Сергей Кез БЕРНХИЛЬД Халенмайер вполне можно записать в племя энтузиастов и чудаков. Шесть лет назад она поселилась на острове Ольхон в бурятской деревушке Харанцы, которую невозможно отыскать даже на карте Иркутской области. Из окна неказистого домика Бернхильд - на острове из-за труднопроизносимого имени ее все зовут Симоной - виден великолепный песчаный пляж. Изо дня в день она может слушать рокот байкальской волны. В Германии, в небольшом городке, что в сотне километров от Ганновера, Бернхильд оставила большой дом, ухоженный сад, в котором растут даже апельсиновые деревья, а еще троих сыновей, кучу знакомых и по большому счету всю свою прежнюю жизнь с необходимым набором цивилизационных благ.
В Харанцах же тяжело даже аборигенам. Наиболее удачливые из них давно уже или покинули Ольхон, или перебрались в центральный поселок острова. В деревеньке, например, месяцами не бывает света. Телеграмма до Харанцов может идти неделю. О телефоне мечтают. Хлеб завозят раз в неделю. Вдобавок ко всему в Харанцах нет даже фельдшерско-акушерского пункта. В местной начальной школе, которую опекает Симона, учеников по пальцам можно пересчитать.
Летом еще куда ни шло - берег буквально усыпан туристами со всего света, и население деревни резко возрастает. Иное дело межсезонье, когда Байкал готовится надевать зимнюю шубу. Тогда связь с материком прекращается полностью. Уходит на отстой и ремонт паром "Дорожник", и все ждут, когда нарастет лед достаточной толщины - для прохода автомашин.
Еще четыре года назад, вспоминает Бернхильд, в этот период выручала малая авиация. Теперь же, поскольку денег на нее в областной казне нет, появление над островом обычного "кукурузника" местные жители воспринимают едва ли не как "летающую тарелку".
В такую вот глухомань в 1994 г. и приехала по туристической визе Бернхильд. Вспоминая о первых впечатлениях, она и сейчас не может побороть волнения и начинает мешать русские и немецкие слова. Тогда на помощь приходит муж - Леонид Малиновский.
Никаких кнопок
С ним, кстати, связана отдельная, не менее любопытная история. С Леней Симона познакомилась в 1993 г. - через несколько лет после смерти своего первого мужа, который был пастором. Знакомство состоялось в Белоруссии, где им пришлось работать вместе над реализацией международного проекта по переселению людей из Чернобыльской зоны. Затем несколько месяцев Леонид находился на стажировке в Германии. Там и сложился союз.
А когда-то Леонид, геофизик по образованию, работал на Сахалине, затем в Минске конструктором и уже в зрелом возрасте окончил строительный техникум. Одним словом, за таким не пропадешь - не одна, так другая специальность выручит. Печь для семьи он, например, сложил собственными руками.
Но сначала молодожены неделю прожили в палатке на берегу Байкала, очарованные неповторимой красотой здешних мест. Потом решили: надо за год построить себе дом. Однако сделать это столь быстро не удалось, и жилье пришлось снимать. Зато сегодня их собственный дом вырос уже под крышу - идет его внутренняя отделка. Свежим деревом желтеют пока еще не достроенные гараж, баня, сарай, хотя рабочих рук для строительства явно не хватает. Рядом высится и каркас мастерской. Неподалеку - рукотворные террасы ("амфитеатр", как говорит Симона). На одной из ступенек Леонид разместил десятка два дикорастущих растений, в том числе и эдельвейсы, которые еще сохранились на Ольхоне.
Нынешний уклад жизни его жены мало чем отличается от деревенского. По делам она сначала, правда, носилась на юрком немецком микроавтобусе, теперь пересела на "Ниву". А вообще-то большую часть времени забирают огород, готовка пищи, стирка. И, кажется, ей нравится такая простота деревенской жизни: "Надо тебе воды - сходи принеси. Стало холодно - затопи печь. И никаких кнопок".
Питается семья в основном тем, что дает земля. На грядках несколько сортов капусты, моркови, свеклы. Есть и картофельный участок. Не знаю, как насчет остального, но помидоры у Симоны отменного вкуса. В двух больших теплицах вызревают перцы, томаты, огурцы. Еще выручает тайга - в ней запасают на зиму бруснику и грибы.
Мяса, кстати, супружеская пара не употребляет совсем, а рыбу - изредка. Пробовала как-то Симона приохотить односельчанок к овощным блюдам, но попытка не удалась - на приготовленный ужин пришли всего две женщины. Здешним жителям больше по вкусу мясо и рыба, молочные продукты.
Не унижайте красоту
Но не только ради красоты байкальских пейзажей и спартанской простоты бытия поменяла Бернхильд так круто свою судьбу в далеко не юном возрасте. Она, например, совершенно бескорыстно опекает маленьких островитян. Два или три раза в неделю появляется в хужирском интернате. Занимается с ними музыкой, помогает готовить уроки. Ребятишкам из самых бедных семей порой приобретает одежду.
Каждый раз, возвращаясь из Германии (а бывать там приходится несколько раз в год), Бернхильд привозит на Ольхон много подарков: краски, карандаши, перевязочный материал, шерстяную пряжу. В один из своих приездов на родину она обратилась через газету к соотечественникам: помогите сибирским детям. Недели две ее телефон разрывался от звонков. Люди предлагали столько, что на перевозку потребовались бы фургоны. В Сибирь в итоге отправились только ткацкий станок, пряжа, коньки, краски и карандаши. И не только потому, что за каждый килограмм гуманитарной помощи российские таможенники требуют восемь марок.
Дело и в той философии, что исповедует Бернхильд: "Остров можно завалить готовыми вещами, теми же тряпками, но тогда люди привыкнут к помощи, а это плохо. Другое дело - пряжа, ткани. Из них человек сам способен что-то изготовить. У людей надо развивать инициативу". На взрослых у Симоны надежды мало, а потому она больше работает с детьми. Исподволь во время занятий по рукоделию она не только учит их прясть, но и пытается воспитывать. Профессиям столяра, плотника собирается обучать местных ребятишек и Леонид: "Как только дострою мастерскую, так и начнем".
Правда, только вдвоем супруги всех островитян облагодетельствовать не могут. А потому Бернхильд искренне удивляется, почему в России плохо развита благотворительность, спонсорство: "Была я как-то в одной богатой иркутской фирме, рассказала о здешних проблемах. О том, например, что в интернатской столовой не хватает обыкновенных стульев и дети, случается, едят стоя. Час расписывала беды. А в ответ услышала отказ - остров, мол, далеко, у нас и своих просителей хватает".
Однако, будучи деятельной натурой, Симона не только возмущается и недоумевает. Жителям Харанцов уже стали привычными ее рейды с ребятней по местам отдыха: "Мне так жаль, когда приезжие туристы унижают такую красоту. Ходим, уговариваем не оставлять банки и бутылки. Частенько и сами убираем за ними".
В октябре Бернхильд с мужем собирается в Германию. До закрытия переправы они планируют вернуться обратно. К грозному в это время Байкалу, к своим подопечным, к байкальским эдельвейсам. Весной Симона намерена свозить местных школьников-бурят в Улан-Удэ - в Академический театр оперы и балета: "Они должны знать свою культуру, не забывать язык┘"
А в прошлый раз Симона вернулась из Германии с хорошей новостью: богатый и добрый человек согласился проплатить учебу в высшем учебном заведении ольхонскому выпускнику. Выбор пал на Нину, которая поступила в Московский институт гражданской авиации. Все пять лет девушка будет получать специальную стипендию. На следующий год у Симоны есть еще один кандидат (он сейчас учится в одиннадцатом классе) - Алеша. А потом надо будет помочь и Свете.
остров Ольхон,
Иркутская область
