Ольга Козлова -В более ранних интервью, а также в недавно вышедшей в Германии автобиографии вы, Яков, рассказываете о драматических перипетиях вашей судьбы. Выходец из Западной Украины, вы пережили ее оккупацию Сталиным, затем немецкими фашистами, чудом оказались на Западе, потом боролись в Палестине. Ваша жизнь была бы похожа на авантюрный роман, если бы все события не были так реальны и трагичны. Вы, Кенда, родились и выросли в Лодзи и в детстве пережили ужасы немецкого концлагеря. Но вот наконец в 1963 году вы попадаете в Германию, и вскоре после этого начинается ваше долгое, до сегодняшнего дня продолжающееся увлечение искусством. Как родилась в вашей семье эта идея - заниматься искусством XX века и собирать его определенные периоды?
Яков: Моя жена почти всю жизнь интересовалась искусством. Дома, в Израиле, она увлекалась искусством как любитель, но профессионально стала им заниматься с 1964 года уже в Германии. Ей вообще-то не хотелось сюда переезжать, она с трудом на это согласилась. Первое время она занималась исключительно тремя нашими детьми, сидела в четырех стенах и ничего не делала. Потом в нашем доме появилась полячка Антонина Гмуржинская, приехавшая ненадолго из Парижа, а затем "задержавшаяся" в Кельне на долгие годы благодаря тому, что я как представитель Израиля, живущий в Германии с дипломатическим паспортом, помог ей получить немецкий вид на жительство. Началась дружба Кенды и Антонины: они могли общаться на родном языке, у них были общие увлечения в искусстве. И вскоре родилась идея открыть художественную галерею. Я был очень доволен, потому что видел в этом для Кенды выход в новые сферы жизни. Но никто не представлял, что уже через несколько лет галерея станет известной в Европе. Можно сказать, что это изменило нашу жизнь в Германии.
- Чем можно объяснить успех галереи "Баргера - Гмуржинская" (в названии "Баргера" пишется именно так, без дефиса. - прим. О.К.) и столь быстрый рост ее известности? Ведь в начале 60-х в Кельне еще не было галерейного бума и всеобщего увлечения искусством модернизма, как это будет позже...
- Да, действительно, Кельн еще не был тогда городом галерей, из известных можно вспомнить лишь несколько: галереи "Цвирнер", "Шпигель"... Открывая свою галерею, Кенда и Антонина понимали, что очень важно придать ей определенный профиль... Еще будучи в Израиле, Кенда очень интересовалась авангардом (и не только русским), конструктивистами 20-х годов. И они решили работать над новым открытием авангарда. Очень важным и чуть ли не единственным источником в этом плане для нас стала книга Камиллы Грей "Русский эксперимент в искусстве". Особый интерес Кенда проявила к немецкому искусству 20-х годов, действуя здесь как настоящий первопроходец. Мы изучали авангард Восточной Европы и, конечно же, русский авангард. Но русскими художниками заниматься было необычайно трудно: например, связаться с Лепорской или с кем-то еще из переживших сталинское время художников было невозможно. Потом оказалось, что была еще страна, где художники не меньше страдали. Я имею в виду Испанию. Позже Кенда, уже после того как разошлась с Гмуржинской, занялась коллекционированием испанских художников 20-30-х годов.
- То есть постепенно ваш интерес сконцентрировался на, так сказать, "гонимом искусстве"?
- Моя жена чувствовала потребность заниматься такими художниками, потому что речь шла об искусстве если не запрещенном, то преследуемом. Ей духовно, как жертве нацистского режима, это было близко.
- В вашей галерее на протяжении 60-70-х годов прошло несколько выставок, принципиально важных для второго открытия русского, восточноевропейского и немецкого авангарда...
Кенда: Первая наша выставка называлась "От Боннара до современности" и проходила в 1965 году. Потом были "Восточноевропейский авангард", "Немецкий авангард 1915-1935", "Конструктивизм" и многие другие... Уже через несколько лет галерея стала не только источником бизнеса, но и информации об искусстве 20-х годов. Потом я разошлась с Гмуржинской и с 1973 года стала делать выставки отдельно. Моя первая выставка работ Кандинского в галерее "Баргера" примечательна тем, что Нина Кандинская разрешила мне впервые показать и опубликовать в каталоге секреты мастерства великого мэтра: его записи в рабочих блокнотах, то, каким образом он регистрировал свои картины...
- Позвольте теперь перейти к истории вашей коллекции. Когда и как вы начали собирать произведения искусства? Из каких разделов состоит коллекция сегодня и сколько в ней насчитывается объектов?
Кенда: Наша коллекция "гонимого искусства" собиралась постепенно. В ней несколько крупных разделов: русское искусство (20-е годы и "второй русский авангард"), немецкое искусство, испанское искусство. Сколько всего работ, сказать трудно: это несколько сотен живописных работ, а кроме того, графика и архивные материалы.
- Но ведь помимо этого у вас очень хорошая коллекция фотографий, что показала недавняя выставка в музее немецкого города Виттена?
Яков: Коллекция фотографий у нас на втором месте, хотя есть уникальные снимки 50-60-х годов. Вообще по объему самая большая часть нашего собрания - это коллекция "второго русского авангарда". Если ее сравнивать с другими коллекциями русского неофициального искусства, то количественно она не самая большая. Например, в американской коллекции Доджа число работ достигает нескольких тысяч. Но с точки зрения качества наше собрание одно из лучших, и это не мои слова, так говорят многие знатоки этого искусства.
- Это очевидно, ведь у вас представлены почти все важные художники русского неофициального искусства, причем многие из них своими классическими работами. Как же вам удалось собрать такую коллекцию? Вы ведь не ездили в Россию, а русские художники редко оказывались в Западной Германии?
- Мы решили собирать эти вещи где-то году в 66-67-м. Узнали от наших друзей - чешских искусствоведов, что в России, за "железным занавесом", есть какое-то новое искусство. Купили с их помощью первые работы, решили собирать их, хотя не имели понятия, что там происходит, кто эти люди, художники ли они вообще?! Покупали медленно, ведь открытых официальных путей не было.
- То есть получается, что сами художники в общении с вами видели шанс, пусть это и звучит высокопарно, послать на свободу те работы, которые им хотелось бы сохранить, увидеть на выставках. И нередко это оказывались принципиально важные для художника вещи!
Кенда: Получается, что так. Коллекция собиралась как бы в подполье, никто из нас своим выбором на процесс не влиял, да и в России никаких особых советников не было. Вывозились работы тоже самыми фантастическими путями. Например, из более ранних работ много произведений на бумаге, потому что это можно было легче вывезти. Холстов сначала было меньше, их вывезти было трудно. Или же ехали студенты, привозили нам работы, не зная, что везут... Художники сами дружили с некоторыми дипломатами и, зная, что, скажем, некий немецкий дипломат, культурный атташе посольства, через 2 месяца уезжает, просили взять работы для Бар-Гера... Вот тогда уже стали приходить большие холсты.
- Была ли какая-то динамика процесса? Более тяжелые или более легкие периоды в собирании коллекции?
Яков: За 30 лет времена, конечно, менялись. Относительно "мягче" стало в конце брежневской эпохи. Тогда уже западные журналисты привозили из Москвы много информации. Художников сначала мы знали по фотографиям, потом впервые приехали на Запад Михаил Гробман и Анатолий Брусиловский и стали с нами лично общаться. Так мы узнавали все больше имен и течений в московском авангарде... Но все-таки мы не можем сказать, что знали, что покупали. То, что это искусство интересно и представляет ценность, мы, может, уже и начали понимать, особенно моя жена, но не имели возможности ни выбирать, ни высказывать желания. Нам просто хотелось поддержать этих художников "подполья".
- Но ведь в такой ситуации у вас должно было оказаться много просто случайных работ?
Кенда: Это удивительно, но за все годы у нас оказалось только 3 случайные работы, каких-то никому не известных художников, и никто из "старожилов" не может атрибутировать их. Одна из них вроде бы даже участвовала в бульдозерной выставке, но все также осталась без авторства.
- В последние 5 лет ваша коллекция триумфально прошествовала по 10 крупным музеям России и Европы, в том числе Германии, Австрии, Италии. Но это выставочное турне началось лишь в 1996 году. Почему вы так долго не показывали свою коллекцию?
Яков: Важно было осмыслить значимость того, что же все-таки мы собрали за 30 лет. А это мы смогли сделать лишь на некоторой временной дистанции. В 1988 году я впервые съездил в Россию, а Кенда поехала туда еще через год. Мы чувствовали, что у нас, так сказать, были стены и крыша "здания" коллекции, а фундамента не было, и потому мы поехали встречаться с художниками, искусствоведами, журналистами.
Кенда: Мы, конечно, еще в 70-е годы давали вещи на выставки. Например, на знаменитую выставку "Прогрессивные течения в московском искусстве. 1957-1970" в Бохуме, которая на три четверти состояла из работ из нашей коллекции. Ее куратор Шпильман уже тогда знал, как это собрание ценно.
- Расширяется ли коллекция "второго русского авангарда" сегодня? Я думаю, что после ее показа в Европе и России, начиная с 1996 года, когда известность вашего собрания сильно возросла, многие художники считают за честь продавать или дарить вам работы?
- Мы в принципе считаем наше собрание, как говорят коллекционеры, "закрытым". Разумеется, время от времени появляются новые работы. В нашем собрании 57 послевоенных русских художников, а было немного больше. Но это коллекция работ именно 1955-1988 годов, и она в целом укомплектована. У нас дома висят работы 90-х годов, но они не относятся к собранию.
- Каково же будущее вашей коллекции? В немецкой печати появились сообщения, что вы хотите передать все ваше собрание в новый международный Музей гонимого искусства в израильском городе Раанана.
Яков: Ее нельзя делить, иначе она теряет свой смысл. Нам известно, что разные музеи хотели бы иметь нашу коллекцию у себя. Но, честно говоря, мы нигде - ни в России, ни в Германии - не видим полной гарантии того, что собрание останется именно "коллекцией гонимого искусства". И вот не так давно мы встретились в Израиле с мэром города Раанана. Мэр сказал, что он готов построить специальное новое здание для Музея гонимого искусства. Мы со своей стороны организовали в Германии общество поддержки нового музея. Надеемся, что через 2-3 года он будет построен и туда войдет и немецкое, и испанское, и русское искусство из нашего собрания. По-английски это будет называться "International Museum for Persecuted Art".
- Но пока ваше собрание частично путешествует по миру, частично ждет своего "выхода из запасника"? Где и как вы храните все эти сотни произведений? Как вы работаете с вещами?
Кенда: Наше собрание хранится на специально оборудованном складе с подходящими для хранения произведений искусства условиями, куда мы время от времени приходим, чтобы найти вещи, требующиеся на выставки, или что-то проверить.
- А ваши дети интересуется искусством? Продолжают ли они ваше увлечение?
Яков: Все трое любят искусство, а одна дочь даже искусствовед по образованию и работала несколько лет в музее в Израиле заместителем директора по науке. Но все они, как только начинается разговор о передаче коллекции, говорят, что для них это слишком большая ответственность. Говорят, дарите ее куда угодно, но не оставляйте эту заботу нам!
Ну что же, мы и будем о ней дальше заботиться, пока не отдадим в надежные руки!
Кельн
