Александр Сизоненко
О СТАВШЕЙ поистине легендарной Александре Михайловне Коллонтай -первой в мире женщине-дипломате - на сегодняшний день написано уже немало, ей посвящены пьеса и фильм. И все же остаются в ее биографии страницы, известные только узкому кругу специалистов и историков. Одна из них - это мексиканский период ее деятельности, который хотя и занял всего полгода, но оставил яркий след как в ее жизни, так и в советско-мексиканских отношениях. Об этом говорит хотя бы тот факт, что в 1944 году, спустя 17 лет после ее отъезда из Мексики, правительство этой страны наградило Коллонтай одной из самых почетных наград страны - орденом Ацтекского орла.
Но начнем с того, как попала Коллонтай в далекую Мексику. В 1926 году, когда после трех лет работы полпредом в Норвегии возник вопрос о ее дальнейшем назначении, оставлять Коллонтай в Москве не хотели: всех, кто, когда-либо выступал против ленинской линии (Коллонтай входила в "рабочую оппозицию"), старались как-то отдалить от центра, в частности направляли на работу за границу. Почему же Александра Михайловна дала согласие именно на Мексику? В интервью "Нью-Йорк таймс" она говорила: "Я сама выбрала Мексику. Я устала после напряженной работы в Норвегии... Когда мне предложили Мексику, я согласилась, может быть, отчасти потому, что очень много слышала о древней цивилизации ацтеков и развалинах их городов". Позднее в письме своей подруге Татьяне Щепкиной-Куперник Коллонтай говорила: "Мексика - страна любопытная, полная отзвуков древней культуры ацтеков и племени майя и вся трепещущая порывом в самое прогрессивное будущее". Впрочем, новое назначение Коллонтай диктовалось прежде всего интересами дела: отношения СССР с Мексикой подвергались в тот период сильнейшему противодействию США, нужно было принимать меры к их укреплению, тем более что предыдущий советский полпред уезжал.
К своему новому назначению Коллонтай готовилась тщательно. Потом уже, по прибытии в Мексику, дотошные местные журналисты дознаются, что из двух чемоданов личного багажа полпреда один был полностью заполнен литературой об этой стране.
В Мексике сообщение о том, что послом туда едет женщина, произвело буквально сенсацию. Там, конечно, знали, что Коллонтай - видный деятель большевистской партии и Октябрьской революции. В ряде газет ее представляли чуть ли не в кожанке, фуражке со звездой и маузером на боку, говорили, что она будет помогать местным революционерам. Но нет, ничего подобного ни в образе, ни в задачах нового полпреда не было и в помине. В Мексике, конечно, не знали, что незадолго до ее отъезда с Коллонтай беседовал Сталин. И вот какие инструкции она получила от будущего вождя: "Вы как представитель Советского Союза не должны поддаваться ложным представлениям о нарастающей революции... Ваша задача как полпреда: укреплять дружеские отношения между СССР и Мексикой, не поддаваться ни на какие соблазны революционных авантюр. Укреплять наше влияние, помочь развитию торговых и культурных связей". Этот достаточно четкий наказ исключал какое-либо вмешательство Москвы во внутренние дела Мексики.
И вот день ее прибытия в страну - 8 декабря 1926 года, порт Веракрус. На берегу целая демонстрация с красными флагами, пришел встречать и губернатор штата. Первыми на борт парохода "Лафайет" буквально ворвались корреспонденты газет. Но у дверей каюты Коллонтай их опередил секретарь полпредства Леон Хайкис, который буквально отбил натиск журналистской братвы. И вот Коллонтай выходит. "Некоторые думали, - писала на следующий день газета "Универсаль", - что госпожа Коллонтай будет похожа на суфражистку или на престарелую преподавательницу-протестантку. Но, когда появилась элегантная дама в красивой шляпке, мы увидели, что госпожа Коллонтай, к счастью, на них не похожа. Перед встречавшими предстала прекрасная женщина в полном расцвете своей жизни". Потом к этому добавились и другие комментарии. Особенно поразило журналистов, сопровождавших Коллонтай в поезде до Мехико, что она свободно говорила на нескольких европейских языках и показала прекрасное знание их страны. "Мы, - писал один из них, - нисколько не боясь преувеличить, можем охарактеризовать как блестящие ее высокую культуру и благородство".
24 декабря 1926 года Коллонтай в Национальном дворце вручала свои верительные грамоты президенту страны Плутарко Кальесу. Вот как она сама вспоминала тот день: "Прием в Национальном дворце. Черное шелковое платье, строгое. Шляпа и туфли куплены здесь. Белые перчатки - в руке. Встречает музыка. Анфилада зал, масса народа вдоль стен. Здесь вручение грамот происходит публично. В последнем зале - все правительство, дипломаты, журналисты, фотографы. Пока идем через зал, надо сделать три поклона. Волнуюсь. Но я умею владеть собой в такие минуты. Вручаю грамоту. Дальше обычный церемониал: надо сесть на кресло рядом с Кальесом и беседовать через переводчика". Посмотрите на фотографию: с каким неподдельным интересом и вниманием принимает глава мексиканского государства первую в мире женщину-посла. С президентом у Коллонтай быстро установились хорошие отношения. В январе 1927 года у них состоялась первая обстоятельная встреча, на которой полпред разъяснила Кальесу советскую политику, рассказала о целях своей миссии, разоблачила подоплеку антисоветской кампании США.
"С Кальесом, - сообщала Коллонтай в Москву, - свидание носило дружеский характер. Он благодарил меня за стремление построить наши отношения на почве искренности и сказал, что ценит установление прочных дружеских отношений с СССР".
Прошли первые протокольные мероприятия, и начались дипломатические будни. Коллонтай отлично понимала, что если по-настоящему налаживать отношения со страной своего пребывания, то надо расширять их сферу; еще до приезда в Мексику и после она подчеркивала, что ее самой главной задачей в Мексике является попытка наладить торговлю между СССР и Мексикой. Малоизвестно, но факт, что она официально занимала в Мехико два поста - полпреда и торгпреда, такое совмещение является крайней редкостью. "Пожалуй, - признавалась Коллонтай в одном из своих писем, - торговля даже интереснее, чем работа по дипломатии". Она выступала против лишних посредников, приступила к изданию торгового бюллетеня (и это при штате торгпредства, состоявшем из одной машинистки), предложила Кальесу начать переговоры о заключении торгового договора, планировала провести в Мехико выставку советских экспортных товаров. Результаты не замедлили последовать - в 1927 году торговля началась. Мексика закупила советские кожсырье, текстиль, кондитерскую продукцию и несколько кинофильмов, а СССР в Мексике - цветные металлы. И пусть сумма товарооборота составляла всего около 3 млн. руб., но начало было положено.
Успешная деятельность Коллонтай раздражала правящие круги США, по-прежнему не признававших тогда СССР. Через проамериканские круги и печать в Мексике они пытались отравлять атмосферу советско-мексиканских отношений, однако полпред в ответ всегда давала резкий отпор всякого рода инсинуациям. Она не раз говорила о том, что целью ее миссии является укрепление дружественных связей между народами СССР и Мексики, и подчеркивала свое категорическое неприятие вмешательства во внутренние дела этой страны. "Советская миссия в Мексике, - говорила она в одном из интервью, - не собирается изменять чьи бы то ни было убеждения". Уделяла она внимание и русской диаспоре. По ее инициативе в столице был открыт клуб советских граждан. В письме к автору этих строк в 1968 году народный художник РСФСР Вениамин Пинчук, который в 1927-1928 гг. был вольнослушателем Национальной академии художеств в Мехико, вспоминал, что за время своего пребывания в Мексике он дважды видел Александру Коллонтай в этом клубе. "Первый раз это было на вечере 8 марта 1927 года. Коллонтай выступала с речью, она была элегантно, строго и с большим вкусом одета, прекрасно держалась. Речь ее, плавная, страстная, очень умная и содержательная, захватила слушателей. Аудиторией Коллонтай владела великолепно".
По мере знакомства с Мексикой эта страна все больше нравилась Коллонтай. В январе 1927 года она пишет своей знакомой Е. Шадурской: "Отношение ко мне устанавливается хорошее. И судьбы этого мужественно борющегося народа мне близки сердцу. Я верю в то, что эта страна имеет будущее. Народ талантливый и живописный". В другом письме к ней же Коллонтай дает высокую оценку мексиканской интеллигенции, отмечает ее большой интерес к советской культуре.
"Этот народ заслуживает симпатии" - это строка из одного ее письма не раз проходит у Александры Михайловны в разных контекстах.
Мексиканцы платили Коллонтай ответной симпатией. При этом ее хорошо знали не только в дипломатических и культурных кругах страны, но и далеко за их пределами. Так, однажды к ней в полпредство пришла делегация индейцев с просьбой помочь облегчить их тяжелую жизнь. Коллонтай проявила много такта, чтобы объяснить им свои функции, не позволяющие ей вмешиваться во внутренние дела другой страны. Известный дипломат Иван Майский со слов Коллонтай вспоминал, что однажды, когда она сидела в ресторане в г. Куэрнавака, туда вошла шумная группа военных во главе с генералом. Последний, узнав, что в зале советский полпред, приблизился к столу и приветствовал ее в самом галантном мексиканском стиле.
Мексика, ее народ, природа, архитектура нравились Коллонтай, и она строила долгосрочные планы в отношении своей работы там. Но в дело вмешались высокогорье мексиканской столицы (2400 м над уровнем моря), разреженный воздух и далеко не идеальное здоровье Александры Михайловны - ведь ей было в 1927 году как-никак 55 лет. Не спасали и поездки в курортную Куэрнаваку. Литвинов, узнав о нездоровье Коллонтай, предложил ей сменить Мексику на Уругвай. Ответ Коллонтай говорил о высоком понимании ею своего долга. "Отозвание меня в ближайшее время, - сообщала она в Москву, - безусловно, нам невыгодно. Это будет истолковано, как изменение курса нашей политики по отношению к Мексике... Самое выгодное для нас - это к началу лета заявить, что еду в летний отпуск для лечения. Это будет самая безболезненная для Союза смена полпреда здесь". Но вот что интересно: когда в мае 1927 года НКИД дал согласие на ее отпуск, Коллонтай записала в своем дневнике: "...Конец моей работе в Мексике. Надо бы радоваться, а я почти огорчена. Сейчас я уже втянулась в работу и привыкаю к климату и высоте. И работа становится интересной. Но перерешать нельзя". Но, думается, Александра Михайловна просто бодрилась. Буквально в те же дни она писала Шадурской: "Климат здесь очень тяжелый. Разреженный воздух, которым трудно дышать, сердце устает, мучает удушье и сердцебиение". Но несмотря на это, Коллонтай выполняла свой долг до самого конца пребывания в Мексике. 27 мая 1927 года, когда она нанесла прощальный визит министру иностранных дел Мексики, тот сообщил полпреду, что Великобритания, только что разорвавшая отношения с СССР, пытается ухудшить связи Мексики с Москвой. В ответ Коллонтай еще раз четко объяснила принципы советской внешней политики и разоблачила смысл английских демаршей, в результате Мексика их отвергла.
Во второй половине мая 1927 года в связи с предстоявшим отъездом Коллонтай ряд дипломатов и официальных лиц правительства дали в честь нее обеды и завтраки. Впрочем, полпреда СССР не забыли и простые люди Мексики. "Особенно меня тронуло, - пишет она в дневнике, - прощание с рабочими. Текстильщики-кустари преподнесли мне художественные сарапе с моими буквами - А.К., вплетенными в ткань. Другая группа преподнесла мне отполированный кокосовый орех с надписью: "Товарищу Коллонтай. Империалисты тебя ненавидят, революционеры тебя любят. Да живет в наших сердцах дружба Мексики с Россией!" и выжженными рисунками броненосца "Потемкина" и других революционных эмблем".
В начале июня Коллонтай покидает Мексику. В ее дневниковой записи 5 июня слова: "У этой страны есть будущее. И люди в ней яркие, волевые. В ней есть своя культура и много красоты... Я уезжаю другая, чем приехала. Уезжаю, обогащенная их культурой...". Она уезжала, оставляя о себе благодарную память не только среди многочисленных друзей, но и среди людей, далеких от симпатий к СССР. Так, бывший президент Мексики Портес Хиль писал: "Когда Коллонтай находилась во главе посольства СССР, наши отношения с ее страной были исключительно сердечными и никогда не возникало ни малейшего повода для дистанцирования с ее правительством..."
Уехав из Мексики, Коллонтай не забывала эту страну, встречалась с ее дипломатами. В этом плане любопытный эпизод приводит в своих мемуарах бывший посол Мексики в СССР Сильва Эрсог. В 1929 году, когда Коллонтай приехала в Москву в отпуск, они встретились. "По ходу разговора, - пишет Эрсог, - я спросил ее: "Не думаете ли вы, что то, что происходит сегодня в России, отличается от того, что думал Маркс?" Она ответила без колебаний: "Не только отличается от того, что думал Маркс, но и от того, что думал Ленин. Нам, кто делал в России революцию, единственное, что остается - это писать мемуары".
Когда в 1944 году Александру Коллонтай (тогда посла СССР в Швеции) наградили Ацтекским орлом, МИД Мексики заявил, что тем самым его правительство желает подчеркнуть, как "высоко оно оценивает работу, проделанную ее Превосходительством госпожой Коллонтай для сближения наших двух стран".
Орден ей вручил в Москве в 1947 году посол Мексики Нарсисо Бассольс, большой друг Советского Союза, лично знавший Коллонтай еще по 30-м годам. Свидетели этого акта вспоминают, что Александра Михайловна, несмотря на то, что была параличом прикована к креслу, сумела в знак уважения к Мексике встать и принять награду стоя.
