Эльбрусиада

ПЬЕР ДЕ КУБЕРТЕН еще в конце ХIХ века предлагал ввести альпинизм в семью олимпийских видов спорта. Пробовали даже награждать лучшие восхождения четырехлетия, но это не привилось. Тем не менее альпинисты тоже озаботились подготовкой к случившимся 20 лет назад Московским Олимпийским играм. В офис Владимира Шатаева, тогдашнего государственного тренера Госкомспорта СССР по альпинизму, стекались различные предложения...

У меня родилась идея приобщить к Московской Олимпиаде Эльбрус. Или наоборот, Олимпиаду к Эльбрусу? Последнее сомнение я домысливал, уже летя в Нальчик. Теребил в памяти детали визита в оргкомитет Олимпийских игр-80: оформив отпуск в Терскол, я навестил давних коллег по журналистике, трудившихся тогда в оргкомитете ОИ - Ивана Максимовского и Евгения Грингаута. Выслушав меня, посоветовавшись с начальством, они выдали мне целый баул значков, вымпелов, брошюр и буклетов, да к тому же шелковый флаг с олимпийской символикой. Идея водружения накануне игр флага на Эльбрусе всем пришлась по душе.

ТЕРСКОЛ И "ПРИЮТ"

И вот он, благословенный Терскол с фантастическим Эльбрусом. Иосифа Кахиани я знал не первый год, но все равно на постспортивном этапе его жизни. В Приэльбрусье он зарабатывал на хлеб с маслом прежней спортивной известностью: инструктировал новичков альпинизма и туризма, сидел в президиумах различных местных хуралов, охотно выступал "свадебным генералом", тамадой, общался с приезжими знаменитостями и т.п. Общий имидж его явно смещался от горского к европейскому. Носил на голове не "сванку" земляков, но картуз австрийского егеря, усыпанный диковинными значками. Охотнее откликался на "мистер Джозеф", еще приветливее на "мистер Джо". Ведь как и всякий грузин (сван), он боготворил Иосифа Виссарионовича. А Сталина, как всем известно, Черчилль называл "мистер Джо". Отделение гидрометеослужбы Приэльбрусья выделило Кахиани в аренду приличный кирпичный домик в гуще сосен. В том домике устроил он музей им. тов. Сталина, за вход в который предлагалось платить, хоть и мизерную, но мзду.

Кроме многих портретов Сталина, по большей части вырезанных из цветных изданий, имелся в музее и отриконенный ботинок. Альпинисты хорошо знают, что металл триконей при высокогорной грозе иногда "притягивает" молнию. С последствиями, разумеется, для владельца обуви. Музей Кахиани как раз и содержал такой ботинок, зверски размочаленный молнией. Популярностью этот остаток обувки затмил юфтевые сапожки Иосифа Сталина. Экскурсанты повторяли вопрос на многих языках мира:

- Если ботинок так пострадал, то что же стало с его владельцем?

- Он жив и здоров, - заученно отвечал Кахиани, - стоит перед вами. Это я!

Надо ли живописать глубокое потрясение экскурсантов? Иные даже спонсировали хозяина сверх входной платы. Отдаю должное, при сборе восходительской команды в его доме, Иосиф вывесил объявление: музей закрыт на ремонт.

Житуха шла весело, привольно, акклиматизировались кроссами на боках Эльбруса и Чегета. Мне, например, особо полюбился северный склон Чегета, где в густой и высокой растительности созрели сочные ягоды земляники и малины. Ел килограммами. Хотел вовлечь в сбор друзей-балкарцев, а они мне:

- Медведя не встречал?

Я все понял и бегал кроссы на безъягодных склонах...

В те летние дни Эльбрус принимал множество команд для массового восхождения. Парадом командовал, как всегда, Хусейн Залиханов, звезда еще более яркая, чем Кахиани. И по возрасту, и по причастности к альпинизму они - личности соизмеримые, хотя близкими друзьями и не являлись, поскольку Кахиани балкарцем не родился. Выслушав меня, Хусейн Чокаевич успокоил:

- Видыш? Минога людей. Закончим эльбрусиаду - гаварит будим.

Отсрочка меня не устраивала. На свой страх и риск, при тяжеленном рюкзаке, уже по снежной тропе отправился я к "Приюту". Взмок до последней нитки, зато акклиматизация что надо. На "Приюте" оказался спасатель Магомед Ибрагимов, только-только отправивший последние группы к вершинам. Повертев в руках документы, охотно приняв олимпийские сувениры, Магомед неожиданно весело воскликнул:

- Живи у меня сутки, а потом вместе на Эльбрус. Идет? Теперь суши шмотки.

Ох и чаевничали же мы с Магомедом в пустом "Приюте"...

С Магомедом все тогда пошло по нормальному сценарию. Через день он выстроил в каре вновь прибывших молодых альпинистов, отобрал наиболее крепких из Волгограда, других городов.

- Хотите сопровождать олимпийский флаг?

- Хотим!

Тогда Магомед не пошел со мной, поскольку радиограмма позвала его вниз, к начальству...

ВОСХОЖДЕНИЕ

В этом спорте степень сложности упражнений на Горе оценивается шестибалльной шкалой. Поднятие на Эльбрус "стоит" всего 2 балла. Это формально. По существу же эльбрусское восхождение складывается по-разному и зависит от множества причин. Самый крутой горовосходитель всегда помнит о непредсказуемом характере этой Горы и не позволяет легкомысленности даже при идеальных метеоусловиях. Печальна, но и поучительна статистика для тех, кто легкомыслен в оценке характера Горы: 2-5 жертв Эльбрус "заглатывает" ежегодно. Лучшее для восхождения время - июнь - июль - начало августа.

Итак, 22 июля 1979 года, "Приют-11". В начале 1-го часа ночи - на выход. Последняя проверка снаряжения, обуви, фототехники. Без предварительной тренировки "кошки" к обуви лучше не привязывать... Еще внизу, на лужайках у Баксана, нарвал пару горстей щавеля - средство от пересыхания рта. Шоколад есть опасно: залепляет пересушенный зев. Лучше же всего помогает термос со сладким чаем. Но не все берут - тяжело.

...Топот отриконенных ботинок по лестнице "Приюта". Построились на снежной площадке. У меня вместо ледоруба - горнолыжная палка. Уверовав в дружественность Магомеда, оставил большой рюкзак в его каморке. С малым рюкзаком - красота! Старший группы, обойдя каждого, двигает вверх. Легкость хода подстрекает на его ускорение. Но наш вожак - мастер спорта, похожий на танк. Не обойти и при желании. На тропе, по боковым сугробам иногда рыскают "зайчики" фонариков - здесь нет белых ночей, темень хоть глаз коли.

Безветренно, а морозно. Похрюкивает снег под подошвами. Монотонность, рутина хода не должны бесить. Напротив, караванный сомнамбулизм стирает в сознании все, кроме обязаловки продвижения. На подходе к камням Пастухова (4700 м, здесь ночевала экспедиция военного топографа в прошлом веке) - первое испытание крутизной пожарной лестницы. Склон недалеко от носа. Шаги в полступни, резко падает уверенность, что на следующем шаге удержишься. Тяжко. Одолею ли?.. Вот и темные контуры ребят группы. Присели на камни. Если нет прочной подстилки - на камни как сядешь, так и подскочишь: морозятся ягодицы и остальное. Вдруг ощущаешь - все в тебе охлаждено: щиплет ноги, руки, лицо. Скорее достать из рюкзака запасные варежки, свитер, пуховку. Проигнорировал эти вещи - лучше сейчас сваливать вниз.

Выше "Пастухов" раскинулся еще более крутой полигон проверки тех сил, о наличии которых у себя ты и не догадывался. Дыхание как в полузакупоренном противогазе. 3-4 шага - и глубокая одышка: залавливать кислород. Маленький рюкзачок превращается в чугунную гирю, тянущую к пропасти. И зверский, всепроникающий холод сквозь все утепление. Шевелю пальцами ног - не откликаются. Обеспечив устойчивость, размахиваю сначала левой ногой. Раз 20, туда-сюда... Потом правой. Закололо - гуд. Тепло дыхания загоняю под варежки. Брр, холод подобен озверевшим осам: как ни отмахивайся - искусают.

Хуже нет разуваться для оттирания: риск обморожения увеличивается и для рук. Это здесь, на Эльбрусе (5642 м), а что же там, на семи- и восьмитысячниках Тянь-Шаня, Гималаев? А там мастера-высотники так морозятся, что остаются без фаланг на руках и ногах. Профессионалы борьбы получают "мятые" уши, альпиниста же узнаешь по отсеченным фалангам.

Тропа восхождения на Эльбрусе (до Седловины) - единственная. За год ее пробивают сотни ног. И все же неуютна она до тошноты. В буквальном смысле. Иных почему-то тошнит на высоте. Есть такие, что ложатся на тропу в изнеможении. Инструктор пинает (без зла, чтобы ответил - жив ли?). Здесь, выше "Пастухов", многие искренне вопрошают себя: кой черт дернул на этот поход? До половины групп возвращаются.

Опасность обморожения уменьшается к Седловине (5000, 5200 м), когда первые лучи Солнца, ударив о снежно-ледовую боковину Западной вершины, зажигают ее фантастическим, неправдоподобно розовым пожаром. Где-то в глубине твоего среднего уха зарождается победный гимн. Нет, не зря пыхтел, загибался. Это молчаливое розовое буйство, как может полыхать оно без симфонических оркестров?

Солнце отдавливает тьму в ущелья, туда же сыплются стучащие челюсти морозных покусов. В тот же унитаз спускаешь и недавнее свое малодушие, усталость с неуверенностью. Чудеса на свете есть, это ты, пробившийся в новое качество, в неведомый доселе мир высшей Горы Кавказа и Европы. Впереди и вверху - свет Победы.

Что такое Седловина? Если из двух десятков Новых Арбатов сплести одну толстую улицу, то она как раз и разместится на Седловине. Чуть изгибаясь, Седло направлено с севера на юг. Льды и снега здесь не только вечные, но и спрессованы особо плотно. Кое-где пыхтят зловонные (сернистые) фумаролы, стравливая внутренние газы дремлющего вулкана.

До войны на Седле соорудили приютик "Интуриста" на 5-7 человек. Ураганы, морозы быстро с ним разобрались: видны остатки крыши, остальное запрессовано льдом. Нет-нет да и пополняют длинный список жертв Эльбруса восходители-одиночки, задремавшие здесь от потери ориентиров и сил. Немало отправил Эльбрус в свои ледники и немцев из дивизии "Эдельвейс", владевшей Горой в 1942 году.

История интересна, но действительность актуальнее. Мне надо фотографировать. Спасибо волгоградцам - подкрепили чайком из термоса. Сорванный же щавель, извлеченный при морозе в 12 градусов, костенел и кислил не сразу - после оттаивания уже во рту. Но это между прочим, что же до фотодела, то прежде всего подводила пленка, не рассчитанная на высокогорье: обрывы вынуждали перезаряжать аппарат. Кожа с кончиков пальцев липла к металлу. Крышка не хочет попадать в пазы, крепления вязнут в загустевшей смазке. Сделано несколько кадров - и снова обрыв...

ВЕРШИНА

От Седловины наша группа направилась к Восточному Эльбрусу. Метров 200 почти пологих, а затем крутизна знакомой уже пожарной лестницы при еще более обедненной дыхательной смеси. Опять у тебя под носом то снег, то лед, то фрагменты скал. С дыхалкой, само собой, сложнее. Ноги волочим, как водолаз свинцовые боты. Фирн под ногами сменился черными, алмазно сверкающими на солнце камнями: это образованные молниями разновидности кристаллов. Вспомнился и ботинок Кахиани: не приведи Всевышний оказаться тут в грозу.

Погода нам улыбалась. Почти сползаемся к центру площадки, где сосредоточены мини-бюсты вождей, стелы в честь памятных дат, доставленные сюда предыдущими патриотами своих кумиров. Чуть дальше - застывший выплеск лавы, увеличивший высоту Эльбруса метров на 6. Надо полагать, действовавший когда-то вулкан так поставил точку на своей активности. Ура, выше нас только небо, а все кавказские пики - под нами!

7 часов 15 минут утра. Все нужно как следует разглядеть. Площадка, на которой стоим, слегка наклонена, но 4 вертолета на ней разместить можно. Вот вам и женская грудь, в форме которой видишь Эльбрус из Пятигорска, с самолета, или с Черного моря.

Море. Виден ли Понт Эвксинский отсюда? Вглядываюсь на юг. Да, море там, за чередой хребтов, за мерцающим маревом пространства. Это уже не горизонт, а вполне узнаваемый абрис земного шара, отделяющий Космос от массива воды, более темного. Какая минута! Ищу с Эльбруса Черное море только потому, что когда-то там, среди его штормов, на курсантской штурманской практике, потрясенный сказочным видением Эльбруса, сиявшего над соседними хребтами, поклялся опробовать твердь Горы.

Между тем расслабляться, задерживаться здесь не следовало. Я отснял несколько пленок узким и широким аппаратами. Флаг отдавал в чужие руки лишь одним концом, за другой постоянно держался сам, ибо на моих глазах воздушный ток вырвал у кого-то вымпел и унес его в никуда. Выявился даже восходитель с кинокамерой, заставлявший нас позировать колонной. Флаг с олимпийской символикой царил на Эльбрусе, кокетничая, переливаясь шелком под объективами аппаратов. Казалось, Гора давно поджидала олимпийского вестника. Вот бы увидеть еще и Зевса, переселившегося с Олимпа.

...

Судьба Эльбруса как наклонного стадиона, инкубатора высших спортивных достижений притормаживается лишь неразумными разборками политиков. Но даже и такой "глушитель" не изменит исторических перспектив Эльбруса. Всегда будут стремиться сюда влюбленные в спорт люди. И не экзотики ради, а потому, что высокогорный фактор набирает практическую значимость. Взять тот же город Мехико на высоте 2240 м - столицу ОИ. Именно на этой высоте расположен и поселок Терскол. Не мы, но другие поколения придадут этому должное значение.

Приэльбрусье рано или поздно примет зимние Олимпийские игры. Ведь крупнейшие мировые авторитеты альпинизма и горных лыж, побывав здесь, выражают впечатления в превосходной степени. Да, этому наклонному стадиону немного сыщется аналогов на Земле.

Откуда ни посмотри на Эльбрус, с суши, моря, неба, - он сияет всегда. Сиятельный Эльбрус, друг и тренер. Таким останется он и после нас.