутиться: нашел, дескать, сортирную проблему, что у нас, других задач больше нет? Тогда я привел расчеты специалиста, показывающие, что складываются немалые статистические величины. Мне представлялось, что величина суммарной потребности будет веским аргументом в пользу поисков решения. Но оказалось - наоборот.
- Ты неверно считаешь, - сказал Михаил Сергеевич.- Ведь Российская Федерация - единственный производитель бумаги в стране, поэтому надо прикидывать потребности по всему Союзу.
Он взял карандаш и быстро на моей записке сделал расчет на все 250 миллионов жителей страны. Подвинул листок в мою сторону.
- Смотри, что получается: туалетной бумаги нужно для полной обеспеченности 1,2 миллиона тонн в год, а в пятилетку - 6 миллионов тонн. Производство бумаги, да еще в таких величинах, входит в сферу деятельности союзного правительства, а не республиканского. Вот пусть у Косыгина и болит голова на этот счет.
- Верно, - согласился я. - Производство бумаги - общегосударственная задача, но потребности людей - забота республик. Кто-то должен соединить потребности с производством и в сортирном деле...
Соломенцев еще раз посмотрел на выведенные им цифры и сказал:
- Видишь, какие тут величины? Это же значит, что продукцию двух таких заводов, как Братский лесоперерабатывающий комплекс, ты предлагаешь спустить в унитаз. Вспомни, поэт Евтушенко целую поэму написал о строительстве Братска. А тут получается, что труд тысяч людей уходит в канализацию. Как я могу с таким предложением выйти в Госплан, в союзное правительство? Мне скажут, что бумаги на Политиздат, на газеты не хватает. Наше предложение в анекдот превратится. Забирай свои расчеты.
Я взглянул вновь на цифры - и на этот раз ужаснулся им. Ничтожные потребности одного человека, помноженные на статистику страны, превратились в величины стратегического масштаба. Ясно было, что у цифр со многими нулями своя система отношений с людьми. Если что-то не попало в статистику, то потребуется пройти длинный путь для утверждения необходимого.
Когда я складывал свою папку с письмами и собирался уходить из кабинета председателя Совмина, Соломенцев неожиданно вернулся к отвергнутой было теме:
- Ты эту записку, только без моих пометок, отдай в отдел торговли. Пусть они подумают, как в план включить. Одной строкой, без долгих разъяснений - в заявку на будущий год.
Председатель Совета Министров РСФСР имел свой подход к магии больших величин. Он знал, что противостоять им можно только на контрасте, переводя дело с макро- на микроуровень.
Наверное, в этом есть своя логика. Ведь даже в самых больших песочных часах время измеряется отеканием песчинок. Так и наша заявка, влившись в нужды торговых организаций, много времени спустя обернулась строкой пятилетнего плана.
УСАДКА И УТРЯСКА
Согласовывая какой-то документ в отсутствие Соломенцева, я зашел к его заместителю Валентину Александровичу Дьякову. Он курировал торговлю, кооперацию и прочие системы снабжения. Человек общительный, жизнерадостный, на этот раз он был мрачен, нервно курил. На обычно улыбчивом лице лежала печать переживаний.
Дьяков не стал дожидаться вопросов о причинах своего состояния и начал разговор так:
- Как вы думаете, сколько сантиметров усадки может иметь метр шерстяной ткани, купленной в магазине?
- На мой взгляд, ткань, поступившая в продажу, вообще не может иметь никакой усадки. Для этого она должна проходить процесс, называемый декотировкой.
- Что вы! - возразил Дьяков. - Наши ткани по стандарту могут иметь усадку до четырех сантиметров при первой чистке. Вот поэтому хорошие портные проглаживают их перед раскроем. Ну, а другие сознательно выпускают костюмы, которые на глазах съеживаются после первого дождя. Но можно ли допустить, чтобы ткань поступила в продажу с усадкой в восемь сантиметров на один метр?
- Понятно, что такую бракованную ткань продавать нельзя. Но зачем же ее выпускают?
- Как зачем? - выразил удивление Дьяков. - Ведь это сразу ведет к перевыполнению плана на восемь процентов при одном и том же количестве сырья. При таких показателях премии так и посыплются. Но магазины не могут ткань пускать в продажу. Их жалобами закидают. Поэтому я дал согласие Минторгу на отказ приема брака, с составлением акта. Думал, когда приедет Соломенцев, я ему объясню, а пока надо срочно остановить поступление брака в продажу.
Мне показалось такое решение вполне объективным.
- Но не все так считают, - вздохнул заместитель главы правительства и продолжал: - Текстильщики сразу обратились в ЦК партии: дескать, Совмин мешает их производству. И вот часа два назад мне позвонил... - Дьяков вскинул глаза кверху, показывая, на какой высокий уровень поднят конфликт, - Андрей Павлович Кириленко.
Кириленко в то время в составе всесильного Политбюро отвечал за все вопросы промышленного производства. Он был близок к Брежневу еще со времен совместной работы в Днепропетровском обкоме партии, отличался крутым нравом и считался злопамятным самодуром. Его звонок, как мне было ясно, ничего хорошего не сулил. Так и оказалось. Дьяков пересказал состоявшийся у них разговор.
- Позвонил он мне и спрашивает: ты что там самовольничаешь? Почему отказываешься принимать ткани? Не понимаешь, что рабочие могут лишиться зарплаты? Люди думают, как больше произвести, а ты бюрократию разводишь, прикрываешь своих торгашей. Для тебя рабочий класс ничего не значит?
Дьяков примял одну сигарету и сразу закурил другую.
- Чем же кончилось?
- Пока не кончилось, - вздохнул он. - Кириленко сказал так: если к концу дня не отменишь свое решение, положишь партбилет на стол. Вот до конца дня осталось совсем немного времени. Будь Соломенцев на месте, может быть, он как-нибудь помог бы решить задачу. А теперь так получается: не отменю я своего решения, Кириленко найдет возможность выполнить угрозу. А если отменю, то как буду смотреть в глаза людям? Ведь авторы письма из Минторга знают, что я понимаю серьезность проблемы.
Дьяков вновь погрузился в переживания. Я пообещал помочь связаться с Соломенцевым, если тот до конца дня окажется достижимым для телефонного разговора. Но время мчится быстро. Не дождавшись ниоткуда поддержки, Дьяков скрепя сердце отменил свое решение. Бракованные ткани пошли в продажу.
Гнев потребителей, естественно, обратился против торговцев. Надо было наказать виновного. И Дьяков был призван к расплате. Партбилета его не лишили и в Сибирь не отправили - не те времена. Просто он был выведен из состава правительства и отправлен с глаз долой экономическим советником в Болгарию.
ПОРОСЯЧЬЯ ЭТИКА
Во времена социализма было заведено, что на крупные международные ярмарки за рубежом выезжали высокопоставленные советские делегации. Чаще всего, кроме демонстрации добрых отношений, они ничем не занимались. Но бывали и деловые исключения.
Весной 1973 года в польском городе Познани проводилась ярмарка товаров народного потребления. Главой советской делегации туда был назначен Михаил Сергеевич Соломенцев. Мне довелось его сопровождать.
Основная задача руководителя правительственной делегации - выслушивать со значительным видом гимны, перерезать ленточки при открытии экспозиции и произносить речи. Но Михаил Соломенцев еще и всерьез занимался народным хозяйством России. Желая наладить производство многих нужных вещей, он внимательно присматривался к опыту поляков, которые при меньших объемах своей индустрии обеспечивали себя гораздо лучше, чем мы.
На стендах легкой промышленности Польши были представлены масса кожаных изделий, красивая обувь. Тут же польские специалисты и выразили желание закупить в Советском Союзе излишки свиной кожи, которые, по их сведениям, не находят применения.
- А вам-то зачем свиная кожа? - удивился высокий советский гость. - Ведь из нее не получится высококачественных изделий.
Поляки несколько удивились вопросу. И тут же пояснили, что все привлекшие внимание Соломенцева изделия - обувь, одежда, даже дамские сумки - произведены как раз из свиной кожи.
- Запиши все это, - бросил Соломенцев в мою сторону. - Нам тут надо будет разобраться.
Вечером в гостинице Соломенцев объяснил причину своего недоумения. Оказывается, у нас свиная кожа считалась негодной для производства хороших изделий. Обувщики отказываются от нее наотрез, обувь из этой кожи получается такая невзрачная, ее никто не покупает. Из-за этого накопились огромные запасы невыделанного сырья. Теперь вот поляки предлагают продать им. Но они-то как превращают ее в качественные вещи? Надо разобраться, может быть, опыт перенять.
Сказано - сделано. Буквально на следующий день в Познань прибыла группа российских специалистов по переработке кожи во главе с заместителем министра легкой промышленности. А еще через день там же, в Познани, они изложили Соломенцеву результаты своих исследований:
- Ничего особенного в польском методе нет. Они обрабатывают сырье по старинке, без применения передовых технологий. То есть у них на очистку, обезжиривание, дубление и прочие стадии выделки кожи уходит сорок пять дней. А мы сначала сократили процесс до сорока дней, потом еще, еще - и довели до двадцати восьми суток: на одних и тех же площадях можно на сорок процентов больше сырья перерабатывать.
В ответах руководителей кожевенного производства чувствовалась... гордость за наши достижения. Еще бы! Трудозатраты снижаются, рентабельность растет. А это основа для роста зарплаты, поощрения передовиков, выдвижения руководителей.
Председатель Совмина тут же дал поручение произвести расчеты изменения производства, чтобы обеспечить высокое качество выделки свиной кожи.
Одного здравого смысла и решения главы правительства оказалось мало, чтобы от плохого нового производства вернуться к хорошему старому. Показатели работы кожевенных фабрик снижались в таком случае на миллионы квадратных дециметров свиного хрома, которые хоть и гибли на складах, зато учитывались статистикой. Рушился план отрасли. Это вело к снижению общих показателей народного хозяйства России и могло задеть при подведении итогов года огромное число людей, занятых в аппарате управления.
Пришлось идти на хитрость. Во-первых, возвращение к старой технологии окрестили польским методом, а использование опыта другой социалистической страны считалось как бы хорошим тоном. Во-вторых, потребовалось специальное постановление правительства, чтобы план кожевенникам был скорректирован, то бишь уменьшен соразмерно росту качества их продукции. В-третьих, итоги производства решили считать не только в дециметрах, но и в рублях.
