Геннадий Вдовин В ОТЛИЧИЕ от поколения младших братьев и старших племянников наше племя автомобилизировалось не сразу. Почти все получили водительские права порядком за двадцать, после армии, по окончании университета, а то и далее. Собственные машины появились и того позже. И докучные прелести (или прелестные докуки?) автомобильного секса настигли нас на том самом пороге пресловутой зрелости, когда вопросы пола уже теряют жгучую остроту предыдущих лет, но любовный пыл и азарт охотничьего гона еще при тебе. Не то в странах далеко продвинутой демократии┘
Согласно статистике дошлых американцев, азартно социологизирующих все на свете, именно в автомобиле происходила и происходит едва ли не каждая вторая дефлорация в США. Французы, анализирующие не в тех принципах и методиках, что штатовцы, констатируют каждую третью потерю невинности в авто. У нас же в отчизне пытливой и пылкой молодежи во времена оно, кроме подъездов, общежитий, аудиторий, парадных, вагонов метро, свободной - минут на двадцать - комнаты в общежитии, сторожек охраняемых объектов, мастерских и лифтов, широко распахнуты были разве что парки и скверы, а в самом удачном случае доверены ключи от комнаты уехавшего в Питер (на Памир, в Белибердяевск┘) доброго приятеля. "Пневматические радости" (за одну только эту великую прозаическую находку можно высоко ценить гений поэта Бродского) и услады подъездного петтинга долго радовали мальчиков и девочек, родившихся между 1953 и 1968 годами.
Теперь, когда сверстники приобрели car"ы, куда как более просторные, нежели отечественные малолитражки, почти невозможно уже понять, как умудрялись вы, милые дамы, темпераментно отдаваться не только на задних, но и на передних сиденьях. Тем более не возьму в толк, как удавалось вам, солнышки, уже через пару минут сидеть рядышком, справа от рычага передач, с видом невиннейшим, макияжем подправленным, в юбчонках глаженых и блузочках давно застегнутых? О, наивное чувство защищенности, которое дарует жестяная коробочка о четырех колесах. Только в (избави боже!) ДТП, автокатастрофе, да в прерванной радости автомобильного сношения становится очевидна хрупкость жестяной ее скорлупки, иллюзорность всех стенок и преград этого мира вообще.
Автомобиль долго, до середины 90-х, был нашим домом. Тогда мы, изнывая от своей неволи, обожали машины за даруемую ими иллюзию свободы, за утопию независимости, по сию пору культурно не осмысленную. Метафорика автомобилизма, поэзия драйва прошли мимо русской литературы ХХ века. Не потому ли, что все "дорожные жалобы" и прочие "птицы-тройки" были написаны с огромным запасом прочности, и замена "непроворного инвалида" с неизменным его шлагбаумом и чаевыми на инспектора ГАИ-ГИБДД с вечным его жезлом и взяткой ничего не меняют в мелосе путевых ламентаций?
Единственный вдумчивый и вдохновенный певец car"а в России - Виктор Борисович Шкловский. Экстатические, знаменито разбитые на фирменные абзацы в одно предложение, его гимны автомобилю и революции (задолго до докторских диссеров о событиях 1917 года), его теории шофера как нового класса промеж "умственным" и "физическим" (допрежь всех конвергенционных теорий), его блистательный социофрейдизм (в те времена, когда тотальная победа психоаналитической кушетки была еще далека), эротический автосервис его любовных сетований (по сию пору непревзойденный) - единственные артикулированные дискурсы на означенную тему. Может быть, все дело в ремесле. Шкловский - единственный профессиональный водитель в русской литературе.
Все остальные - "от ямщика до первого поэта" - автолюбители категории "В" из школы ДОСААФ, уныло выводящие что-то про "новый поворот", про "ночную песню шин", про "трассу Е-95"... Разве что Вас. Аксенов во времена оно бросился в "Поиски жанра" на быстроходном автомобиле ВАЗ-2102, да, увы, не доехал, отвлекаясь то на розовый айсберг, то на зависть к стихотворцам, то на этимологию слова "чувак", то на видения Венеции, то на невинно убиенного нырка, то на фальшивомонетчиков... И русский рок - плоть от плоти нашей литературы - даже в самых энергетических своих образцах не обречен на скорости. Он не создал ничего хоть сколько-нибудь сопоставимого по адреналину с муровским "Back on the streets", "Easy living" от "Uriah Heep", дипапловским "Speed king" или глиттеровским "Rock and roll part (само собою) too".
Недостаток поэтики драйва, естественно, означает отсутствие темы автомобильного секса в письменной культуре в отличие от культуры устной. Автомобильный секс - мифологема, о которой непременно зайдет речь в компании двух и более водил, принявших по три-четыре стакана┘ Вот уж тут-то вам расскажут и про "минет с доплатой"; и про выбитые головами партнерш лобовые стекла; и про прелести шелкового белья на кожаных сиденьях; и про то, как "решил я однажды сбомбить на Басманной, денег ни фига, дай, думаю, хоть на заправку срублю, а тут, гляжу, стоит та-а-а-а-кая┘"; и про преимущества автомобильного люка, в летнее время предоставляющего дополнительные возможности для реализации самых причудливых фантазий; и про особенности почти камасутровской сексотехники в "Запорожце", где, как всякий знает, движок расположен сзади и, стало быть, под капотом багажник, а отсюда - огромное количество места для разных частей тела в передней части салона; и про подушечки на задних сиденьях - "ой, не надо, не рассказывай про удобства семьи, так часто ездящей на дачу"; и про выбор места для реализации намерения, про скверы, парки, мосты, подворотни, про активную деятельность любимой московским мэром фирмы "Светосервис", беспощадно осветившей столичные проулки и тупики; и про отличия газовых амортизаторов от масляных - не в свете манеры вождения, а в смысле либидозной техники; и про много что еще...
Автомобильный секс подобен охоте, политике, рыбалке, войне, футболу┘ Схож в одном, но зато самом главном - в тайне неслиянного союза позитивизма и мифологемы, натурфилософии и эпоса, документалистики и романизма. Здесь нет правды, равно как нет и лжи. Здесь властвует сказание. И потому ясно, что, как всякий фольклор, автомобильный секс почти не поддается исторической рефлексии. О его генезисе можно лишь догадываться, предполагая, что хоть сколь-нибудь массовым явлением он мог стать с началом автомобилизации, с одной стороны, и демократизацией сексуальной жизни - с другой. Как ни кинь, скорее всего, это 60-е годы. Стало быть, в предыстории - не столько подвиги сталинских соколов, сколько опыты грузовой шоферни, пропетые Галичем в пронзительной его "Караганде". Шкловский-Шполянский охотно подтверждает неразработанность темы в первой четверти бунташного столетия:
"Город был пеший. Абзац. Но в нем появилась шайка. Большие черные машины ездили вдоль тротуаров тихо и близко. Абзац. Они выбирали. Абзац. Выбрав женщину, они хватали ее, втаскивали в машину и увозили со всей скоростью, которую только может дать автомобиль, когда он безумен. Абзац. Женщин увозили за город и там насиловали". С трудом обрываю цитату на этом самом месте, грозящем роскошным периодом про то, что "это были гаражные ребята, умеющие чинить машины и знающие, как холодно железо на морозе", про то, как "скорость требует цели". Обрываю, дабы с занудством историка заметить: тогда Бога гневили за городом и не в машине. Начитавшись во времена оно "Сентиментальных путешествий" и прочих "Zoo, или Писем не о любви", опираясь на собственный автомобильный опыт, догадываюсь, почему насиловали: а) за городом и б) вне салона. Оставив рефлексию по поводу пункта (а) для рассуждений о метафизике города в каких-нибудь других главах, займусь пунктом (б) - тем в полной мере метафизическим обстоятельством, что обусловливает правила автомобильного секса и поныне.
Машина - существо, конечно, одушевленное (заведи-ка ее на морозе, не сказав ласкового слова; дотяни-ка хоть до куда-нибудь с рассыпающимся шрузом без камланий вроде "ну, лапа" и заговоров типа "давай, милая, давай"; стронь-ка ее с места, купив новое авто и отправляясь с ней "в последний путь" к новому владельцу). Помимо всех прочих предикатов очеловеченного машина имеет в том числе и пол. Пол, заметьте, женский. Вполне эротичны ее повседневные контакты с драйвером. Ее отношения с подружками водителя сложны и противоречивы. Как всякая женщина, она не любит баб в принципе. Однако, подобно мудрой жене или толерантной любовнице, может терпеть, прощать, снисходить и какое-то время смотреть на твои утехи сквозь пальцы. Но ревность в ней копится неумолимо. И чем совершеннее машина - в ходовой, в движке, в электрике - тем дольше она мирится с твоими непотребствами; чем car проще и примитивнее, тем меньше терпежу. Так что "гаражные ребята" первой четверти века, имевшие дело с нерегулируемыми жиклерами, с капризными магнето, с дрянным спиртом, с бандажными рессорами, с низкооктановым бензином и проч., не зря табуировали машину как место для утех, справедливо опасаясь страшной в своей изощренной непредсказуемости женской мести.
С трудом выписав это наблюдение позитивистской социологии, сразу и предостерегу тебя, любезный читатель: нельзя, ох нельзя ставить популярность феномена автомобильного секса в отношение прямой прогрессии к совершенству инженерии. Если б оно и впрямь так было, то сегодня, обретя инжектор, передний (а не то и полный) привод, 95-й бензин, V-образную компоновку движка, дисковые тормоза, ABS, полный электропакет и всякий прочий подогрев сидений, мы бы уже не столько ездили, сколько раскачивали бы стоящие на обочинах эротоcar"ы. Ан все не так┘
Пережив всплеск в 60-е - начале 90-х годов, теперь автомобильный секс вымирает как жанр, как способ жить, как стратегия. Учтем, конечно, что нынешняя эпоха первичного накопления капитала позволяет снимать квартиры, абонировать гостиничные номера, не предъявлять в отелях паспорт со штампом загса┘ Однако подлинная причина кризиса - в другом. Уходит из пресловутого большого секса поколение романтиков, людей, когда-то обожавших салонные утехи, пьянство на капоте и откровения за рулем. Из нашей спальни, нашей рюмочной и нашей исповедальни автомобиль превратился в наш кабинет. Вовсе не зря в машинах ровесников завелись мобильные телефоны (служба!) и диктофоны (работа!).
Впрочем, и наши женщины несколько лет как активно сели за руль. И, может статься, скоро мы сможем цитировать им Шкловского, с достоинством говоря что-то автовозвышенное, что-то идущее прямо из отрегулированных клапанов нашего пламенного двухлитрового мотора, снабженного инжектором, что-то сдобренное свежим маслом 15-й плотности, что-то неповторимое, как рисунок нашего еще держащего асфальт, но уже потертого и пережившего шиномонтаж протектора, что-то, к примеру, такое-эдакое: "Тебе нравится "Испана-сюиза"? Абзац. Напрасно! Не выдавай себя. Абзац. "Испана-сюиза" - машина с длинным ходом, то есть у нее большое расстояние между нижней и верхней мертвой точкой. Это машина высокооборотная, форсированная, так сказать, - нанюхавшаяся кокаина. Ее мотор высокий и узкий. Абзац. Но капот машины длинный. Абзац. Таким образом, "Испана-сюиза" маскируется своим капотом, у нее чуть ли не аршин расстояния между радиатором и мотором. Этот аршин лжи, оставленный для снобов, этот аршин нарушения конструкции меня приводит в ярость. Абзац. Отточие. У нее неприличный наклон руля и были бы кольца в ушах, будь она человеком. У твоей "Испана-сюизы" радиатор не на месте, она ходит в прицепных манжетах. Она никогда не будет любить тебя".
А пока, внутренне содрогаясь от техники вождения подруг, но блаженствуя оттого, что можно спокойно выпить и без приключений доехать до дому, ответственно заявляю: нынче я за женский автомобилизм, но потерял, во всяком случае пока, интерес к автомобильному сексу. Потому и посвящаю этот текст не нынешним автоамазонкам, не бывшим нашим подружкам - участницам прошлых утех, а вам, мужики, мои ровесники. Вам, снабженным колесами и лишенным крыльев. Вам, в вечно мятых на спине пиджаках и в вечно мокрых на том же месте рубахах. Вам, не верящим ни в какой ABS, а только в торможение движком и в "осторожное дрочение тормоза". Вам, с вечно отвернутыми - подернутыми правыми рукавами курток. Вам, в обуви не по сезону, чтобы чувствовать педали; в обуви если не с характерной дыркой на правой пятке, то уж точно со скошенным правым каблуком. Вам, знатокам объездов через подворотни, переулки, дырки, переезды и мастерам всех прочих способов "срезать". Вам, не носящим плащей-пальто и всякой длинной одежды. Вам, обреченным завсегдатаям ненавистных пробок. Вам, умеющим ездить, а не кататься, отрабатывавшим полицейский разворот лет двадцать назад где-то на заснеженных стогнах Марьиной рощи и обледенелых площадках Южного порта. Вам, повсеместно исповедующим принцип "три Д" - то есть "дай дорогу дураку". Вам, любителям джинсы. Вам, всегда и неизменно говорящим друг другу "ты" вне зависимости от эмблемы на капоте и количества кубиков под ним. Вам, начавшим игру в казаки-разбойники тридцать с лишним лет назад в таганских дворах, на чертановских пустырях, в сретенских подворотнях, на сельхозовских свалках, в разгуляйских тупиках, на яузских набережных и по сию пору азартно играющим в нее с представителями Госавтоинспекции. Вам, не носящим перчаток и не понаслышке знающим "вкус железа на морозе". Вам, в лоснящихся, заношенных на заднице куртках и скатавшихся на том же седалище свитерах-джемперах-пуловерах (впрочем, разница между ними вам и сейчас неведома). Вам, ненавистникам чайников и машин со спецсигналом. Вам, в чьем бардачке, по привычке, все еще есть набор рюмок. Вам, не знающим зонтов. Вам, чьи руки - и загорелая левая, и белая десница - отчаянно пытаются удержать руль телеги жизни. Вам - этот почти белый, к финалу, стих, с обочины 12-го километра шоссе Энтузиастов, из старенького "FW", при помощи не менее древнего диктофона, в одиннадцатом часу пополудни 10 августа сего года.
